Золото Спарты - Касслер Клайв. Страница 45

Как только они вошли, мужчина в угловой кабинке встрепенулся, изучал их долгих пять секунд, а затем снова уткнул нос в меню. К ним подошла официантка, одетая в национальный костюм — ярко-красную юбку и белую блузку. Сэм улыбнулся, кивком указал на мужчину, и они стали пробираться между столов к его кабинке.

— Мистер Богуслав? — спросила Реми по-английски.

Мужчина оторвал взгляд от меню. У него были редеющие седые волосы и мясистый, картошкой, нос, который выдавал в своем обладателе сильно пьющего человека.

— Я Богуслав, — кивнул он. — А вы мистер и миссис Джонс?

— Они самые.

— Прошу, садитесь.

Они сели.

— Хотите что-нибудь? Поесть? Выпить?

— Спасибо, нет, — сказала Реми.

— Собираетесь забраться в Хотын?

— Мы этого не говорили, — ответил Сэм. — Мы писатели. Пишем книгу о Крымской войне.

— Да, ваша помощница мне сказала. Кстати, сразу заметно, сильная женщина.

Реми улыбнулась.

— Она у нас такая.

— А книга, которую вы пишете, — она об осаде Севастополя или о Второй мировой?

— И о том и о другом.

— Вам нужны особые подробности. Готовы заплатить?

— Зависит от того, какие именно подробности вы готовы нам предоставить, — ответил Сэм. — И оттого, насколько они особые…

— Сперва скажите вот что: вам известно, кто нынешний владелец особняка?

Реми пожала плечами.

— Нет, а это важно?

— В девяностые годы Хотын приобрел один нехороший человек. Бандит. Зовут его Бондарук. Теперь он там живет. Много охраны.

— Спасибо за информацию, но мы не собираемся проникать внутрь, — солгал Сэм. — Расскажите о себе. Откуда вам столько известно об этом месте? Надеюсь, не только из чертежей…

Богуслав ухмыльнулся, блеснули три железных зуба.

— Нет. Гораздо больше. Понимаете, после войны, когда мы выдворили отсюда немцев, меня распределили сюда. Я был поваром, готовил для одного генерала. Потом, в пятьдесят третьем, переехал в Киев и поступил в университет на исторический, параллельно устроившись туда на работу. Начинал уборщиком, постепенно поднялся до младшего научного сотрудника. В шестьдесят девятом, когда правительство решило разместить в Хотыне музей, университету было поручено разработать проект. Я поехал туда в числе группы, занимавшейся землемерной съемкой. Провел внутри целый месяц, составляя карты, фотографируя… У меня сохранились все записи, все рисунки и снимки.

— И чертежи тоже?

— Да, и чертежи.

— Проблема в том, — сказала Реми, — что с тех пор прошло сорок лет. За столь долгий срок многое могло измениться. Кто знает, может, новый владелец перестроил дом?

Богуслав расплылся в лукавой улыбке и поднял вверх палец.

— Ха! Новый владелец, Бондарук, нанял меня в прошлом году. Он хотел, чтобы я вернулся в Хотын и проконсультировал нанятых им реставраторов. Он хотел переделать особняк в соответствии с первоначальным видом. Я провел там две недели. Не считая внешней отделки, ничего не изменилось. Я свободно ходил по дому, практически везде без сопровождения.

Сэм и Реми покосились друг на друга. Когда Сельма рассказала о предложении Богуслава, они первым делом подумали, что Бондарук готовит им ловушку, но, поразмыслив, пришли к выводу, что это маловероятно, в первую очередь из-за «закона об обратной взаимосвязи власти и чувства собственной неуязвимости», выведенного Сэмом, но еще и подругой причине. С самого начала путешествия их терзали сомнения: а что, если Бондарук, у которого из-под носа уплывают все ниточки, ведущие к разгадке в охоте за «золотом Наполеона», решил загрести жар чужими — а точнее, их — руками? Такая вероятность была, но это ничего не меняло.

И все-таки их интересовали мотивы самого Богуслава. Запрашиваемая им сумма — пятьдесят тысяч украинских гривен, или десять тысяч долларов, — казалась слишком незначительной, если учесть, что сделает с ним Бондарук, когда предательство раскроется. Сэм и Реми подозревали, что архивариус находится в отчаянном положении… Но что именно заставляло его так рисковать?

