Тщетность, или Гибель «Титана» - Робертсон Морган. Страница 6

Он остановился у ограждения мостика, уставившись невидящими глазами в стену тумана. Последние свои мысли он произнес вслух, и первый помощник оживился и навострил уши. «Ну наконец-то, заработало», — прошептал он третьему помощнику. После чего нажал кнопку вызова капитана и дал короткий гудок, служивший сигналом боцману. И со спокойной душой вернулся к своим привычным обязанностям.

Короткий гудок — столь обыденное явление на судне, что, как правило, остается незамеченным никем из пассажиров. Но на этот раз на него отреагировал не только боцман. В одной из кают первого класса с нижней койки поднялась маленькая фигурка в ночной сорочке и принялась на ощупь искать выход. Ни один из стюардов не заметил, как она прошла по коридору, ведущему на прогулочную палубу. Маленькие босые ножки не чувствовали холода, немигающие глаза широко открыты. К тому времени, когда боцман и капитан прибыли на мостик, девочка была уже у входа в рулевую рубку.

— Они твердят о том, что Всевышний любит и хранит нас, — продолжал Роуланд, не замечая, что за ним наблюдают. — Что он милосерден. Но зачем тогда, при всем моих недостатках, ему понадобилось наделять меня способностью любить? Зачем было сталкивать меня с Мирой Гонт? Разве это милосердно? Идея бога как первопричины не противоречит основному принципу эволюции, согласно которому развитие человечества происходит за счет существования отдельных индивидуумов. Но разве должны те, кто обречен на гибель из-за их неспособности выжить, благодарить за это бога? И любить его за это? Нет, разумеется нет! И поэтому, я не верю, что он существует. Я отрицаю это! Где доказательства его существования?! Их нет! Для объяснения всех явлений во Вселенной вполне достаточно принципа единства причины и следствия. И я принимаю его целиком и полностью... Милосердный Бог... Добрый, любящий, справедливый!.. Вы только подумайте!..

Он разразился жутким смехом, но тут же умолк, схватившись сначала за живот, а потом за голову.

— Что со мной?!.. — пробормотал он, ловя ртом воздух. — Я словно наглотался раскаленных углей... И моя голова... Она... О нет, я ослеп! Я ничего не вижу!..

Через мгновение боль ушла и его снова одолел приступ смеха.

— Что за дьвольщина происходит с якорем?! Он движется! И он... он меняет форму! Да что же это такое! Брашпиль ^[6], якоря, шлюпбалки — все движется, все живое!..

Открывшаяся ему картина повергла бы в ужас любой здравый рассудок, однако у Роуланда увиденное вызвало лишь новый приступ неконтролируемого веселья. Уходившее к корме леерное ограждение сомкнулось в треугольник, внутри которого копошилась различная корабельная утварь. Брашпиль превратился в чудовище, черное и угрожающее. Бочонки вспучились и стали глазами этого ужасного монстра, а якорные цепи и канаты - его бесчисленными щупальцами. Кошмарное существо тщилось вырваться за пределы треугольника из лееров. Якорные балки обернулись многоголовыми змеями, танцующими на своих хвостах, а якоря корчились и извивались, приняв форму огромных, покрытых жестким волосом гусениц. Вместо фонарей на двух белых башенках появились бледные призрачные лица. Они со злыми улыбками наблюдали за Роуландом. Вцепившись в ограждение, моряк хохотал и слезы текли по его щекам. Следившие за ним капитан, первый помощник и боцман ожидали, что он разразится очередной тирадой, однако моряк лишь продолжал смеяться. Этот звук заставил встрепенуться маленькую фигурку в белой рубашке, застывшую у подножия соединяющей прогулочную палубу и мостик лестницы. Словно влекомая смехом, она сделала шаг вперед и медленно, ступенька за ступенькой, стала подниматься вверх.

Фантасмагорическая картина постепенно растворилась в белесой стене тумана, и Роуланд пришел в себя настолько, чтобы пробормотать:

— Проклятье... Они все же сумели накачать меня какой-то дрянью!

