Месть Аскольда - Торубаров Юрий Дмитриевич. Страница 37

– Одни мы с тобой, Федор, – печально констатировал Михаил. – Мазовецкий звал меня к себе. Хотел мирить с Даниилом. Да я отказал. Слух до меня дошел, что из Галича он намерен уйти. Где-то на границе с ляхами ставит себе стольный град.

– Неужели? – изумился Федор.

Князь кисло улыбнулся:

– А ты говоришь – мириться. Я до сих пор не могу понять, кто страшнее: Батый али Даниил? Один саблю точит, другой – меч.

– Но Даниил – русский.

– Да, русский, – нервно подтвердил Михаил. – Но разве отрубленной голове не все равно, кто ее отсек? Иль мало русичей погибло от рук своих братьев? Не знаю, за что нас наказывает Бог. Или сами дурные…

– Нельзя под одну гребенку всех грести, – сердито перебил Федор. – Моя душа перед Богом чиста – не поднимал я руки на своего брата. И не подыму!

– Горяч ты, боярин, – вздохнул Михаил. – Думаешь, я хочу?.. Жизнь заставляет. Взять того же Даниила. Чего нам, казалось бы, делить? Так нет – лезет в мои земли! Все ему мало.

– Хоть давно, княже, мы с тобой не виделись, да время такое, что умолчать правду нельзя. Потому скажу: глупость ты сотворил, отвергнув помощь Конрада. Побьет вас Батый по одиночке. И тебя, и Даниила…

Князь сорвал травинку, перекусил ее:

– Поздно об этом.

– Нет, князь, не поздно. Подумай. Хочешь, я съезжу к Даниилу? Как-никак, вы с ним родственники.

– Не знаю никаких родственников! – побагровел Михаил. – Он мой враг!

Боярин понял, что примирения ждать бессмысленно. Но он решил в будущем всеми силами его добиваться. Да и княгиня будет рада. Все-таки Даниил – ее брат. Сейчас же, чтобы не травить Михаилу душу, миролюбиво произнес:

– Ладно, князь. Жил я в глухих лесах. Там, кроме волчьего воя да птичьего щебета, ничего другого не слышно. Позволь мне, слуге твоему верному, во всем самому разобраться. Но, думаю, Даниил тоже должен стать другим человеком. Понять, наконец, что негоже вам друг за другом подобно татям ходить – выжидать, когда можно всадить кинжал в спину. Давай оставим эту больную тему. Смотри, красота-то кругом какая! Аж дух захватывает. Деревья стоят, что девки перед свадьбой. Скоро наряжаться будут. Люблю я смотреть в это время года на землю-матушку. Как все преображается!

Князь потянул носом. От костра несло жареным.

– А потом снег навалит, а за ним татары придут… Интересно, куда сначала пойдут: на Киев или Чернигов?.. Сдается мне, на Киев. Он богаче.

– Боюсь, на тебя пойдет, – возразил Федор. – Тут крепить город надо. Людишек на подмогу звать. Того же Мазовецкого.

– Может, ты и прав. Знать бы… Из Киева забрал бы тысяцкого Дмитрия.

Подошедший слуга, склонив голову, позвал князя с боярином на обед. Пока шли, продолжали разговаривать об этом. Боярин предложил спрятать тысяцкого в лесах, чтобы тот в случае необходимости внезапно ударил татарам в спину.

– А что, дельная мысль. Наверно, так и сделаю, – согласился Михаил.

Они дошли до места, где лежала, издавая умопомрачительный запах, только что испеченная дичь. Князь, опускаясь на волчью шкуру, ткнул пальцем в запеченную утку. Отрок ловко нацепил ее на острие ножа и поднес князю. Тот, разорвав ее пополам, с жадностью вцепился в дышащее костром мясо, запивая прохладным янтарным медком.

– Хорошо! – погладил он себя по животу.

– Много ли человеку надо, – заметил Федор, вытирая о траву жирные руки.

– Знаю, куда гнешь. Хоть и мил ты мне, верный боярин, и светлая у тебя башка, а мириться с Даниилом не буду.

– Тебе решать. Но готов поехать к Даниилу и умолять его Христом Богом не держать ножа за пазухой, а прийти с открытым сердцем и протянуть тебе руку. Русское сердце для добрых дел завсегда должно быть открыто.

– Кому водицы от самой молодицы? – раздался рядом чей-то шутливый голос.

Князь Даниил, замахнувшись топором для удара, остановился. Вонзив топор в бревно, разогнул спину.

