Верни мне мои легионы! - Тертлдав Гарри Норман. Страница 21

— На службе я многому научился у твоих соотечественников.

И вновь Арминий не стал уточнять, чему именно.

Римский наместник его страны кивнул.

— Хорошо. Это хорошо. Мало-помалу германцы обязательно переймут римский образ жизни. Такое уже происходит по другую сторону Рейна. Некоторые из галлов, клянусь, теперь чаще говорят на латыни, чем на родном языке. А иные из них — да поразят меня боги, если я лгу! — даже начинают слагать латинские стихи.

Арминий попытался представить себе германцев, слагающих латинские стихи, и понял: если кто-нибудь из его соплеменников займется чем-нибудь подобным, это будет уже совсем другая страна. И такой страны он видеть не желает.

Квинтилий Вар снова кивнул.

— Ну, вообще-то я позвал тебя не затем, чтобы рассказывать, как изменится жизнь в Германии при следующем поколении. Раз твоя женщина с тобой по доброй воле и не желает тебя покидать, жалобу Сегеста можно отклонить. Но поскольку вы оба — римские граждане, моей обязанностью было во всем разобраться. Полагаю, ты это понимаешь?

— Так точно, — ответил Арминий.

— Вот и хорошо. Можешь идти.

Поколебавшись, Вар добавил:

— Надеюсь, когда-нибудь мы еще встретимся.

— Может быть.

«Может, я увижу тебя на коленях, умоляющим о пощаде. И пощады тебе не будет», — подумал германец, но лицо его осталось спокойным.

Арминий встал с табурета, поклонился, покинул отгороженную часть шатра, служившую Вару кабинетом, а затем торопливо вышел наружу. Никогда не давай человеку возможности передумать — таков был один из уроков, усвоенных им у римлян.

Вскочив в седло без посторонней помощи — Арминий скорее бы умер, чем попросил бы кого-либо из легионеров о подобной услуге, — он развернул невысокую лошадь и покинул лагерь в Минденуме через те же ворота, через которые сюда приехал.

— Он совсем еще мальчик, — произнес Вар слегка удивленно.

— Довольно крупный и мускулистый мальчик, господин, — заметил Аристокл.

— Совсем мальчик, — повторил Вар, не обратив внимания на слова раба. — Мальчик, потерявший голову из-за одной из белокурых германских девушек.

Он не сдержал похотливой усмешки. Германские женщины напоминали Вару римских шлюх, поскольку у него на родине, где было больше темноволосых, проститутки носили светлые парики, чтобы выделиться. Неудивительно, что при виде германских девушек, у которых от природы были светлые волосы, при одной только мысли об этих девицах в голову лезли непристойные мысли.

— Итак, ты решил оставить ему девицу, господин? — спросил раб.

— Да, конечно. Чтобы ее отнять, мне пришлось бы развязать войну. А она отнюдь не Елена, как и я — не Агамемнон, — ответил Вар. — Конечно, ситуация неприятная. Как ни рассуди, кто-то останется обиженным: если не Арминий, то Сегест. Но я стараюсь судить по справедливости. Девица была обещана парню, он похитил ее, не применяя силы, и теперь, похоже, счастлив с нею. Ну а если и девушка довольна, у ее отца нет серьезных поводов для беспокойства.

— Они все — варвары, — промолвил Аристокл, слегка поежившись. — А вдруг Сегест так на тебя обидится, что захочет убить, чего бы ему это ни стоило?

— Приятная мысль!

Вар бросил на раба кислый взгляд. Хуже всего — он не мог упрекнуть Аристокла в греческой въедливости, потому что в данной ситуации вопрос раба был вполне понятным, даже естественным.

— Маловероятно, — ответил Вар после недолгого размышления. — Сегест производит впечатление довольно цивилизованного человека — для германца, конечно. Что же касается Арминия, он показался мне похожим на Ахилла, даже если оставить в стороне историю с женщиной. Но Арминий скорее возьмется за оружие, чем станет дуться на обиду в своей палатке.

— Если речь идет о внешности, никакой он не Ахилл, — заявил Аристокл, неодобрительно отзывавшийся об облике каждого германца, с которым ему доводилось встречаться.

Суровый облик северян не нравился греку, поэтому Вар слегка удивился, когда тот добавил:

— Впрочем, не скрою, мне попадались германцы и противнее.