— Почему вы нам помогаете? — спросил Сэм.

— Ради денег. Я хочу поехать в Триест…

— Нам говорили. Но зачем вам связываться с Бондаруком, если он такой страшный человек…

— Он очень опасен.

— Тогда зачем рисковать?

Богуслав медлил с ответом. Он крепко сжал губы и вздохнул.

— Вам известно название Припять?

— Городок недалеко от Чернобыля, — отозвалась Реми.

— Да. Моя жена, Олена, жила там в юности. После взрыва ее семья переехала одной из последних. Теперь у моей жены… рак яичников.

— Нам очень жаль, — сказал Сэм.

Богуслав обреченно пожал плечами.

— Она всегда мечтала побывать в Италии, пожить там, и я обещал, что когда-нибудь отвезу ее туда. Пока она жива, я должен выполнить обещание. Бондарука я могу предать, а свою жену — нет.

— А вдруг вы пойдете к Бондаруку и сдадите ему нас с потрохами за более высокую цену? Что вас удерживает?

— Ничего. Если не считать того, что я не дурак. Как вы себе это представляете? Я подойду к нему и скажу: «Я тут собирался вас предать, но если вы заплатите мне больше, я, так и быть, обещаю этого не делать»? Бондарук не торгуется. Последний человек, который пытался на него надавить — был тут один жадный милиционер, — бесследно исчез вместе со всей семьей. Нет, друзья мои, мне проще иметь дело с вами. Меньше денег, зато я хотя бы успею ими воспользоваться.

Сэм и Реми обменялись взглядами и снова повернулись к Богуславу.

— Я вас не обманываю, — сказал он. — Заплатите мне, и даю слово: вы будете знать о Хотыне больше, чем сам Бондарук.

Глава 35

Склонившись над штурманским столом в тусклом мерцании красной лампы, с зажатым в зубах карандашом, Реми пыталась при помощи компаса и циркулей вычислить точные координаты их судна. Начеркав столбец вычислений на полях карты, она обвела в кружок точку на линии курса и выдохнула:

— Мы на месте.

Вместо ответа Сэм, который стоял за штурвалом, заглушил двигатели. Рыболовецкий траулер, снижая скорость, плыл сквозь туман, вода с шипением разбегалась от бортов. Наконец судно остановилось. Сэм вылез из рубки, скинул якорь и вернулся внутрь.

— Маяк должен быть по левому борту, — сказала Реми, подходя к окну и вставая рядом.

Сэм поднес к глазам бинокль и принялся вглядываться в даль. Поначалу он не увидел ничего, кроме тумана, но вскоре вдалеке, едва заметный на таком расстоянии, медленно замигал белый огонек.

— Молодчина, — похвалил жену Сэм.

Эта точка, в трех милях от маяка, являлась ключевым пунктом их сегодняшнего маршрута, и поскольку снятое напрокат судно не было оснащено системой навигации GPS, Сэму и Реми приходилось полагаться на точность расчетов. Используя данные о курсе, скорости и некоторые узнаваемые ориентиры, появляющиеся на экране радара, они вручную проложили курс.

— Если бы это было самым сложным… — отозвалась Реми.

— Ладно, пойдем готовиться.

Прошлой ночью, согласившись на предложение Богуслава, после звонка Сельме, которая подтвердила, что нужная сумма была перечислена на его счет, они с украинцем доехали до вокзала Балаклавы и подождали в машине, пока он заберет кожаную сумку из камеры хранения. Быстрый осмотр содержимого сумки подтвердил, что Богуслав не солгал. Одно из двух: либо рисунки, пометки, фотографии и чертежи были настоящими, либо они имели дело с профессиональным мошенником.

Вернувшись в Евпаторию, где находилась их гостиница, Фарго разложили бумаги на кровати и приступили к работе — под чутким присмотром Сельмы, наблюдавшей за ними через глазок веб-камеры. Примерно через час, сверив всю известную им информацию, они уже не сомневались, что документы Богуслава подлинные. На чертежах были отмечены каждый вход, каждая лестница и каждое помещение в особняке, но что важнее, здесь содержались сведения о туннелях Богдана Абданка. Под Хотыном расположился целый муравейник из ходов, комнатушек, туннелей и выходов, разветвлявшихся от склона утеса, где когда-то выгружали груз, в глубь скалы. Некоторые из туннелей выходили на поверхность почти в миле от здания особняка.