Кодекс Люцифера - Дюбель Рихард. Страница 9

Мужчина сделал глубокий вдох. Он повращал головой из стороны в сторону и посмотрел на свое отражение анфас и в профиль. Выбрали его еще двенадцать дней назад, но лишь сегодня будет первый день истинного начала его деятельности на новом месте. И он изменит историю.

В огне лихорадки сгорел человек, которым он раньше был: кардинал Джанбатиста Кастанья, архиепископ Россано, апостольский нунций в Венеции, папский легат в Кельне, генеральный секретарь Священной канцелярии, Великий инквизитор. Сегодня утром он чувствовал себя очень счастливым, когда смотрел на это лицо, неожиданно ставшее ему незнакомым, и говорил себе: «Ты выполнил свой долг. Я благодарю тебя».

Существует мудрое изречение, согласно которому приступать к принятию решений сообразно новой должности человеку надлежит не ранее, чем через сто дней после своего назначения; до этого же момента к нему применимы слова Господа нашего: «Не ведают они, что творят». И на всех своих предыдущих должностях он неукоснительно следовал этому правилу. Сегодня же впервые почувствовал, что просто не имеет права ждать. Милость Господня и его собственная целеустремленность сплелись в единое целое и даровали ему оружие, с помощью которого он мог победить злобность, глупость и иноверие, с его помощью он мог загнать в ловушку самого дьявола, противника Бога. Раньше он иногда колебался, потому что боялся своих собственных решений. Но сегодня утром он не чувствовал ничего, кроме уверенности в своей избранности.

Мужчина почувствовал, как его охватило благоговение, от которого у него перехватило дыхание и сильно заколотилось сердце. Неожиданно ему показалось совершенно невозможным разъединить семьдесят прожитых лет. Но это было необходимо. Джанбатиста Кастанья исчезнет сегодня навсегда; вместо него родится новый человек.

– Ты и вправду хочешь это сделать? – спросил он свое отражение. – Как долго ты этого ждал? Как сильно надеялся на это? Ты уверен, что оно не поглотит тебя?

Отражение не ответило ни на один из вопросов.

Он надел красную шапочку с белым меховым околышем. Сентябрьская жара с такой силой навалилась на Рим, что ощущалась даже здесь, за толстыми стенами, окружавшими его, но camauro [7] придавал ему уверенности.

– Да поможет вам Бог, ваше святейшество, – прошептал он, обращаясь к своему отражению.

Папа Урбан VII повернулся и вышел из комнаты, чтобы вступить в контакт с дьяволом.

Главный архивариус Орнальдо Учелло низко поклонился и попытался встать перед входом в Сикстинский зал библиотеки Ватикана. Папа Урбан остался стоять и ответил на приветствие. Он заметил, что взгляд главного архивариуса переходит от одного сопровождавшего его швейцарского гвардейца к другому, пока наконец не остановился на стамесках в руках обоих молодых людей.

– Я благодарю Бога за то, что вновь вижу вас в добром здравии, святой отец. К сожалению, никто не сообщил мне о вашем визите, – тихо произнес Учелло. – Прошу простить мою небрежность.

– Нет никакой небрежности, – ответил Урбан. Он окинул взглядом вестибюль библиотеки. Ему никак не удавалось унять бешеный стук своего сердца. Урбан подумал, что этот стук, наверное, слышит даже главный архивариус. – Мы давно не бывали здесь.

– Такая честь, что святой отец в такой ранний час…

– Эти молодые люди, – перебил его Папа, – студенты?

Учелло смущенно кивнул.

– У них есть специальное разрешение на работу с определенными документами, чтобы улучшить свои знания или осветить определенную тему, и…

– Не будете ли вы столь любезны отослать их отсюда? – спросил Урбан.

Учелло беспомощно моргнул.

– Отослать, святой…

– Да. Мы бы хотели, чтобы здесь никого не осталось. – Папа улыбнулся молодым людям, большинство которых отвернулись от своих пюпитров и тайком рассматривали его. Беседа между Папой и главным архивариусом велась так тихо, что никто из студентов не мог разобрать ни единого слова. Один из них нерешительно улыбнулся в ответ. Улыбка Урбана стала еще шире, и он кивнул. Молодой человек покраснел от гордости и ревностно перекрестился. – Скажите им это. Сейчас же.

