Подобно солнцу - Ланге Пауль Вернер. Страница 15

В ходе реконкисты, так же как и в Португалии, ковалась судьба будущего испанского государства. Начавшаяся еще в УIII веке реконкиста благоприятствовала всем слоям населения. дворянство из политических соображений стремилось к непрекращающемуся захвату новых земель. Крестьянство в ходе освоения новых земель жаждало получить свободу. Городское население имело прямую выгоду, одевая и вооружая войска, а сами города приобрели огромное стратегическое значение, так как благодаря крепостным стенам превратились в хорошо защищенные цитадели. духовенство, бывшее идеологом реконкисты, обретало серьезную экономическую силу, получая в дар от королей большие земельные Наделы. Королевская же власть, то есть сильное централизованное управление, стала необходимым условием ведения победоносных освободительных войн с маврами. Корона, власть которой все поддерживали, чтобы победить и не быть обманутой другими участниками реконкисты, все-таки подвергалась со всех сторон нападкам и раздиралась противоречиями. Крестьяне взывали к помощи короны в борьбе со злоупотреблениями дворянства, города упорно добивались привилегий и самоуправления. духовенство и дворянство не отступались от уже дарованных и настаивали на новых правах, милостях и преимуществах.

И лишь в период правления Изабеллы Кастильской (1474–1504) и Фердинанда Арагонского (1479–1516), после того как благодаря их браку (1469) Испания почти приобрела современные очертания, удалось окончательно преодолеть феодальную раздробленность и вырвать власть из рук высокородной знати. Разумеется, что и в период правления Изабеллы и Фердинанда возникали социальные конфликты и критические ситуации в экономике. Точно так же как в соседней Португалии, крестьяне находились на разных стадиях феодальной зависимости. В Арагоне крестьяне были крепостными, в Каталонии в первой — второй третях ХУ столетия поднимали восстание и отвоевали себе кое-какие права, в Кастилии они были свободными поселенцами. Но все они страдали от высоких налогов, начиная с 1510 года регулярно взимаемых, так что немало крестьян становилось жертвами ростовщиков и превращалось в разбойников с большой дороги. Мёста 16— соглашение об объединении богатейших помещиков, разводивших овец, поддерживаемое королевским домом, — привела к тому, что ранее арендуемые земли были превращены в пастбища и крестьяне-арендаторы без всякого сожаления согнаны с насиженных мест. Испанское сельское хозяйство было недостаточно производительным и зависело от ввоза зерна. Исключение составляли южные районы, где крещеные потомки мавров (мориски) выращивали орошаемые культуры и получали богатые урожаи. И хотя уже полностью сложилось сильное централизованное государство, большие привилегии духовенства и дворянства препятствовали едва начавшемуся капиталистическому развитию, которое по сравнению с другими европейскими странами значительно отставало.

Огромный вред наносили представления, возникшие и упрочившиеся в ходе реконкисты: закоснелая религиозная нетерпимость и пренебрежение к культуре других народов. В результате в 1492, 1499, 1502 годах Изабелла и Фердинанд выслали из страны морисков и не перешедших в христианство евреев. Испания тогда потеряла многих лучших ученых, художников, купцов, самых умелых земледельцев и ремесленников. После того как в 1492 году было покончено с последним мавританским эмиратом на испанской земле, Гранадой, а затем страну захлестнул поток золота и серебра из американских колоний, испанские владыки ощутили себя сильными, как никогда. И не ведали они, что все то золото только протекает через страну, оседая в сундуках тех, кто во Фландрии, Франции, Англии и Германии занимался производством в массовых количествах всего того, чего не могла дать чахнущая испанская промышленность. Испанский «золотой век» при всем его блеске нес на себе печать вырождения. Оживленная деятельность в севильских банках, единодушное стремление всех сословий вести охоту за богатствами этого мира и на волнах, и на дальних берегах уже не отвечали приметам времени. Оно теперь принадлежало фламандскому мануфактурщику и владельцу немецких рудников, а не странствующему идальго. Однако нельзя умалчивать что именно идальго был тем, кто соединил экономические артерии Европы с серебряными копями Потоси и рощами 0здичного дерева на Тернате.

