Серебряный леопард - Мейсон Ф. Ван Вик. Страница 44

– Так идите же, – сказал сэр Тустэн, – непростительно сердить графиню Сибиллу.

При подъеме на холм Эдмунду вспомнились слова Гидеона из Тарсуса. Какого дьявола? Что хотел сказать юродивый монах, когда толковал о зверях и птицах? Что за вепрь? Что за соловей?

Бывший граф Аренделский вдруг ощутил холодный порыв ветра. Запахнул поплотнее плащ. И вновь вернулся к своим мыслям. Дрого из Четраро!… Он давно уже перестал думать о своем бывшем противнике. Странно, как походило породистое лицо ломбардца на морду разъяренного вепря…

– Чума возьми мою тупую нормандскую голову, – проворчал Эдмунд. – Почему же я не спросил сэра Уго о вассале из Сан-Северино?

Аликс! Он замедлил шаг у ворот, где стояли на страже двое вооруженных славонцев, освещенных луной. Луна… Эдмунду захотелось обратиться мыслями к светлой красоте Аликс де Берне. И вдруг Эдмунд услышал мягкий шелестящий звук – топоток босых ног, поспешающих следом за ним. Развернулся – и узнал молоденькую потаскушку, тотчас же спрятавшуюся за кустом олеандра. Это была Хлоя. Опять… Почему это жалкое создание преследует его? Он несколько раз окликнул ее, но тщетно, она не отвечала.

С длинным мечом у бедра англо-норманн взошел по мраморным ступеням дворца.

Глава 4 ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ПИР

В большом приемном зале дворца Бардас было необычно шумно и многолюдно. По приказам мажордома, отдаваемым на греческом языке, рабы накрывали двойной длинный стол. Были расставлены скамьи и стулья для многочисленных франкских гостей – им в этот вечер предстояло сидеть, а не возлежать, как то было принято по обычаям древних римлян.

Сэр Эдмунд встретился с графиней Сибиллой на широкой лестнице. Лучезарно милая в своем платье из тонкого как паутина шелка цвета аметиста, она поспешила ему навстречу.

– Вы запоздали с возвращением, милорд, – с упреком в голосе сказала Сивилла. С нарочитой небрежностью она поправила шелковый шарфик, чтобы лучше оттенить ожерелье из золота и аметистов, сверкавшее на ее белой полуоткрытой груди. – Что задержало вас?

Эдмунд покраснел. Замер в нерешительности.

– Сэр Тустэн и я… мы выпили вина на вилле у, графа Мориса.

– Ах так… И что же вы узнали от Мориса Склера? Скоро ли подойдет войско герцога Готфрида Бульонского?

И снова замешательство охватило Эдмунда. Что отвечать? Как себя вести в этом загадочном и непостижимом городе?

– Мы говорили о другом, – пробормотал Эдмунд.

Губы Сибиллы растянулись в улыбке.

– О чем же?

– О раздорах среди неверных. Похоже, что в последнее время последователи Мухаммеда разделились на партии и живут во вражде и страхе друг перед другом подобно нашим герцогам, графам и баронам.

– Да, конечно… после смерти в 1092 году великого султана Малик-Шаха его наследники, Арслан и Кербога, стали заклятыми врагами. И в то же время оба ненавидят и презирают эмиров Алеппо и Мосула, так же как и султана Египта.

Сибилла закусила губу и придвинулась к рыцарю так близко, что у того голова закружилась от благоухания ее духов.

– А теперь скажите мне, – продолжала она вкрадчиво, – почему вы предпочитаете разговаривать со скучным стариком? Почему избегаете меня?.

– Но мы с сэром Тустэном просто задержались… Потому что были на службе в главном соборе.

– О, Эдмунд!… – Сибилла схватила его за руку и увлекла в маленькую боковую комнату. – О, Эдмунд, Эдмунд! Выслушайте мое предостережение. Этот граф Морис из известной семьи Склеров… он смертельный враг Комнинов. Тайный враг… часто бывать у него, – она передернула своими напудренными плечами, – значит вызвать недовольство в Священном дворце. А ведь император и без того предубежден против лорда Боэмунда… Будьте же осторожны, о достойнейший рыцарь, ради меня…

Еще до того как Эдмунд смог предугадать это, Сибилла обвила своими прохладными руками его шею, притянула к себе рыжую голову и подарила ему столь жаркий поцелуй, какого он еще ни разу не получал. Он еще долго стоял, ошеломленный, – уже после того, как аметистовое ожерелье графини исчезло из виду…

