Око за око - Александрова Мария А.. Страница 29

Рассказав, как все было, Василий протянул Адаму бумагу:

— Читай.

Усмехающееся лицо Адама приняло серьезное выражение.

— Ты уверен? — теперь в вопросе Вишневецкого не было и тени насмешки.

— Да.

— Ян! — выглянув в коридор, со всей мочи закричал Адам, и спустя мгновение, словно выросший из-под земли, на пороге появился Стовойский.

— Моего лекаря, — приказал Ян. — Немедля! — В голосе Вишневецкого появилась угроза.

— Сюда?

— К Отрепьеву. — И, обращаясь уже к отцу Василию, сказал: — Пошли.

Второй раз предстояло удивиться Зосе, когда она увидела чуть ли не бегущего отца Василия, только уже вместе с князем. На этот раз Зося оказалась умней и, проворно спрятавшись за углом, не стала попадаться им под ноги. Мгновение спустя, выглянув из-за угла, она успела увидеть, как оба важных лица вошли в Гришкину комнату…

— Григорий, ты жив? — трогая Отрепьева за плечо, — спросил Вишневецкий.

Отрепьев на миг открыл глаза, мутным взором посмотрел на Адама, попытался что-то сказать, но вместо слов святой отец и князь услышали только хрип. Гришка даже покраснел от натуги, но он так и не смог ничего выговорить — силы его оставили.

— Жив, — сам себе сказал Адам, и в этот момент в комнату вошла Зося.

Любопытство все-таки одержало в ней верх, и, несмотря на вполне понятную боязнь, она рискнула войти.

— Лекарь был? — обрадовавшись кстати появившейся служанке, спросил Адам.

— Был.

— Что сказал?

— Глоточная у него. Если до утра дотянет, то жить будет.

Вишневецкий попытался посмотреть в окно — похоже, была глубокая ночь.

— Дотянет, — будто приказывая, ответил он Зосе, — обязательно дотянет. Такие люди, Зося, не должны так умирать.

Глава 24

Отрепьев действительно дотянул до утра. Лекарь Вишневецкого примчался мигом и также признал у Отрепьева глоточную, но, в отличие от Стефана, принялся лечить его сам.

Бедный Гришка! Чего он только не натерпелся от нового лекаря! Тот Отрепьева и обтирал, и поил какими-то снадобьями, и примочки делал, и растирал, и глотку чем-то пытался смазывать. Так что Гришке, вовсе ничем не болевшему и старательно все это время претворявшемуся, в конце в концов пришлось-таки побороть хворь, пока Иероним его не залечил.

«Ей-Богу, — все это время думал Отрепьев, — проще на самом деле хворать, чем так над собой издеваться!» Мало того, что ему пришлось выдержать и осмотр Стефана, и помощь плакавшей Зоси, и пытки Иеронима, сочинять что-то похожее на бред, краснеть, потеть и прочее, так еще и видеть, как страдает Ярослав, все это время свято веривший в его хворь. «Ох, — с замирающим сердцем размышлял Гришка, — и всыплет же мне Ярослав после всего этого! Самое меньшее, прибьет на месте!»

С этой мыслью, незадолго до рассвета, Григорий «пришел в себя», и Адам с отцом Василием облегченно вздохнули.

— Ну что, теперь будет жить? — спросил Вишневецкий у Иеронима.

— Будет, теперь будет, — гордо доложил лекарь князю. Самое большее, недельку помучается, но, поскольку ваш Отрепьев — натура крепкая, я бы даже сказал изумительно крепкая, то, скорее всего, дня через три уже встанет.

И Адаму, и Отцу Василию одновременно нестерпимо захотелось переделать слова Иеронима: «натура крепкая» заменить на «натура царская». Однако Вишневецкий все еще сомневался, и, как только Иероним позволил беспокоить Григория, он тут же решил добиться от него каких-то подтверждений его царского происхождения.

— Ну что, Григорий, жив? — первым делом спросил Адам у Отрепьева, которому вроде бы полегчало.

— Вроде, — прохрипел Гришка.

— Это твое? — протягивая конюху свиток, который Василий вынул у «умиравшего», спросил Адам.

— Мое, — приняв смущенный вид, — прошептал Отрепьев. — Только я ведь просил Святого Отца достать сверток только после моей смерти…

— Благодари Бога, что остался жив, Григорий, — попытался оправдать Василия Адам, — ведь никто и не надеялся, что ты останешься жив. И раз уж так все вышло, выкладывай, правда ли все это? Чем ты можешь доказать слова свои?

