Дезертир (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер". Страница 8

– Ты же... тебе же все рассказали уже.

– Я всем даю возможность меня разочаровать. Будешь говорить правду, избежишь креста. Нет – пеняй на себя. Понятно излагаю?

Дракил кивнул.

– Хорошо. Главный кто у вас?

– Эвдор... Гнида...

Лидон поднял бровь, но эту тему пока не стал развивать, спросил другое:

– Он на гемиолии сбежал?

Дракил кивнул.

– А на акате, значит, заправлял Эномай?

Пират поднял глаза и как-то странно посмотрел на следователя:

– Это ведь он меня заложил? Ублюдок...

– Куда вы шли? – проигнорировал его слова Лидон.

– Не знаю, – буркнул Дракил, – Мышелов вообще никогда не распространялся о своих планах. Только с Пьяницей шептался. Да еще с фракийцем один раз. Тогда, в Остии... А всех остальных подлых говноедов такое устраивало. Говорил я им – заведет он нас прямиком в могилу. Сто раз говорил. Не слушали. Тупые бараны...

Так. Мышелов, надо полагать, прозвище этого самого Эвдора. Уточнять не следует, чтобы не спугнуть. Пираты, стало быть, вождю верят безоговорочно. Удачлив? Или другая причина? А Эномай и Спартак, значит, к нему приближены. О чем-то сговаривались в Остии. Хорошо. Дальше.

– Откуда шли?

– С Питиусы, – ответил пират.

– Зачем туда ходили?

– Не знаю. Эвдор сказал, вот и пошли. Никто не спрашивал, зачем. Как всегда. Мышелов еще осенью сказал, что пойдем в Испанию. Я, конечно, поинтересовался, что мы там забыли, а он, как обычно, только поулыбался, сука...

– Прямо любовь у вас, как я погляжу, – улыбнулся Тиберий.

– С Серторием встречались? – не выдержал Дециан и влез в допрос.

Лидон недовольно поморщился, но кивнул Дракилу.

– Отвечай.

– Да. С Серторием.

– О чем говорили?

– Не знаю. Эвдор с Аристидом к нему ходили. И фракиец еще.

Аристид? Кто такой Аристид? Лидон взял в руки стило, лежавшее на столе, и написал имя на раскрытой вощеной табличке.

– А вспомни-ка, Дракил, когда именно Эвдор объявил о своем решении идти в Испанию?

Пират шмыгнул носом, ответил не сразу.

– Не помнишь?

– Почему? Помню. Это было на другой день, после того, как Сулла Рим взял. Мы в Остии стояли.

– Хорошо. На память, смотрю, не жалуешься, – одобрительно сказал Лидон.

– Не жалуюсь, – глядя исподлобья, буркнул пират.

– Злопамятен? Ну-ну, – усмехнулся Тиберий, – а скажи-ка тогда, не запомнил ли ты, с чего вдруг Эвдор принял такое решение? Может, что необычного в тот день произошло?

– Необычного? Да там кругом одно сплошное необычное. Римляне друг друга режут, на всю Италию шум стоит. Необычного... Ну, разве что, Мышелов с фракийцем в тот день шептался. Все с Пьяницей прежде, а с этим впервые. Кроме, разве, того дня, когда фракиец к нам прибился.

– А что, прежде они вообще не разговаривали?

– Почему? Разговаривали. По слову в день. А тут чего-то долго обсуждали. Отсели в одной портовой таберне в сторонку, и давай языками чесать.

– Обычно Спартак неразговорчив?

– Да. Особняком держался. Молчал все время. Нелюдимый. Подшутить как-то пытались над ним, так он Койона едва не зашиб. Не понимает шуток.

– Бьется крепко? – спросил Дециан.

– Не слабак, – ответил Дракил.

– Эвдор как-то возвышал его?

– Да нет. Нельзя такого сказать. Вот Пьяницу – да, а этого – нет. Такой же он был, как мы все. В драке не последний, но не более того. Я потому тогда и удивился.

– Ты сказал, что он к вам прибился, – сказал Лидон, – давно?

– Да где-то года два.

– А ты сколько лет с Эвдором?

– Пять-шесть. Не помню. Не считал.

Тиберий встал из-за стола, прошелся взад-вперед, заложив руки за спину.

Так. Этот Эвдор решил зачем-то встретиться с Серторием после того, как поговорил с фракийцем, рядовым, ничем не выделяющимся пиратом. И произошло это на следующий день после Коллинской битвы, когда разбойные стояли в Остии. Пираты в трех шагах от Рима. Спокойненько так торчат, вероятно, даже зимуют, ибо в ноябрьские календы редко кто отваживается выходить в море. И никто их не хватает, не предает казни. Интересно.