– Неси сюда, – приказал он.

Водонос, мужик в годах, перебросив с руки на руку кожаное ведро, подскочил к князю. Даниил, промокнув подолом рубахи потное лицо, схватил ведро и с жадностью припал губами к прохладной жидкости. Напившись, плеснул воду себе на ладонь и обтер ею лицо.

– Не ровно, князь, ты уж прости, у тебя получается, – заметил водонос, разглядывая бревно, которое разделывал Даниил. – Вишь, острие-то у тебя набок пошло. Дозволь попробовать, – он поплевал на руки, выдернул княжий топор. Осмотрел острие, попробовал его пальцем. Потом, пропустив бревно под ноги, несильными, но точными ударами выровнял заостренную часть.

– Молодец, – похвалил князь. – Почто топора не вижу?

Мужик хитровато улыбнулся:

– За каждый удар должен быть навар.

– Чем будешь брать – деньгой или шкурой? – расхохотался князь.

– Деньга надежней, мышь не погрызет.

– Тогда вставай рядом. Места хватит.

Князь взял у него свой топор. Но поработать не довелось. Знакомый надтреснутый голос снова заставил оглянуться. Меж потных, загорелых мужицких спин пробирался Мирослав. Князь поспешил ему навстречу. Когда закончились взаимные приветствия, дядька, поглядывая на копошащихся вокруг людей, не без восторга изрек:

– Ну чистый муравейник! Где ты народу-то столько понабрал? Будет город. Теперь верю. Имел, признаться, поначалу сомнения, когда ты мне о нем поведал.

Даниил вырвал из бревна топор. Поплевал на руки, принялся затесывать бревно:

– Сейчас закончу, пойдем полудничать.

Закончив обделывать бревно, он еще раз его внимательно осмотрел. Потом подозвал недавнего своего хулителя.

– Пойдет, – бросил мужик, придирчиво осмотрев работу.

Князь торжествующе посмотрел на дядьку. Тот все понял.

– Несите, – приказал князь мужикам, орудующим топорами поблизости.

Те, легко подняв бревно, понесли его к прокопу. Через мгновение оно уже стояло рядом с другими, ощетинившимися ежовыми иголками. Крепостная стена росла незаметно, от бревна к бревну.

– Во сколько рядов? – старик кивнул на стену.

– В пять, – ответил князь.

– Не многовато? – спросил дядька.

– Нет. Я слышал, у татар есть стенобитные машины.

– Батыю сюда вряд ли их поднять, – Мирослав кивнул на крутой склон холма.

– Ум человека может подняться и выше орлиного полета, – обронил князь. – Но с чего ты взял, что сюда придут татары? – И вдруг, глянув поверх головы дядьки, заметил, что какой-то человек, шагавший за ними, повел себя как-то странно. Князю даже показалось, что его тонкие черты лица ему явно знакомы. Где же он их видел? Но, сколько ни силился, вспомнить не мог.

А человек, воспользовавшись тем, что мимо них проносили очередное бревно, незаметно исчез.

Даниил остановился у большого, в лапу рубленного дома.

– Вот мои хоромы, – просто сказал он.

Свежеструганные бревна сияли тонким золотистым цветом. На доме не было еще никаких украшений, и от этого он казался простой сельской избой. Вместо широкого крыльца в будущие хоромы вела узкая приставная лестница.

– Не боишься свалиться? – засмеялся Даниил и легко запрыгал по перекладинам. – Смелей, – обернувшись, подбодрил он, протягивая дядьке руку.

Внутри стоял запах дерева, перебиваемый аппетитным ароматом крепкого варева. Не успели они пересечь порог, как перед ними появилась статная молодуха. Глаза ее горели шальным огнем, а певучий нежный голос тревожил душу:

– Ой, князь пожаловал! Да, никак, с гостем?

– С гостем, с гостем. Причем с дорогим.

– Что ж ты, Даниил-батюшка, гонца наперед не послал? – всплеснула девица руками.

– Не волнуйся, милая, это мой дядька. Он не осудит, – голос у князя был ласковый, сердечный, способный покорить любое девичье сердце.

Дядька про себя улыбнулся. Еще раз придирчиво оглядел девицу. И не удержался, одобрительно крякнул.

Девица поднесла им кубки с прохладным душистым медком. Утолив первый голод, дядька, поглядывая в окно, спросил:

– Ежели не ждешь сюда татар, от кого ж тогда хочешь здесь схорониться? От Михаила?