Но наш путь ведет назад на набережные Севильи. С 1503 года Здесь находится резиденция Каса де Контратасьон (Королевской торговой палаты). Здесь выгружают золото Эспаньолы (Гаити), жемчуг с острова Маргарита и бразильское дерево, скоро здесь увидят Торе-дель-Оро (золотую башню) и Торре-де-ла-Плата (Серебряную башню) — сверкающие трофеи грабительской конкисты. Город на берегу Гвадалквивира — реки, воды которой два десятка лет назад вынесли корабли Колумба в море в его третье плавание, самое притягательное место для выходцев из Португалии. В основном это моряки, оставившие по самым разным причинам службу во флоте Мануэла. Их прибытие очень желанно, так как они избороздили вдоль и поперек моря южнее экватора, еще незнакомые Испании. Так получилось и с Барбозами, в доме которых Магеллан нашел приют на ближайшие месяцы. Глава семьи Дьогу Барбоза когда-то принимал участие в плавании в Индию Жуана да Новы. Он уже почти пятнадцать лет живет в Севилье, вначале был управляющим Алькасара1, а теперь является смотрителем королевского арсенала — человек богатый и уважаемый. Его племянник Дуарти долгое время путешествовал по владениям Португалии в Индийском океане и написал книгу, в которой поведал об областях мира «между мысом доброй Надежды и Китаем». Это «Книга Дуарти Барбозы», ее будут читать даже столетия спустя. До нас не дошло сведений, какие отношения связывали Барбозу и Магеллана, но, судя по всему, они давно знают друг друга. Ведь условия, предоставленные ему Барбозами, — это нечто большее, чем простое гостеприимство. Правомерно допустить, что Магеллан не бросился из Португалии очертя голову в неизвестность, а самым тщательным образом подготовил свой переезд в Севилью. Едва завершился 151 7 год, как гость и его хозяин оказались связанными отношениями особого рода: дочь Дьогу Барбозы Беатрис, за которой, говорили, было отдано жениху не менее 600 000 мараведи приданого, предстала перед алтарем с тридцатисемилетним капитаном, лишь несколько недель назад почти без средств перебравшимся из Португалии.

Роман на берегах Гвадалквивира? Повторение начала романтической истории, когда смелому, побывавшему в далеких краях Мавру удалось очаровать прекрасную дездемону? Вряд ли. Фернан де Магеллан не какой-нибудь нищенски бедный чужак, из Милосердия принятый в доме, а мужчина, на которого можно положиться Не может быть случайностью, что большая группа Моряков, в том числе его будущие кормчие Жуан Родригиш ди Мафра и Вашку Галлегу приехали вместе с ним в Севилью. И конечно, не случайна также причастность Дьогу Барбозы к кругу Лиц, которые были инициаторами экспедиции Диаса де Солиса на поиски южноамериканского пролива и финансировали ее.

Поначалу кажется, что надежды, связывающие Дьогу Барбозу. и его зятя, тщетны. Управляющие Каса де Контратасьон, в частности, были далеко не в восторге от посулов Магеллана найти самую короткую дорогу к островам Пряностей и доказать, что земли лежат в полушарии, оговоренном для Испании. Неудача вполне объяснима. Магеллан клятвенно обещал своему партнер Фалейру, до сих пор находящемуся в Португалии, что до его прибытия не раскроет ни одной детали их совместного плана, И он демонстрирует доказательства, больше говорящие о значении, чем о надежности предприятия: письма Сиррана, сообщения Вартемы. Убеждения и доводы Магеллана, им, бесспорно. высказанные, что юг Америки имеет такие же очертания, как и Африка, и, возможно, даже Диас де Солис уже нашел мыс, который осталось только обогнуть, — это всего лишь домыслы и пред положения, вряд ли достойные доверия. для вящей убедительности не хватает расчетов Фалейру и карт, показывающих проход на запад. А уроженец Молуккских островов раб Энрике, единственная сохранившаяся у Магеллана собственность от грабительского похода на Малакку, и девочка-рабыня с Суматры, которые сопровождают просителя, — только экзотическое приложение. ничего не значащее; рабы не в состоянии повлиять на мнение руководителей ведомства.