Все еще взволнованный этим происшествием, Эдмунд прошел в свой покой сменить нижнюю тунику; благодаря щедротам Боэмунда он подобрал себе скромный гардероб. Особенно же ему нравилась новая туника, которую он в тот вечер намеревался надеть впервые. Выкроенная из какой-то блестящей зеленой ткани, туника светилась и сверкала на солнце. Подвернув концы ее рукавов, поправив ворот, он посмотрелся в серебряное зеркало. Какая жалость, что ему придется облачиться еще и в плащ крестоносца!

К своему поясу англо-норманн прицепил изящный кинжал, а с другой стороны – как бы в качестве противовеса – маленькую, покрытую эмалью коробочку, содержащую порошок, который, по словам Тустзна, мог служить противоядием от любого яда. Под туникой же он ощущал ободряющую тяжесть той прекрасной, стальной кольчуги, которую на прощание подарил ему герцог Тарантский. Теперь Эдмунд был готов отведать византийских яств.

На узкой улице за стенами дворца раздался топот лошадей и громкий говор грубых голосов; говорили на французском и на итальянском. Очевидно, при-

был Хью Великий, огненно-рыжий брат короля Франции со своей свитой. Эдмунд решил поторопиться. Он прошелся гребнем сандалового дерева по своим волосам цвета меди, уже отросшим почти до плеч, и вышел в коридор, чтобы встретить сестру.

Никогда еще Розамунда де Монтгомери не выглядела столь прекрасной, столь статной, как в этом платье желтого цвета, украшенном зеленой шелковой лентой. Прислужницы Деспоины совершили чудеса с волосами английской девушки, ставшими опять довольно длинными, но все же короче тех доходящих до талии локонов, которыми она пожертвовала в замке Сан-Северино. Теперь в волосах ее сверкала диадема филигранного серебра, которая, казалось, парила над потоком мелких завитков.

Эдмунд подошел к сестре, потрепал ее по подбородку и гордо улыбнулся.

– Видит Бог, дорогая сестрица, все эти восточные красавицы по сравнению с тобой точно павы по сравнению с соколом.

Розамунда ласково коснулась загорелой щеки брата.

– А ты, милый братец, обнаружишь, что все женщины закудахчут вокруг тебя… в дополнение к леди Сибилле. – Розамунда лукаво улыбнулась.

У подножия широкой лестницы из черного мрамора, рядом с бассейном, в котором резвились пестрые рыбки, раздался гул голосов и топот слуг, бросившихся встречать гостей.

Из-за нескольких сильных заморозков вокруг было сравнительно немного цветов, но зато повсюду пылали сотни многоцветных свечей, освещавших великолепное убранство зала.

Гостей было человек двадцать, и среди них, кроме франков, такие знаменитые византийские полководцы, как Мануэль Бутумит, великий примицерий Татиций и еще двое стратегов из императорских армий. На всех четверых византийцах были латы из серебра с прекрасной гравировкой и позолотой, плащи из тирского пурпура, котурны из позолоченной кожи и классические походные юбки давно исчезнувших западноримских легионеров.

Все эти восточные люди были смуглолицы, но сероглазы или даже голубоглазы. Бегло говоривший на французском и итальянском языках, Мануэль Бутумит представил франков Деспоине, блестящей миниатюрной фигурке в кремовом шелке. Талию украшали золотые пряжки, усыпанные драгоценными каменьями. Многоцветными камнями были украшены и ее браслеты.

Восседавшая на возвышении Деспоина на певучем латинском языке приветствовала неуклюжих, одетых в меха чужеземцев; от них пахло кожами и лошадьми; казалось, они принесли с собой холодный северный воздух, бодрящий и побуждающий к действию.

Эти франкские варвары, как подумала Евдокия, прибыли из стран, о которых она мало знала, за исключением того, что земля там бывает покрыта снегом пять месяцев в году и что их владения когда-то являлись провинциями Западной Римской империи.

Она могла даже припомнить названия некоторых из них – Арморика, Бельгика, Аквитания, Гельвеция и Нарбонензис. Как типичная византийская патрицианка, хозяйка дворца Бардас презирала этих невежественных рослых людей, горячих, неугомонных и более всего на свете почитающих грубую физическую силу.