Месть Аскольда - Торубаров Юрий Дмитриевич. Страница 71

– Да-а, – Даниил застучал пальцами по столу. – Куда ни кинь… Что ж, ехать, так ехать.

Аскольд с хозяином сдружились быстро. Петр, узнав, что незваный ночной гость оказался тем самым легендарным защитником Козельска, а потом и Киева, сразу проникся к нему чувством глубокого уважения. В его глазах Аскольд как бы являл собой образ человека, которого уже при жизни следовало причислить к лику святых. Петр старался создать в своем «логове» такую обстановку, чтобы Аскольд и его спутники ни в чем, по возможности, не нуждались.

Но беспечная жизнь не привлекала козельца. Вдоволь навидавшись людского горя, вызванного приходом восточных завоевателей, он рвался в бой, а его сердце кипело от негодования.

За одним из совместных обедов Аскольд объявил Петру, что им пора отправляться в путь. Затем напомнил Маргарите о ее приглашении и спросил, не изменила ли та своего решения и по-прежнему ли готова уехать вместе с ними. Маргарита растерялась. С одной стороны, обстановка, которую создал для нее Петр, была столь захватывающе романтичной, что не во всякой книге о таком прочтешь. Подумать только! Ватаман, молодой, красивый и к тому же князь, глаз с нее не сводит! С другой стороны, рядом тот, кому давно принадлежит ее сердце. Да, конечно, она понимает, что он любит другую… Как, однако, сложна жизнь! Что делать? Дома – заботливый и немолодой дядя, любящий брат… Пожалуй, надо возвращаться. Но как же Петр?.. Девушка повернулась к Петру:

– Я очень довольна твоим приемом. Но мне пора возвращаться домой. Я и тебя приглашаю. Решай.

Петр изменился в лице. Он затравленно посмотрел на Аскольда. Избегая взглядов своих подопечных, замерших в ожидании ответа предводителя, выдавил наконец:

– Маргарита, я… принимаю твое приглашение. – С этими словами Петр встал и, ни на кого не глядя, удалился к себе.

С этой минуты ритм жизни был бесповоротно сломан. Если одни активно готовились к отъезду, то другие не менее энергично шептались о чем-то по углам. Зубу это показалось подозрительным. Выпросив у ключника бражки, он распил ее с одним из ватаганов. Вот тот спьяну и сболтнул, чего не следовало. Узнав о чудовищной задумке ватаги, Зуб поспешил к Аскольду.

– Но нас тут так душевно приняли! – не поверил Аскольд.

– Уход Петра для них просто смерть, – пояснил Зуб. – Такого ватамана им больше не найти. Вот и хотят его задержать.

– Пожалуй, ты прав. Девушку надо спасать. – Аскольд склонился к Зубу: – Но пока об этом – ни одной живой душе! Я сам скажу, когда время придет. Ты же готовь поскорей коней да собери чего-нибудь в дорогу. Завтра в ночь уйдем.

На следующее утро к Маргарите внезапно пожаловали Всеславна и Софья. Барышни мило поболтали, а потом сговорились совершить вечером совместную конную прогулку. Без мужчин. Маргарита, правда, замялась: как пленнице, ей следовало просить разрешения Петра. Но разве мог тот отказать столь прелестной просительнице?!

– Только далеко в лес не заезжайте, – поставил он единственное условие.

К ужину женщины с прогулки не вернулись. Запропали куда-то и новые друзья. Напрасно прождав гостей какое-то время, Петр послал за ними в их покои. Комнаты оказались пусты. Пребывая в полной растерянности, Петр приказал седлать коней и отправляться на поиски. Однако выяснилось, что кто-то забыл закрыть в загоне проход, и лошади разбрелись по лесу. Собрать их удалось только к утру. Запоздалые поиски ни к чему не привели.

Аскольд со своими людьми скакал всю ночь без остановки. Когда же почувствовал, что так можно остаться и без лошадей, объявил привал. Тогда-то и рассказал Маргарите, что замышляли бродники.

– Убить меня? – переспросила она, не в силах поверить услышанному.

– Да, – подтвердил Аскольд. – А виной тому решение Петра присоединиться к нам. Его люди испугались, что просто погибнут без своего ватамана, вот и решили убить тебя, чтобы у него не было причины их покинуть.

Больше Маргарита ни о чем не спрашивала, но весь день провела в глубокой задумчивости.

