Япония. В краю маяков и храмов - Шевцова Галина Викторовна. Страница 31

Мой шеф Сакураи вдруг заявляет, что в то самое время, когда я полезу на Фудзи, он едет в Канадзаву — милейший старинный городок, где Сакураи занят восстановлением замковой застройки XV века. И хочет взять меня с собой. (А то когда еще такая возможность подвернется!) Разборки продолжаются целый день, причем в процессе спора мы оба ухитряемся довести друг друга до отчаяния. Назавтра мы несколько успокаиваемся, и на ленивую поддевку Сакураи о том, что мне Фудзи явно милее Канадзавы, я заискивающим голоском спрашиваю, не поедет ли сэнсэй в Канадзаву еще раз. Сакураи вдруг неожиданно хохочет и сообщает, что, конечно, поедет, только бы мне быть поосторожнее на Фудзи… Черт побери!

Улучшив момент, я интересуюсь у аспиранта Косиды частотой профессорских поездок в Канадзаву. Косида отвечает с невозмутимой точностью — раз в месяц. Работа такая! Ну и дела.

Высота Фудзи — 3776 метров, о чем свидетельствует железный значок покорителя вершины, ныне висящий у меня на стенке. До отметки 2400 проложена автомобильная дорога. Знаете, это уже гораздо выше кучевых облаков. Вершины елок над облаками — зрелище не из обычных. Конец автомобильной дороги — так называемый «пятый уровень». Отсюда только пешком. На голую крутую вершину вулкана. Ведь Фудзи — вулкан, если кто об этом забыл. Вершина горы называется десятым уровнем. Между уровнями пять и десять — семь домиков-приютов. Переходы между ними долги и напоминают чем-то компьютерную игру. Там ведь тоже уровни. И каждый — немного «со своим приколом» — то крутые осыпевые склоны, то острые камни. Кому что нравится. Мне лично ничего не нравится. Но будем живы — не помрем. На пятом уровне — лавка сувениров и необходимых для восхождения предметов. Покупаю там посох с колокольчиками. Колокольчики отвязываю (не хватало еще, чтоб они звенели при каждом шаге) и оставляю Саше — она дальше пятого уровня не полезет, ей здоровье не позволяет подниматься выше трех тысяч метров, будет ночевать где-то в окрестностях магазинчика. Некоторые активисты улезли вверх сразу — в семь вечера. Цель — добраться до вершины до восхода солнца и пронаблюдать это зрелище оттуда. Восход тут в полпятого… Но мы выжидаем до девяти вечера — говорят, что возле магазинчика ждать теплее, чем наверху. Хотя и здесь тоже стремительно холодает. Мы натягиваем куртки. Туман выползает из троллиевских еловых зарослей. Дороги почти не видно. Мы выходим.

Первые два уровня даются тяжело. Самое противное — это восхождение группой. Парнишки бодро бегут вперед и на просьбы слабенькой эстонки Анны остановиться передохнуть реагируют положительно, но напряженно. Мне тоже не очень комфортно. Не люблю гонок. Всеми силами пытаюсь отделаться от этого коллективчика. Сначала парни брыкаются, мотивируя тем, что время у нас есть и они подождут… Но потом машут на нас рукой. Анна нашла себе попутчицу — француженку Сандрин и, слава богу, отстала. Наконец-то я от них ото всех отделалась и можно заняться тем, ради чего, собственно, и лезешь.

Люди на подъеме есть, но не толпа, как нас пугали. Идут небольшими группами — цепочками фонариков. А мой фонарик одинокий. Гора коническая. Языки тумана отстают и остаются внизу. Так, наверное, шли хоббиты через горы — след в след, на головах капюшоны. Вот-вот откроются ворота в Морию. Где-то вверху, в НЕВООБРАЗИМОЙ ДАЛИ светят огоньки следующего домика-приюта…

Взошла моя любимая Вега. Млечный Путь обозначен крестом Лебедя, как всегда, только ближе и ярче. Плеер на поясе тихо поет голосом Зои Ященко из «Белой гвардии»: «…На вершине вершин как воробушек выпорхнет сердце, если мы доберемся туда, я скажу тебе, кто я…» Мне будет некому сказать наверху, кто я… Кто бы мне самой сказал, кто я… Туман остается далеко внизу. Луна плывет рогами вниз, и снизу из-под облаков, из глубоких ям пространства, как странные плеши в шкуре земли, просвечивают многослойные огни городов. Так видится мир с самолета…

Холодно. Очень холодно. Рубашка и куртка насквозь промокают от пота, а на привалах спину пробирает звездный холод. Так, наверное, выглядит ад — ледяная гора с голыми лавовыми полями. И острые близкие звезды. Если найдется в мире такой дуралей, который захочет сходить на экскурсию в ад, пусть он поднимется ночью на Фудзи…

У домиков-приютов я регулярно нагоняю всю нашу компанию. Идут-то они быстро, да вот только на привалах валяются часами. Как только не мерзнут! «Эка!!!!» — ору я в темноту. И откуда-то обычно доносится ее невозмутимый басок:

— Да тут я, тут!

