Кодекс Люцифера - Дюбель Рихард. Страница 4
– Да, – согласился отец. – Это было самое ужасное наказание за подобный грех. Аббат согласился. Однако вечером первого же дня монах понял: он умрет задолго до того, как закончит свой труд, и впал в отчаяние.
– Аббат его выпустил?
– Нет.
– Но ведь ему давали есть и пить, чтобы он прожил подольше?
– Андрей, этого человека замуровали. Что бы он ни делал, что бы ни кричал, снаружи никто не мог его услышать. Они должны были открыть камеру лишь тогда, когда пройдет достаточно времени, чтобы с уверенностью сказать: он мертв.
– Но что он мог там делать, этот бедный монах?
Отец Андрея едва заметно улыбнулся.
– Он молился.
– Но…
– Довольно. Как он мог молиться, если потерял веру? Знаешь ли, чтобы сохранить надежду на лучшее, нужна вера. А вот чтобы понять, что на свете есть и зло, вера не нужна – человеку и так это известно, если он хоть немного знает мир.
– Ты хочешь сказать…
– Да. Монах молился дьяволу.
– Святая Мария, Матерь Божья, храни нас от всякого злого духа, – выкрикнул Андрей в точности так, как это делала его мать.
Отец отвел глаза.
– И это значит, – сказал он наконец, – что дьявол в результате пришел в камеру монаха. А поскольку зло всегда приходит быстрее добра, то я не могу отрицать подобную возможность. Дьявол предложил помочь монаху и написать его труд вместо него. За это он не просил никакой награды, ведь душа инока и так ему уже принадлежала, а то, что большинство прочитавших эту книгу потеряют веру в Бога и обратятся к Сатане, показалось ему достаточной платой. Монах передал дьяволу свои знания, и властелин ада приступил к работе. Когда на следующее утро замурованный пробудился от беспокойного сна, на кафедре уже лежала полностью написанная Книга.
Андрей молчал.
– Однако… – сказал отец.
– Однако что?
– Монах облапошил дьявола.
Андрей ахнул от изумления.
– Несчастный знал, что дьявол извратит все то, что разоблачает его, поскольку заботится лишь о том, чтобы с помощью распространения знания сеять гибель. Поэтому монах принялся за дело и спрятал на трех страницах Книги ключ ко 'всем извращенным, перекрученным словам, которые написал дьявол: он оставил людям пояснение, как именно следует читать этот завет Сатаны. Потом он изобразил дьявола в середине Книги, чтобы предупредить всех тех, кто сдавался, ложился и умирал. Когда много дней спустя другие монахи разломали стены, то пришли в ужас. Книга лежала там, как и было обещано, но труп убийцы их братьев по вере оказался таким же обгоревшим, как и его жертв, которых он обрек на гибель от пламени.
Андрей издал испуганный крик. Глаза его отца сверкали, отражая свет немногочисленных плошек с жиром, мерцавших в корчме и вносивших свою лепту в запах подгоревшей еды, повисший под потолком. Большинство других постояльцев уже уползли в спальни или храпели, прямо здесь упав под стол.
– Тот, кто был особенно достойным или мудрым человеком, получал право изучать Книгу, – прошептал отец Андрея. – Как ты считаешь, откуда пришли все успехи, все новые идеи, постоянно возникавшие и мерцавшие в темноте времени? Как ты считаешь, откуда пришло первое знание алхимии?
– Из Книги?
– А откуда пришли все ужасные планы, войны, нетерпимость, гонения, убийства, плохие Папы и злые господа? Постепенно заполучить Книгу становилось все труднее, и само знание о ней было потеряно.
– А откуда вам все это известно, батюшка?
– Еще до того, как я встретил твою мать, и до того, как родился ты, мне как-то повстречался один старый алхимик… – Отец Андрея на одно крошечное мгновение замолчал в нерешительности. – Я встретил его в темнице в Вене, если хочешь точно знать, куда меня привела немилость плохих людей. Однако этому старику повезло еще меньше, чем мне: его приговорили к сожжению на костре. В ночь перед экзекуцией он и поведал мне эту историю.
– И вы ему поверили?
– Разумеется, я ему поверил. Ученые не опускаются до лжи, а несчастный к тому же стоял одной ногой в могиле. – Отец скривил губы в улыбке, его глаза сияли. – Мне пришлось поклясться, что я никому не открою его тайну. И я сдержу свою клятву. Но как только я получу Книгу, все знание, все тайны творения будут принадлежать мне – мне, ученому! И я не просто зажгу крохотный огонек во мраке, нет, я устрою огромный пожар, и он начнет новую эру, где сгорят все невежество и все суеверия, и люди заживут в свете науки! Все это создаст мой труд, мой труд!
