Пират Её Величества - Курочкин-Креве Николай. Страница 44

Но тут, в Нидерландах, его карьера могла закончиться позорнейшим поражением. Он не имеет сил, он не знает, как справиться с этим мятежом!

И тут ему сообщили, что в Проливе на эскадру, везущую деньги его войскам, напали французские корсары, гугеноты поганые! Не захватили, к счастью, но вынудили рассредоточиться и искать спасения в английских портах! Арьергардный отряд зашел в корнуэльский Фалмут, авангардный — в Саутгемптон, а главный отряд — в Плимут. Так в ноябре 1568 года в портах южного побережья Англии неожиданно оказалось много испанских кораблей…

Испанский посол в Лондоне, дон Гуэро де Спес, предложил английскому правительству из названных трех портов перевести груз испанских кораблей по суше в Дувр и там снова погрузить на испанские галионы. Смысл этой операции в том, что по Проливу, вдоль французских берегов, галионы пройдут без ценностей и даже если подвергнутся нападению — и даже если будут захвачены корсарами, — золото останется цело для того, для чего оно предназначалось.

Английское правительство обещало это сделать и даже, для вящей сохранности золота, обеспечить испанцев конвоем до Нидерландов. Дона Гуэро это невероятно доброе (учитывая отношения меж Испанией и Англией) предложение озадачило и отчасти даже напугало. Но что иное ему оставалось, как не поблагодарить за любезность и согласиться?

Но тут в Лондон пришла весть о том, что экспедиция Джона Хоукинза закончилась катастрофой в Сан-Хуан-де-Ульоа, а все ее участники убиты. Это известие крайне встревожило Бенедикта Спинолу, племянника главы банкирского дома, представляющего интересы банка в Лондоне. Ведь это означает, скорее всего, резкое ухудшение отношений между Англией и Испанией. А это, почти наверняка, — потеря денег. Правда, одна зацепка есть. Неизвестно, согласятся ли с этим англичане, но формально этот довод неоспорим: покуда деньги не вручены герцогу Альбе в Антверпене, они — собственность не испанского короля, а генуэзского банка! И если затормозить отправку денег в Нидерланды, банк сохранит эти миллионы! Правда, испортятся отношения банка с Испанией, но, во-первых, за отношения с Испанией отвечает не он, а Амброджио, его дядя, младший компаньон семейной фирмы и дядя синьора Бенедикта. Пусть у него и голова болит за это. Ну, а во-вторых (замечу в скобках, что тут Бенедикт рассуждал точь-в-точь как современный политолог невысокого полета), банкирский дом Спинола нужнее Филиппу Второму, нежели Филипп Второй — дому Спинола. Да, он — крупнейший должник банка, притом платящий ну крайне неаккуратно. Еще вопрос, в чисто финансовом отношении, что было бы большим благом для банка — продолжение отношений с Испанией, то есть умножение зависимости банка от должника (вспомните, синьоры: Юлий Цезарь в свое время задолжал столько, что его кредиторы и врачей ему наняли, и телохранителей, страхуя возвратность своих средств, а затем и его сторонников умножали, оплачивая Цезаревы популистские меры. Расчистили ему путь к высшей власти, предполагая, что тогда-то он запустит изящную костистую руку в государственную казну и вернет долги. А Цезарь, заполучив высшую власть, составил длинные списки своих врагов, включил в них всех до единого своих щедрых кредиторов — и объявил награду, из казны, за их головы), как видите, небезопасного, или разрыв этих отношений?

Бенедикт тут же написал о полученных известиях лорду Винтеру, адмиралу Англии, который как раз находился в Плимуте. Тот немедля известил Вильяма Хоукинза. Страшное известие не подкосило главу фирмы, но, напротив, побудило его действовать. Хоукинз постарался извлечь из ситуации максимум прибыли для фирмы. Он написал письмо государственному секретарю с просьбой, чтобы сэр Вильям Сесил лично допросил Бенедикта Спинолу и, если тот подтвердит все, что написал в своем письме, приказал немедленно секвестровать испанское золото!

Сесил так и поступил. 8 декабря деньги были взяты под охрану английских солдат. Разъяренный дон Гуэро де Спес написал герцогу Альбе, прося наложить секвестр на собственность всех британских подданных в Нидерландах. 19 декабря герцог Альба выполнил это. В тот же день дон Гуэро решительно, пожалуй даже в неприемлемо резких выражениях, потребовал возврата денег. В свою очередь королева Елизавета наложила эмбарго на всю испанскую собственность в Англии. А это более чем в два раза превышало по стоимости всю собственность англичан в Нидерландах!