— Мерзнешь?

— Ага!

— А внутрь?

— Не пускают, там спят какие-то типы! У них другая программа, с ночевкой, а мы дикари, лезем так.

— Ну не горячись, — говорю я ей, — мы ведь дикари, а они нет. И это дает нам некоторые преимущества. Обойдем-ка домишко.

— Зачем???

— Тише ты! Вот смотри, задняя дверца-то у них не заперта, хи-хи.

Мы просачиваемся внутрь и попадаем на склад. Тут тепло.

— Я чувствую себя героиней боевика, — говорит Эка.

— Садись лучше и помалкивай, найдут нас не сразу, за это время согреемся.

Я оказалась права — двое молодых охранников обнаруживают нас только через полчаса. Они не поднимают шума. Просто выставляют нас, ласково, но неуклонно. Как всегда делают японцы. «Джандаба!» — говорит Эка. Это такое страшное грузинское ругательство. Хорошенькое словечко. Но в данной ситуации мне все же ближе наш старый добрый «Массаракш!».

Мы снова карабкаемся вверх.

Взошел Орион и вместе с ним мои ненаглядные Плеяды. Друзья Плеяды. Как смотрят они на меня из своей ставшей чуть-чуть ближе дали. Из магнитофона чуть слышно течет полукришнаитское пение странной и давно исчезнувшей из моей жизни девочки Тани Мазуркевич: «Ты возьми меня с собой, за несбыточной мечтой…» Никто и никогда не берет меня с собой. Такая уж моя судьба. И наверное, это к лучшему. «Харе Кришна, Харе…» Я почти что впадаю в транс. Часы ползут незаметно. Шаг-два, остановка. Острый угол камня, страховочные веревочные перила неожиданно обрываются, чтобы начаться с другой стороны. Не теряй веревки — она обозначает дорогу. Лезть по лаве ночью без дороги… Бр-р!

А Маша дома в Осаке сидит за моим компьютером и осуществляет общую координацию. Такой вот себе штаб и диспетчер полетов. Мобилки — наши рации. «Второй, Второй (это я), как слышно? Сообщаю, что у Первого (оставшаяся на пятом уровне Саша) садится батарейка в рации, он временно отключится». — «Вас понял, штаб. Как дела у Первого?» — «Терпимо — Первый сидит на унитазе общественного туалета пятого уровня и читает детектив Дарьи Донцовой». — «Штаб, почему Первый сидит на унитазе?» — «Второй, на пятом уровне — туалет — единственное место, где остались свет и тепло…» — «Второй, Второй, Третий (Эка) долез до отметки 3200. Вы в настоящий момент где?» — «На отметке 3150, передайте Третьему, пусть ждет меня на месте». — «Второй, Второй, это штаб! Агент Сироко сообщает, что получил от вас фотографию местности. Почему не переслали копию нам?» — «Виноват, сейчас перешлю. Даже целых две». — «То-то же, Второй!»

Между делом приходит мейл и от Манаса. «Как дела?» — «Ничего себе. Долезла до 3200». — «Продолжай лезть, я в тебя верю!» От возмущения я даже останавливаюсь и злобно выстукиваю на клавишах мобилки: «Ах ты, маленькая волосатая дрянь! Вместо того чтоб советы из Осаки давать, лучше бы вот сейчас рядом со мной лез, балбес!» — «Но я же не знал, что вернусь из Индии на неделю раньше!» — «Все равно балбес!»

— Эй, эй. Ты чего это? — большой нескладный мужчина остановился возле меня.

— А чего?

— Сидишь чего?

— Отдыхаю я!

— Как-то странно ты сидишь.

— Ноги болят, вот и сижу как могу.

Высокий японец с фонарем на шапке садится рядом.

— Кушать хочешь?

— У меня есть сухой калорийный пакет. В автобусе выдали.

— Фу, ну и дрянь! Бери бутерброд!

— Точно, дрянь. Давай сюда твой бутерброд.

— Ты студентка иностранная?

— Ага, архитектор.

— Ха, а я, знаешь, мусорщик, мусор вывожу. — Он улыбается. — Давай пошли, что ли?