— Только не говори, что его облик запал тебе в душу! — со смехом воскликнул римлянин.

Аристокл выразительно затряс головой.

— Ну уж нет! Он слишком большой и волосатый, чтобы быть по-настоящему интересным. Но… Он не так уж плох. Я не ожидал увидеть такого в богом забытой глухомани.

— Германцы не одобряют подобных забав, как и галлы. Арминию лучше не слышать, как ты о нем говоришь, — заметил Вар.

— Дикари, — презрительно фыркнул Аристокл и криво усмехнулся. — Я уж как-нибудь обойдусь, господин: какое мне дело до тех, кто спит с женщинами.

Как и многие другие римские аристократы, Вар ради разнообразия время от времени развлекался с мальчиками, хотя обычно предпочитал другую сторону монеты.

— В общем, мне тоже понравился Арминий, — сказал он.

Аристокл круто изогнул бровь: как всякий умный раб, он знал, кого предпочитает в постели его господин.

— Не в этом смысле! — со смешком проговорил Вар. — Но он мне понравился. Он напомнил мне Гая.

— Шутишь! — воскликнул Аристокл.

Раб тоже иногда может попасть впросак, не сдержав вырвавшегося словца. Рабу следует внимательнее следить за своим языком: поддавшись порыву и выпалив что-нибудь наобум, он может сурово за это поплатиться. Однако Вар не отличался жестокостью и злобой. Конечно, у него имелись недостатки, но иного свойства.

— Во имя богов, я же не собираюсь его усыновлять, — проворчал римский наместник. — Просто он действительно напоминает мне моего мальчика, как один щенок может напоминать другого. Все они неуклюжие, с большими лапами и всюду суют свои носы, пытаясь узнать, как устроен мир. Арминию довелось обучаться у центурионов, а не у философов, иначе его манеры могли быть и похуже.

На сей раз рабу хватило ума промолчать. Лишь едва заметный изгиб левого уголка рта да слегка сморщившийся нос намекали на то, что думает грек о костяке римской армии. Вар не обратил внимания на мимику Аристокла: это рабу пристало внимательно следить за выражением лица господина, но не наоборот.

— Скоро мы начнем посылать воинов собирать налоги, — сменил тему наместник. — Пора германцам усвоить, что за право быть жителями провинции Рима надо платить.

— Представляю, в какой восторг они придут, — с иронией отозвался Аристокл.

Его господин лишь пожал плечами.

— Если ты сядешь на полуобъезженного коня, он обязательно попытается сбросить тебя и сломать тебе шею. Но, не объездив скакуна, ты не сможешь пустить его под седло, — и зачем он тогда вообще нужен? Если мы не покажем германцам, что эта провинция принадлежит нам, что они обязаны подчиняться нашим законам, нам лучше оставаться по другую сторону Рейна.

— Это было бы неплохо, — хмыкнул Аристокл. — Ветера тоже жалкая дыра, но Минденум… Тут гораздо хуже, не в обиду будь сказано нашим отважным войскам и их доблестным командирам.

Судя по тону, Аристокл задался целью оскорбить всех военных Римской империи.

— Что ж, осенью мы вернемся в Ветеру, — сказал Вар. — Я хочу, чтобы к тому времени местные обитатели как следует вбили в свои тупые головы: эта земля теперь наша, и жизнь здесь будет идти так же, как во всех других подвластных Риму землях.

— Чем скорее ты наведешь здесь порядок, чем скорее мы сможем вернуться в Рим или другое цивилизованное место, тем счастливее я буду.

На сей раз в словах раба не было и тени сарказма: он явно говорил совершенно искренне.

— Я тоже был бы рад оказаться в более приличном месте, — признался Квинтилий Вар. — Когда Август призвал меня к себе, я ожидал совсем другого назначения. Сам знаешь, Аристокл: приказ отправиться сюда стал для меня сюрпризом, причем отнюдь не радостным. Но такое назначение — все же своеобразный комплимент.

— Без которого вполне можно было бы обойтись, — пробормотал Аристокл.

— Верно, — отозвался Вар. — Я понимаю это, поверь, прекрасно понимаю. Беда в том, что я не мог отказаться, раз уж Август решил послать меня сюда. Может, это не самое приятное поручение, но очень важное, куда более важное, чем управление Сирией. Сирия — объезженный конь, а Германию, как я уже сказал, только предстоит объездить. И предстоит не кому-нибудь, а мне.