— Истинная правда, — перекрестившись, с горящими глазами ответил Григорий.

Дрожащей рукой Отрепьев снял с груди огромный крест на простой тесемке, и на глазах удивленного Вишневецкого с легкостью разделил его на две половинки.

— Смотри, — со слезами на глазах извлекая изнутри золотой, осыпанный драгоценными каменьями крест, сказал Гришка. — Эту святыню подарил мне Иван Мстиславский, став моим крестным отцом.

Утренний луч едва коснулся дорогого подарка, и прямо в руках Адама заискрились, засверкали тысячами огоньков самоцветы, обжигая глаза, огнем полыхнуло золото…

Сомнений в том, что Отрепьев и есть царевич Дмитрий, у Вишневецкого больше не было — несмотря на все свое богатство и власть, даже князь не мог похвастаться такой вещицей, и впрямь достойной царского отпрыска.

— Отдыхай, царевич, — уходя, с улыбкой на устах обратился Адам к Григорию.

«Неужто еще и князь заболел?» — встретив Адама после беседы с Григорием, подумала Анна — у князя дрожали руки, а лицо было мертвенно бледным.

Однако Вишневецкий был бледен вовсе не из-за болезни — он и представить себе не мог, что судьба преподнесет ему такой дар. Это может быть, это на самом деле может произойти! Адам увидит своего бывшего слугу на московском троне! От всех представившихся возможностей хотелось петь…

Когда ближе к полудню в дверях конюшни появился Стовойский и пронзил Евсеева одним из своих самых отвратительных взглядов, Ярославу чуть не стало дурно. Нет, за Гришку он уже не переживал — то, что Отрепьев остался жив и с ним будет все в порядке, Ян сообщил ему едва ли не с первыми лучами, велев спешно готовить коней, причем в таком количестве, что Евсеев освободился только сейчас. Какой же будет новость Стовойского, Ярослав не знал, однако после таких взглядов ничего хорошего от Яна ждать не стоит.

Внезапно из-за спины эконома появилась настолько сияющее лицо Януша, что все неприятные предчувствия Ярослава как рукой сняло. Януш подошел к Евсееву, и, осторожно вынимая из его руки повод, радостно воскликнул:

— Ярыш, ты не поверишь, но теперь я — новый конюх!

— Гришка… — в ужасе прошептал Ярослав.

— Нет, с Гришкой все хорошо, — перебил его Януш. — А ты между прочим тоже больше не конюх.

— Это почему? Ничего не понимаю, — глядя на Стовойского, спросил Евсеев.

— Тебе приготовили местечко потеплей, — сквозь зубы процедил Стовойский. — Пошли.

За всю дорогу Стовойский не проронил и слова, и Ярослав не стал докучать эконому — мгновением раньше, мгновением позже, он все равно сейчас все узнает. Да и не до того ему было — впервые попав в другую половину замка, Евсеев внимательно рассматривал роскошные панские хоромы.

— Вот твой новый господин, — открывая двери, холодно произнес Стовойский. — Будешь теперь подчиняться ему, а за всякой надобностью обращаться ко мне.

Гришка поступил верно, решив не рассказывать Ярославу о своем плане. Знай Евсеев наперед, как решил осуществить свою задумку Отрепьев, ни за что на свете не удалось бы ему изобразить такого искреннего изумления, которое отобразилось на его лице.

— Привыкай, Ярослав, — заметив неподдельное удивление Евсеева, добавил Ян. — Теперь ты будешь служить царевичу Дмитрию, наследнику Российского престола.

Уже давно смолкли гулкие шаги Яна, а Отрепьев с видом тяжелобольного человека по-прежнему продолжал лежать на пышном ложе. Ярослав выглянул — ни возле дверей, ни по коридору никого не было, закрыл дверь на щеколду, осмотрел все углы, и только тогда собирался обратиться к другу.

— Ну, Гришка, — сдергивая с друга одеяло, гневно воскликнул Ярослав, уже собираясь поколотить Отрепьева, — ну паразит, предупредить, что ли, не мог…

Выполнить свое намерение Евсееву не удалось — моментально оживший и принявший нормальный вид Григорий, на миг забыв об осторожности, засмеялся так громко и заразительно, что Ярослав, не выдержав, рассмеялся вместе с ним.