Вишенка. 1 том - де Кок Поль. Страница 19

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, я знаю свое дело, — отвечал Пуссемар, — опрокинуть тоже нужно умеючи, а то выйдет ненатурально.

— Конечно, конечно, Пуссемар знает свое дело, ему не привыкать. А скоро ли Немур?

— Нет, еще не скоро, сударыня, мы только проехали половину дороги.

— Фу, какая даль. Пуссемар, не гони Вертиго.

— Я ее не гоню! Что с нею случилось? Точно ирабская лошадь…

— Дети мои, — оживился Гранжерал, — Дюрозо упомянул об афишах, не пора ли нам заняться составлением их, как приедем в Немур, сейчас разошлем.

— Правда, нужно подумать о спектакле.

— Что же будем мы играть в Немуре?

— Господа, следует для дебюта назначить «Тартюфа».

— Помилуй, ты с ума сошел, Гранжерал, высоко залетел.

— Вы плохие ценители таланта. Жаль мне нас.

— Мы же неоднократно говорили, что почитаем Мольера. В Париже или там, где существуют постоянные театры, следует играть его комедии, а нам же никогда и двух раз не придется сыграть в одном городе, и потому нужно чем-нибудь пикантным, бросающимся в глаза привлечь публику. Пьесы же Мольера слишком известны, потому они для нас невыгодны — ноль франков двадцать пять сантимов, плохая выручка, как это не раз случалось.

— Разве Тартюф не по вкусу публике?

— У, какой он скучный, он все думает, что теперь царствует Людовик XIV, но времена великого короля прошли.

— Счастливы те, кто жил в то время.

— Мы уклонились от разговора, — заметила Элодия. — Немур — южный город, верно, там любят музыку, нужно дать оперу.

— А где у нас оркестр?

— Ну, оркестр можно найти в городе, Пуссемар будет дирижировать.

— К чему сразу выбирать такую пьесу, в которой нужны декорации, машины… А что делать с танцами?

— Без них обойдемся.

— А хор, где его взять?

— Устроим по обыкновению, кто не будет в то время на сцене — будет петь за кулисами.

— Не рассчитывайте на меня, петь я вам не буду. Достаточно того, что я буду суфлировать. Надрывать себе горло не желаю, чтоб потом сидеть целую неделю и не пить ни стакана вина.

— Матушка, на тебя никто и не рассчитывает.

— Вместо оперы дадим оперетку.

— Предлагаю представить «Дезертира».

— Гм… — бормочет Дюрозо, — для представления все готово, Монтезума — Алексис, Анжело — Монт-Сель, я двоюродный брат, Гранжерал — Жан-Луи.

— Я не знаю этой роли, — возразил Гранжерал обиженным тоном. — Для дебюта не хороша эта пьеса. «Тартюфа» находят устарелым, а «Дезертир» хорош, как вы жалки, господа.

— Мне все равно, я согласен играть и Жан-Луи, я знаю эту роль, — сказал Кюшо. — Хорошо, а кто же исполнит роль Луизы?

— Конечно, я — это мое амплуа, — произнесла Элодия.

— Да, если я тебе его уступлю, — возразила Зинзинета, — это роль первой певицы, там не надо вытягивать рулад.

— Ты, кажется, хочешь пуститься в драматизм.

— Отчего же нет? Легче вызвать слезы у публики, чем рассмешить ее.

— Делитесь, как знаете, милые дети, я не беру себе эту роль, я люблю эксцентричность.

— Ну, перестаньте, не ссоритесь, а то дело не пойдет на лад. Решено: Элодия — Луиза, Зинзинета — Жаннетта, госпожа Рамбур — тетушка. Остается роль тюремщика и Куршмена. Если Пуссемар не будет дирижировать оркестром, то он исполнит эту роль. Роль Куршмена можно выпустить, если Альбертина не согласится надеть жандармский костюм.

— Благодарю, вот гусаром я охотно бы нарядилась.

— Моя дочь восхитительна в гусарском мундире. Какая форма, словно по моей красавице сшита.

— Знаем, знаем, госпожа Гратанбуль.

— Ты была в гусарском мундире, когда князь Чемизаков впервые загляделся на тебя и прислал мне пуншу в комнату швейцара.

— Как, тебе присылали пунш в квартиру театрального швейцара? Это мило, я не знала этих подробностей.

— Отчего же нет, у театральных швейцаров всегда бездна угощений, не знаю, чего там только не пьют!