К тому же объявление эмбарго явилось поводом для захвата англичанами товаров испанских кораблей в британских портах. Корабли были конфискованы, а экипажи их арестованы. Захваченные деньги перевезли в Тауэр. Посла Испании посадили под домашний арест.

Герцог Альба послал в Лондон своего представителя — дворянина из юго-западных Нидерландов, валлона по национальности, д'Ассонлевилля. Но едва тот появился в Лондоне, как был схвачен. Ни в какие, с ним переговоры никто не вступал в связи с отсутствием у него верительных грамот от испанского короля (каковых быть не могло: герцог Альба имел широчайшие полномочия, но этого он не мог. Не предусмотрели в Испании, отправляя герцога подавлять мятеж, что понадобится еще и это).

Тут подошло 26 января 1569 года. В этот день в Плимут вернулся Дрейк на «Юдифи». Вильям Хоукинз не дал ему отдохнуть и дня — и отправил в Лондон с письмом к Ее Величеству. В письме Хоукинз просил возместить убытки, понесенные фирмой, из средств, которые получены от конфискации испанской собственности в Англии. Аналогичное письмо Фрэнсис доставил и Вильяму Сесилу. Но через неделю вернулся Джон Хоукинз на «Миньоне». Тогда королева решила вопрос не так, как хотели Хоукинзы. Она объявила, что долг Филиппа по этому займу генуэзским банкирам она берет на себя. Филипп решил отныне посылать деньги в Нидерланды сухопутным путем, что было л медленно, и дорого. Для перевозки жалованья корпусу Альбы требовалось 17 повозок, к каждой пять смен лошадей, всего двадцать голов, и минимум рота двухсотенного состава солдат конвоя. Не считая конюхов, форейторов, ревизора и так далее. Зато на суше, хотя разбойники попадались чаще, каждая шайка была слишком слаба, чтобы рискнуть нападать на роту прославленных доблестью и отвагой желтомундирников.

Поскольку Джон Хоукинз вернулся живым (и, как вы помните, с пятнадцатью из двухсот человек на борту), вопрос о возмещений убытков повис в воздухе. Джон обиделся. Но… Но по-разному. Для всех — он сделал странноватые выводы из катастрофы в Сан-Хуан-де-Ульоа и стал союзником Филиппа Второго. Он предложил, через дона Гуэро, охранять своим флотом — а это шестнадцать вооруженных кораблей и полтысячи обстрелянных, обученных, привыкших к тропическому климату моряков — подступы к испанским владениям в Америке, не подпуская к ним ни французов, ни голландцев, ни иных чужеземцев, включая даже и англичан. Он полагал в обмен на эти услуги заполучить долю в вест-индской торговле и легально торговать неграми, более не рискуя капиталами, жизнями и кораблями. Он не без основания полагал, что оторвется от конкурентов.

Но и этого мало! Джон Хоукинз вступил в заговор! Вот куда может привести обида!

Филипп Второй мечтал посадить на английский престол Марию Стюарт, первую красавицу Европы, экскоролеву Франции, а ныне государыню нищей и дикой Шотландии. По матери красавица принадлежала к дому Гизов. Лотарингские герцоги Гизы были вождями Католической лиги во Франции, вдохновителями бесплатной антипротестантской агентурной сети на западе континента, от Рейна до Пиренеев. С 1567 года Мария Стюарт жила в Англии в комфортабельном заточении — и к ней сходились все нити всех заговоров против Елизаветы. В этом заговоре интересы католицизма, римского престола, Испании и Марии Стюарт координировал банкир Ридольди, резидент, как сказали бы мы в двадцатом веке, Ватикана в Англии. Предполагалось, что немедленно после замены Елизаветы на английском престоле Марией Стюарт в Дувре и Фолкстоуне высадится одна или даже две бригады войск Альбы.

Хоукинз через дона Гуэро сообщил Филиппу Второму, что в решающий час он поддержит испанцев. Не даром, конечно. За это он хотел кое-чего. В задаток же — испанцы должны были освободить всех пленных матросов Хоукинза из тюрем, выдав им в возмещение ущерба по 10 дукатов. В августе 1571 года матросы были освобождены и отправлены на родину. Сам же Хоукинз получил сорок тысяч фунтов стерлингов на расходы и патент на титул испанского гранда. Джон Хоукинз вошел в такое доверие, что испанский посол советовался с ним о каждом шаге, намеченном заговорщиками!