Через несколько дней пути встретилась им первая деревня. Но радости было мало: побывавшие здесь недавно татары поубивали всех мужиков, забрали все съестные припасы… Отряд взял курс на север.

Незаметно подкрадывалась весна. Окутанные снегом деревья дремали в ожидании часа, когда нежные солнечные лучи обласкают их и разбудят от долгой зимней спячки. Зазвенит капель. Лес заговорит птичьим пересвистом, ревом изголодавшихся самцов. Один из таких, вепрь, преградил вдруг всадникам дорогу. Голова угрожающе наклонена, маленькие глазки злобно поблескивают, определяя главного противника. Но реакция человека оказалась неожиданно быстрой. Гол вырвался вперед, и его копье прошило зверюгу насквозь. Сделав несколько шагов, вепрь завалился набок. Измотанные спутники устроили по случаю удачной добычи праздник.

Свежатина всем пришлась по вкусу, потянуло на разговоры. А тут еще небесный обольститель, дыхнув на путников ранним теплом, заставил их избавиться от одежд, подставив нежным лучам соскучившиеся по свежести тела.

– Весна, други мои, идет! – мечтательно произнес Аскольд. – Хорошо-то как!

– Даже не верится, – заметил Зуб, скидывая зипун, – что где-то рубятся сейчас наши братья с погаными…

– Эх, Зуб, знал бы ты, как изнылась моя душа! Люди сражаются, а мы, как трусливые зайцы, прыгаем по сугробам.

– Ничего, Аскольд, настанет и наш черед. Достанется еще поганым, – погрозил кулаком Зуб.

…А в это самое время Батый штурмовал Ладыжин на Буге. Не зря укреплял Даниил свое княжество. Стоит Ладыжин, не сдается. Рвет и мечет хан. Не пожалел даже сына своего – послал на штурм высоких крепостных стен. Но ничего не может сделать Сартак. Нервно теребит жидкую бороденку Субудай. Если они у каждого города будут по стольку задерживаться да людей по стольку терять, о каком завоевании мира может идти речь?! И Субудай пустился на хитрость. Приказал снять осаду. Послал в город послов с предложением: если вы согласны, урусы, платить дань, то мы, мол, так и быть, оставим вас в покое. Для подтверждения своих «добрых» намерений не пожалел даже двухсот мешков с шерстью и пшеном, которые повелел подвезти к самым воротам. Верхние мешки развязали, чтобы все видели их содержимое.

Открыли доверчивые ладыжинцы ворота, чтобы завезти к себе эти дары. А монголы того и ждали. Не успели горожане опомниться, как из мешков повыскакивали воины, а следом налетела и конница. Жестоко обошелся с непокорными Батый. Не пожалел ни старого, ни малого.

Окрыленный победой, хан один за другим осадил и взял Каменск, Владимир, Галич… И облетела страшная весть всю Европу. Зря бьется Даниил, седея от злости и добиваясь встречи: прячется от него молодой Бела. Не может князь к нему попасть.

Сказавшись больным, тот тайно отправился к императору. Фридрих, кажется, обеспокоился. Разослал даже всем царствующим особам воззвание, в коем призывал «пробудиться от сна». Да напрасны ожидания.

Нервничает и выздоравливающий Димитрий. Не отпустил Батый воеводу. Возит с собой повсюду. Видит пленник, как гибнет на глазах Русь. Чувствует, как тщетно бьется в далекой Венгрии Даниил. Понимает, что не хочет Европа верить в надвигающуюся опасность.

И решился воевода на отчаянный шаг. Батый принял его ласково. Угостил арзой.

– Слушаю тебя, воевода, – милостиво кивнул хан, покосившись на Субудая.

– Джихангир, – начал Димитрий, – покорил ты почти все русские города. Знаю, что хочешь покорить и вселенную. Но, не покорив Венгрии, нельзя тебе идти дальше. Скоро король узнает о твоем победоносном походе и соберет силы. Тогда он тебе не по зубам окажется. Торопись, хан! А идти лучше через горы, где тебя не ждут. И сказал я тебе все это лишь потому, что вижу твою заботу обо мне. Благодарен я тебе за нее, джихангир.

На деле же Димитрий рассчитывал, что татары, воспользовавшись его советом пойти именно этим путем, угодят в ловушку: горы не позволят им быстро развернуться, а венгерский король встретит их при сходе с гор. Воевода надеялся, что разведка сработает, и армия Батыя будет уничтожена.