— А, мы заболтались…

— Согласны ли вы, чтобы я играла роль Куршмена в гусарской форме? В таком случае, я беру ее. Согласны, содержание пьесы не изменится, явится ли Куршмен гусаром или жандармом, эта перемена оживит пьесу. Итак, решено, я играю Куршмена в платье гусара.

— Споешь ли ты арию «Король проходил»?

— Конечно, спою, иначе роль моя не имела бы надлежащего значения, беды нет, что я не могу спеть этой арии, можно переложить слова на другую музыку, которая мне по голосу.

— У кого брошюра «Дезертира»?

— Вот она.

— Теперь надо подобрать музыку… — Элодия задумалась. — Нашла! Переложу на музыку арии «Женщины, хотите ль испытать».

— Нет, не то, не пойдет!

— Слушайте же лучше эту арию. — И Альбертина начинает петь: «Король проходил, и барабан бил».

— Браво, браво. Недурно придумано!

— Только моя дочь способна на такие идеи.

— А продолжение?

— Продолжение таким же образом я подберу… Прибавлю два куплета, и довольно.

— Знаете ли, господа, мы можем поставлять на сцену много опер, изменяя их по способу, изобретенному Альбертиной.

— В самом деле, надо попробовать.

— Да, — возразила Элодия, — попробуйте какую-нибудь серьезную арию в Руане или Париже переложить на арию тру ля-ля, тру ля-ля. Посмотрите, какой вам за это букет преподнесут.

— Мы знаем, что этого нельзя делать в больших городах, но в таких захолустьях все сойдет.

— Ну, теперь переменимте, господа, название щюсы «Дезертир». Как-то слишком коротко, не произведет на афише хорошего эффекта.

— Придумай, пожалуйста, Кюшо, ты не раз изобретал нам громкие названья.

— Кажется, и я не раз оказывал вам эту ус-лугу, — заметил Монтезума.

— Ну, так замени чем-нибудь «Дезертира».

— Постойте, постойте! Я, кажется, попал на мысль, назовем «Мнимая свадьба, или Жестокие последствия ошибки». Ну что, как вам это нра-кится, и как хорошо это выражает смысл пьесы.

— Я не восторгаюсь этим названием, оно напоминает «Невинная женщина, или Варвар муж».

— В таком случае поищите лучшее, критиковать легко.

— Придумал! — восклицает Кюшо, ударяя себя по лбу, — «Расстрелянный любовник».

— Славно! Очень хорошо!

— Вот прекрасное названье!

— Принято, браво.

— Вы находите, что это хорошее название? — возразил Монтезума. — Любовника не расстреливают, а прощают в конце пьесы.

— Это ничего не значит, он все-таки был осужден на смерть.

— Неужели к нам придерутся за такую безделицу?

— Название принято, господа! Займемтесь теперь другой пьесой.

— Я предлагаю «Фретильон», — отозвалась госпожа Гратанбуль.

— Невозможно, никто из нас не играл ее…

— Исключая моей дочери. Кто превзойдет ее в роли Дежазет… У нас был бы полон театр.

— У нас даже нет брошюр.

— Надо было запастись ими вместо всего этого старья.

— Как же мы решим со второй пьесой?

— Вот вам хорошенькая пьеса, которая всегда произведет эффект, потому что в ней появляются плуты и мошенники, — это будет публике по вкусу. Дадимте «Два слова, или Ночь в лесу».

— Это не забавно, — проворчал Монтезума.

— Не забавно, потому что ты в ней не участвуешь.

— Кто же будет Розой — ей нужно только два слова сказать.

— Нетрудно выучить эту роль.

— Нет, ошибаетесь, Зинзинета, — она вся в мимике, а это нелегко.

— Я ее уже играла.

— Да, Альбертина, но ты вместо двух слов много говорила, я думала, что твоей речи не будет конца.

— Можно озаглавить пьесу не «Два слова», а «Пятнадцать слов». Это ничего не значит.

— Лучше поставить «Немая, которая говорит». Как это пикантно, как остро!

— Господа, — вмешался Анжело, занятый до сих пор Вишенкой, — если позволите, то наша новая артистка исполнит роль, в которой приходится сказать два слова. Ей легко их будет запомнить, мимике я ее выучу, а между тем она познакомится со сценой.

После непродолжительного рассуждения все согласились с предложением Анжело. Сам же он взял роль молодого француза. Госпожа Рамбур будет хозяйкой, Дюрозо — лакеем, Пуссемар, Кюшо и благородный отец соглашаются представлять разбойников, Монтезума отказывается, потому что отвергнуто его название «Дезертир».