Эвдор владел двумя кораблями, причем довольно небольшими. Не десятками, как критянин Ласфен, киликиец Эргин Мономах или Гераклеон-вифинец, по прозвищу Уголек. И уж точно он никто и звать никак в сравнении с Зеникетом, некоронованным царем Пиратского берега (по слухам, даже богом, сидящим на горе Феникунт, Ликийский Олимп, откуда, по рассказам моряков, все море до самого Кипра, как на ладони). Все эти имена на слуху повсеместно, даже в Риме. А кто такой Эвдор? Тиберий прежде этого имени не слышал. Но именно этот человек зачем-то рвется к Серторию. Пока одни загадки. Пока.

– Значит, встретился Эвдор с Серторием, переговорил о чем-то, и отправился восвояси, опять не сказав, куда именно? – спросил Тиберий.

– Примерно так, – буркнул Дракил.

– Примерно?

– Ну, мы в море все вместе вышли, вместе с Серторием, когда римские корабли возле Питиусы заметили. Эвдор, ничего не сказал, куда идем, но, похоже, еще хотел с Серторием какое-то время остаться. Шторм налетел. Мы едва "Актеон" не потеряли, а уж попутчиков наших и вовсе след простыл. Искать не стали.

– Куда Серторий собирался идти? – снова влез Дециан.

– Оставь, Тит, – отмахнулся Лидон, – он все равно этого не знает.

Он приставил к столу складной табурет-селлу.

– Садись.

Дракил послушно сел. С неестественно прямой спиной, словно оглоблю проглотил. Тиберий вернулся в свое кресло, наклонился над столом, опершись локтями, и сказал:

– А расскажи-ка мне, Дракил, про Эвдора.

– Что рассказать?

– Все, что ты о нем знаешь.

– Это долго, – предупредил пират.

– Ничего. У нас много времени.

Дракил некоторое время помялся, потом все же заговорил.

– Где-то шесть лет назад у меня был собственный корабль. Я, правда, ходил под Ласфеном, ну так всякий из Братства имеет над собой кого-то. У тех же киликийцев самый могучий – Эргин, да и то он подчиняется Зеникету.

– Не можете, псы, без вожака? – усмехнулся Дециан.

– Не отвлекайся, – сказал следователь, а на Тита Вария посмотрел неодобрительно.

– Я бы не отказался без вожака пожить, своим умом, – буркнул пират, – только, чтобы не как в тот раз...

– А что тогда случилось? – поинтересовался Лидон.

Видно было, что пирату не хочется отвечать на этот вопрос, но следователь проявил настойчивость и Дракил пробормотал:

– Грабанули одно богатое поместье в Аттике. На трех кораблях пришли, с дружками. Дружки смылись вовремя, а я решил еще поживиться в округе.

– И как? Удачно? – предвидя ответ, съехидничал Тиберий.

– Столько серебра поимел, сколько в жизни не видывал. Целый рудник...

– Понятно. Сгубила жадность абдерита [13]. В Лаврийские рудники попал?

– Да.

Тит Варий скептически хмыкнул.

Лаврийские горы с давних времен были одним из главных источников дохода афинского государства. Словно старый дуб, изъеденный жуком-древоточцем, они были вдоль и поперек прорезаны десятками, сотнями шахт и штолен глубиной до девяноста локтей.

Здесь трудились тысячи рабов. Пойманные пираты, разбойники, тысячи самых опасных, сосланных на эту каторгу за непокорство, побеги, бунты, убийства хозяев. Тысячи просто ни на что не годных, кроме тяжелой физической работы. Сюда редко попадали мастеровые рабы. Даже во времена войн, когда цены на рабов падали, мастер ценился слишком высоко, чтобы гробить его в рудниках. Разве что он был слишком строптив.

По четырнадцать-шестнадцать часов долбили рабы на глубине камень, в плетеных корзинах поднимали наверх богатую свинцом руду, где перемалывали ее в мелкое крошево. Превращенную в песок породу промывали в воде, отделяя свинец и крупицы серебра от бесполезной породы. Свинца в Лаврионе добывалось почти в сто раз больше, чем серебра, но того, что было, в течении уже нескольких веков с лихвой хватало Афинам на новые триеры, храмы, портики, новых воинов и новых рабов, что заменяли "износившихся". А изнашивались люди здесь быстро. Очень быстро. В шахте крепкий мужчина мог протянуть самое большее полгода. После чего превращался в дряхлую, еле держащуюся на ногах, развалину. Те, что работали наверху, крутили огромные дробящие жернова или промывали породу, жили несколько дольше, но ненамного. Редко, кто выдерживал более года. А потом начинался кровавый кашель, выворачивающий нутро наизнанку. И старший надсмотрщик отдавал подчиненным команду – заменить раба.

вернуться

13

Абдерит – уроженец города Абдеры во Фракии. Этим словом греки называли простаков.