Урбан смотрел, как главный архивариус бредет к своей кафедре, берется за нее обеими руками, чтобы вернуть себе самообладание, и наконец бормочет:

– Святой отец желает остаться здесь наедине с самим собой и своими мыслями. Пожалуйста, перейдите в Латинскую библиотеку и присядьте…

– Нет, – громко возразил Папа. Все головы немедленно повернулись к нему. Он снова улыбнулся. – Сыновья наши, мы хотим попросить вас покинуть на сегодня Сант-Анжело. Заканчивайте свои занятия. Мы благодарим вас и вверяем вас и вашу работу Божьей милости.

Студенты недоуменно переглянулись. Урбан видел, что они колеблются и бросают вопросительные взгляды, требующие объяснений, на главного архивариуса Учелло, понимавшего ситуацию еще меньше их; наконец они собрали свои вещи и молча направились к выходу. Когда пришли еще два швейцарских гвардейца, студенты расступились и принялись перешептываться. Урбан безучастно ждал, пока гвардейцы подойдут к нему.

– Полковник Зегессер, мы желаем, чтобы вы и ваш капитан лично позаботились о том, чтобы никто не смог войти в это здание. Оба ваших гвардейца помогут нам в нашей работе в тайном архиве. Вы уже исповедались, как мы вам приказывали?

Командир гвардейцев кивнул. Урбан с удовлетворением констатировал, что мужчина не задал ни единого вопроса о том, почему ему и его офицерам было приказано нести этот караул. Он взял полковника под руку и отвел его на несколько шагов в сторону. Взгляд Орнальдо Учелло последовал за ними, хотя сам он остался за кафедрой.

– Очень важно, чтобы на ваших людях не было греха. Когда все закончится, выплатите обоим жалованье, которое бы соответствовало сумме, полагающейся за двадцать пять лет верной службы, увольте их и отошлите домой. Позаботьтесь о том, чтобы оба получили высшие награды за отвагу и верность. Мы желаем, чтобы они отправились домой, в Швейцарию, сегодня же.

Глаза полковника пристально смотрели на него из-под шлема. Урбан выдержал этот взгляд.

– Мы можем положиться на вас, полковник Зегессер. Можем ли мы так же положиться и на вашего капитана?

– Он мой сын, – ответил полковник.

Офицер приложил три пальца к сердцу, развернулся и, чеканя шаг, вышел. Его сын последовал за ним без единого слова. Урбан подмигнул главному архивариусу. Орнальдо Учелло неуклюже приблизился к нему, тщетно стараясь убрать с лица выражение, говорившее, что он сейчас увидел, как развалился мир вокруг него, и теперь боится, что вот-вот разрушится и вселенная.

– Сопроводите нас, пожалуйста, глубокочтимый друг, – попросил Урбан. – Мы хотим кое-что показать вам.

Потолок Сикстинского зала поднимался перед ним, как чудовищных размеров сундук с сокровищем, и терялся в темноте своих сильно вытянутых сводов. Папы, святые и аллегорические фигуры застыли в центральном нефе, фрески на крестовом своде отсвечивали глубокой синевой или сверкали золотом. Пахло краской, влажным строительным раствором и свежим деревом от книжных шкафов, которые предшественник Урбана заказал специально для документов. Зал ничем не походил на прежний архив, на его разделение на латинскую, греческую, папскую библиотеки и тайный архив, на мрачные помещения, в которых даже при свете дня нельзя было обойтись без факела. Папа Сикст V правильно поступил, предприняв новое строительство. Однако и он, так же как и Урбан, провел в залах библиотеки достаточно времени, чтобы понять, что самый удивительный архив христианства срочно нуждался в больших помещениях.

Они остались вдвоем: он, Урбан, тогда архиепископ Россано, и Феличе Перетти, тогда секретарь римской инквизиции, быстро ставший Папой Сикстом V. Одному юному монаху-доминиканцу было поручено составить новый свод правил для пользования библиотекой, и, пока Феличе Перетти постоянно заглядывал ему через плечо и при каждом ужесточении правил пользования требовал еще более решительных мер, Урбан бродил по залам. Он вытаскивал что-то с полки тут, справлялся с чем-то по книге там, бесцельно рылся и поддался странному внутреннему чувству, что среди всех этих фолиантов, кодексов, свитков с письменами и запечатанных сундуков что-то позвало его. Папа Сикст все месяцы своего правления преследовал лишь одну цель: внедрить новый свод правил пользования библиотекой; он же, Урбан, его преемник, чувствовал себя избранным для того, чтобы создать новый свод правил для мира.