Князь Рус. Прорваться в Гиперборею; Князь Гостомысл — славянский дед Рюрика - Павлищева Наталья Павловна. Страница 13

– И ты об этом задумался?

– А кто еще?

– Рус давно уже задавал мне эти вопросы. Вы правы: хорошо, что в обозе много молодых, так легче идти, но плохо, что их некому учить… Исправить ничего нельзя, потому придется учить нам с тобой. И новому Роду нужен новый волхв.

– А… ты?

– Я уже стар, Словен, а чтобы стать волхвом, одного лета недостаточно.

– Кого? – просто поинтересовался князь, хорошо понимая, что старик уже все продумал.

– Хочу твоего сына Волхова. Он мальчишка способный, знает уже многое, если захочет, из него выйдет сильный волхв. Слово отца…

Конечно, самому бы князю волховать, но Словена никогда к этому не тянуло, а сын – это хорошо, потому согласно кивнул.

Немного поговорили о Волхове, потом князь все же поинтересовался:

– Почему Рус спрашивал тебя?

– Он тоже князь и заботится о Роде.

– Князь… – рассмеялся Словен. Нет, о Роде придется многие годы заботиться только ему.

– Ты почему Полисть обижаешь невниманием?

– Это она тебе пожаловалась? – У Словена заходили желваки.

– Ты плохо знаешь свою жену, Словен. Она никогда не станет жаловаться. И без жалоб вижу.

Не зная, что ответить, князь поморщился:

– Это с чего?

– У счастливой женщины глаза блестят, и она их блеск прячет, чтоб не сглазили. А у несчастной не блестят, но тоже прячет, чтобы не заметили.

– Так какая разница?

– Я заметил.

– Тебе показалось.

– Словен, Полисть хорошая женщина, если она тебе не нужна, отпусти к Русу.

– К кому?! – вытаращил глаза князь.

– Брату отдай.

– Зачем она ему?

– Рус давно на Полисть заглядывается, неужто не видишь?

– Он сам подсказал мне на ней жениться…

– Чтобы девушку от смерти спасти. Он не мог жениться без позволения князя как старшего брата, а ты мог, ведь ты был вдовцом.

Словену стало досадно. Полисть ему нравилась, хотел взять за себя, но не хотелось враждовать из-за жены с Хазаром. Но чтоб девушка и Русу нравилась, такого не замечал. Была еще одна причина досады – ревность к брату. Строптиво проворчал:

– Но и Полисть ко мне тянуло, сама говорила.

– Вот и не упускай этого. Не порть жизнь Полисти и себе, другой такой тебе не найти.

Тимар уже пожалел, что сказал Словену о Русе, теперь князь будет маяться ревностью. Но если сделанное можно переделать, то сказанного не воротишь, как ни жалей. Оставалось надеяться на разумность Словена.

– Князь, ты хоть со мной почаще советуйся, подскажу. Не бери все на себя, слишком тяжкая ноша. И не требуй от людей невозможного.

Трудно сказать, что из услышанного понял Словен, наверное, все, но запомнил больше слова о брате и своей жене. Вот это беспокоило Тимара. Позвал к себе Илмеру.

О чем так долго беседовали волхв и сестра князей, не знал никто, но, видно, были причины.

Когда куда-то отходил мальчишка, все взрослые, заметившие это, с тревогой следили за ним глазами, все же вокруг чужие земли. Если взрослый человек – глядели спокойней. А когда на берег реки удалился Тимар, никто и внимания не обратил. Волхву людская толпа помеха, ему одиночество нужно, чтобы с богами говорить. Он да Илмера уходили и появлялись вдруг и жили словно своей жизнью. Она не была отдельной от обоза, но оба никого в нее не пускали. Даже Волхова, который теперь вечно крутился подле Тимара.

Волхв действительно удалился от людей, чтобы вести неспешные беседы с себе подобными. Усевшись на камне, он достал из кожаного мешка какие-то фигурки, разложил, некоторое время внимательно смотрел на них и переложил иначе. Если бы кто-то подсмотрел со стороны, показалось бы, что Тимар разговаривает сам с собой. Он спрашивал, снова переставлял фигурки, к чему-то прислушивался, еще и еще раз перекладывал… В конце концов достал из мешка старательно свернутый длинный кусок коры и принялся что-то выводить на нем угольком.