– Так вы знаете, где находится этот Кодекс, батюшка?
– Его снова запрятали в том же монастыре, где он и был записан.
– А вы уже выяснили, что это за монастырь?
– Помнишь ли ты ту деревню, на севере, на окраине города в скалах, окруженного лесами?
– Ту, в которой мы сбежали с постоялого двора прямо посреди ночи, не заплатив по счету?
– Ну же, юноша, я просто хотел избавить доброго хозяина от необходимости ругаться со мной на следующее утро из-за денег.
– Однако вы при этом прихватили еще и ветчину, и мешочек с мукой из кладовой.
– Я хотел избавить его от необходимости ругаться еще и по этому поводу.
– А матушка говорит, что мы обманули этих людей.
– Так ты хочешь знать, где находится этот монастырь, или нет?
– Он недалеко от той деревни?
Отец Андрея фыркнул и покачал головой.
– Помнишь того деревенского священника?…
– А, этого ужасного пьяного типа!
– Мне, конечно, немногое известно о жизни деревенского священника, особенно в таком медвежьем углу, как этот. Но я в состоянии себе представить, что там люди не отказываются от дармовой выпивки.
– От вас он очень много дармовой выпивки получил, батюшка.
– Да, парня недолго уговаривать пришлось.
– И от ссоры из-за денег за выпивку вы хозяина тоже решили…
– …но старый выпивоха стоил каждого глотка, который я в него влил.
– Он открыл вам, где находится монастырь?
Лицо отца искривилось в ухмылке.
– И где же он, батюшка?
Отец ткнул пальцем в сторону ледяной ноябрьской ночи за окном. В его глазах, как в зеркале, отражались огоньки, горевшие в плошках с рыбьим жиром. Ухмылка на губах становилась все шире. Игра теней исказила лицо, и Андрей перестал узнавать отца.
– Завтра ты, как мы и договаривались, спрячешься возле их ворот и будешь ждать, пока я не брошу тебе библию дьявола.
3
Приор Мартин мог бы оказаться первым, вошедшим во двор монастыря, если бы не задержался у мертвого монаха возле выхода. Пока он нагибался, чтобы рассмотреть черную рясу, валявшуюся небрежной кучей на каменном полу, оба послушника, которых он привез из Браунау, пробежали мимо него и выскочили во двор. Мартин схватил съежившуюся фигуру за плечо, перевернул ее и тут же отшатнулся. Там, где раньше было лицо, зияла ужасная рана. Череп был рассечен надвое. Приор подавил стон и почувствовал, как желудок поднялся к горлу. Голова покойника повернулась и легла приору на ноги, прежде чем он сумел оттолкнуть ее. Секунду он стоял как громом пораженный. Убийственный шум во дворе почти умолк; прошло какое-то время, прежде чем он услышал его снова за звуками непогоды и их горячей дискуссии в зале для собраний. Прошло еще несколько мгновений, в течение которых они растерянно переглядывались, прежде чем Мартин развернулся и поспешил прочь из зала, а за ним заторопились послушники. Простонав, Мартин вытащил ноги из-под головы мертвеца и содрогнулся от ужаса, когда тот опять повернулся и на пол хлынул поток крови, раздробленных костей и зубов. Приор прижался к стене и осторожно отошел подальше, едва ли замечая, что губы его движутся, как в молитве, подобрал полы сутаны и побежал дальше.
Снаружи он натолкнулся на стену из черных монашеских ряс. Чьи-то руки крепко схватили его; он начал прорываться через ряд людей. Всего их было пятеро; мертвец в коридоре был шестым в их группе, а седьмым Хранителем…
Вид огромного толстого послушника, которого остальные дразнили Букой, сидевшего теперь на коленях и пытавшегося совладать с приступами рвоты, в то время как другой послушник, худой парень по имени Павел, стоял рядом с ним с выражением ужаса на лице, расплывался у Мартина перед глазами, как и поле битвы, покрытое изуродованными, растерзанными телами. Но в то же время он понял, что седьмой Хранитель и был тем, кто заварил всю эту кровавую кашу. У Мартина было такое чувство, будто он падает в бездонную пропасть. Мелкий град хлестал его по лицу. Он вытер мокрые глаза. Седьмой Хранитель был почти на противоположном краю монастырского двора. Он вырвал свой топор из чьего-то тела, поднял оружие над головой и, вопя, помчался по направлению к монастырским воротам. Мартин не сомневался, что он пытался вырваться на волю – и если бы ему удалось выбежать за стены обители и достичь деревни по ту сторону скал, то именно там началась бы настоящая резня. Приор быстро развернулся.