– Здесь я тебя подожду…

Казалось, это был только шепот ветра, колышущего кусты неподалеку, но Тимар кивнул:

– Я постараюсь, Молибог. Я очень постараюсь…

Зря Тимар думал, что его никто не видит: стоило старику взяться за свой мешок, как от обоза в ближайшие заросли ужом скользнул Волхов. Дождавшись, пока его учитель отправится на берег, мальчик поспешил следом, таясь и прячась, но не упуская Тимара из вида. До камня на берегу Волхову удалось добраться незамеченным, но только тогда, когда волхв уже заканчивал. Правда, мальчик все же услышал имя Молибог. Кто это? Любопытно, но как спросить у Тимара? Поймет ведь, что подглядывал, и больше не станет учить. А Волхову уже очень понравилось знать то, чего не знают остальные, уметь больше других, но главное, понравился тот страх, который появлялся в глазах мальчишек, стоило ему напомнить, что учится у волхва. Тимара любили и не боялись, а вот Нубуса побаивались, Волхов хотел стать таким, как Нубус. Однажды он спросил у Тимара, кто сильнее, он или Нубус. Волхв долго смотрел в глаза мальчика, не позволяя отвести взгляд, потом покачал головой:

– Не о том мысли держишь, Волхов… Всяк волхв по-своему силен, кто в чем, да только есть те, кто всем правит. И те, кто им супротив.

– Как это?! – ахнул мальчик.

– Светлые силы есть и черные. Волхвы со светлыми знаются, а потому и страха перед ними не должно быть. Страх, он спутник черных сил.

Значит, черные сильнее! – решил для себя Волхов. Это была первая ошибка Тимара, ему бы почувствовать ненужный интерес мальчика к темному, но волхв, хотя и опытный, не разглядел червоточину в душе ребенка, которому давал в подчинение огромные силы… Наступит время, и он едва сам не погибнет от этой силы. Но до этого было еще много лет…

А тогда Волхов возвращался от реки, уже не таясь. Если кто и заметит, то решат, что ученик был с учителем. Сам Тимар быстрым шагом достиг возов и скрылся в своем шатре – прятать заветный мешок. Волхов едва успел подумать, что надо бы как-нибудь заглянуть в сам мешок, хотя Тимар запрещал его даже касаться, и вдруг вскрикнул от боли и неожиданности! Пожалуй, больше от второго.

Его левое ухо цепко держали пальцы Илмеры, а голос шипел:

– Ты куда это ходил, племянник?!

– Ой-ой-ой!.. Я… у реки был…

– За Тимаром подглядывал?

– Нет, что ты, нет!

– Врать можешь отцу, он во все верит. Мне не смей! Тимару говорить пока не буду, но еще раз увижу – пеняй на себя!

Волхову хотелось огрызнуться, мол, что ты со мной сделаешь? Но Илмера сообразительная, добавила:

– Обездвижу, чтоб лежал на возу бревном, пока не поумнеешь!

В стан Волхов вернулся с красным от выкручивания ухом, полыхающими щеками и раздувающимися от злости ноздрями. Понимал, что против тетки никто, злился, что попался, что теперь придется оглядываться и на подозрительную Илмеру, и обещал сам себе, что наступит время, и тетке придется пожалеть о своей резкости!

Им повезло: чужаков видели лишь издали, было их немного и напасть не решились. Конечно, после этого внимание утроили, но все шло спокойно. Степь пропускала через себя искателей далеких земель, словно действительно понимая, что они не захватчики и садиться на чужой территории не собираются.

Родовичи приносили щедрые дары Солнцу, Небу, Матери-Земле, Воде и Богине-Матери, прося у всех заступничества и помощи в трудном пути. Их оберегали, если не считать поломок и мелких неприятностей, каких в любом пути, даже не очень дальнем, множество, больше ничего плохого не было.

Обоз тащился уже вторую луну. Куда идти, указывал Тимар. Первое время он позволял обходить все холмы и густые леса, уклоняясь на полудень. Каждый рассвет Тимар встречал одинаково: стоя лицом к восходящему солнышку с вытянутыми вперед раскрытыми ладонями, словно ждал подсказки и помощи. Наверное, так и было. Губы волхва шептали то ли просьбу, то ли обещание.

Однажды, внимательно посмотрев на большой кусок бересты, вытащенный из кожаного мешка, он вдруг объявил, что пора постепенно заворачивать на полуночь, иначе не попадут на нужную реку.