А в следующий миг он уже стоял в глубине сада. Он хорошо знал это место. Впереди мерцали огни большого дома. Он был не один в этом видении. Рядом находилась молодая красивая девушка. Но она повернулась и бросилась прочь, едва только он попытался окликнуть ее...

Усилием воли он вернул себя на мостик «Титана».

— Почему именно это видение преследует меня долгие годы... — прохрипел он. — Я напился тогда... И до сих пор не могу протрезветь... Она могла спасти меня, но она предпочла отвернуться, отстраниться от меня.

Он попытался пройтись вдоль мостика, но зашатался и вцепился в ограждение. Затаившиеся неподалеку офицеры осторожно приблизились. А маленькую сомнабулическую фигурку отделяли от мостика всего несколько ступенек.

— Выживает сильнейший. — Роуланд, пошатываясь, вглядывался в туман. — Причина вызывает следствие. Эти два принципа в равной степени способны объяснить все, начиная со Вселенной и заканчивая мной. — Он поднял руку и заговорил громким голосом, словно обращался к бесплотному оппоненту, скрытому в тумане. - Каким будет финальный акт этой пьесы? По закону сохранения энергии моя нерастраченная любовь не может просто исчезнуть. Каждая ее капля будет сохранена и тщательно учтена. Но что мне с того? Где буду я сам, когда это произойдет?.. Эх, Мира, Мира! Знаешь ли ты, что потеряла?! При всем своем совершенстве, чистоте и праведности, ты хотя бы догадываешься, что натворила?.. Понимаешь ли?!.

Внезапно доски мостика, на котором он стоял, куда-то исчезли. Моряк ощутил, что парит в воздухе. Вокруг него был только серый безмолвный туман — безбрежное, бесконечное ничто, лишенное не только жизни, но даже способности как-то видоизмениться. Но ни удивление, ни страх, ни любые другие эмоции не способны были перевесить в его сердце гложущее чувство — жажду несбывшейся любви. Он не был уверен, что он все еще является самим собой — Джоном Роуландом, потому что теперь он плыл где-то далеко-далеко от земли, среди миллиардов звезд, приближаясь к самому краю Вселенной, за которой нет ничего, кроме абсолютной пустоты. И он слышал свой голос, который взывал, слабо, но довольно отчетливо. В нем словно сконцентрировалась вся безысходность его жизни - «Мира, Мира!»

И вдруг услышал ответный зов. И увидел ее — свою любовь — далеко-далеко, на другом краю света. В ее глазах была такая нежность, а в голосе — такая мольба, какие виделись ему лишь во сне. Она звала его: «Вернись, вернись ко мне». Казалось, две души взывали и не могли услышать друг друга, потому что вновь раздался отчаянный крик: «Мира! Мира, где ты!?», а в ответ прозвучало: «Вернись! Вернись ко мне!»

А потом впереди показалась слабая светящаяся точка. Точка приближалась, и он бесстрастно рассматривал ее, а когда перевел взгляд на тех двух, что взывали друг к другу, то увидел, что они исчезли. На их месте остались только две туманности, которые распались на бесчисленное множество светящихся искр. Искры заполняли пространство вокруг Роуланда и сияние их становилось все ярче и ярче.

А потом он услышал резкий нарастающий звук и, принялся вертеть головой в поисках его источника. Он развернулся и увидел бесформенный темный предмет, настолько же темнее серой пустоты вокруг себя, насколько призрачный свет был ярче ее. Предмет приближался и становился все больше и больше. И он понял, что эти свет и тьма — ничто иное, как добро и зло его жизни. Затаив дыхание, он стал всматриваться, стараясь рассмотерть, что достигнет его первым, и не почувствовал ни удивления, ни сожаления, когда понял, что тьма опережает свет. Она была все ближе и ближе и наконец полностью поглотила его...

— Что тут происходит, Роуланд?! — раздался гневный голос.

Мгновенно все видения исчезли. Серое ничто превратилось в туман, призрачный свет стал луной, а тьма обернулась первым помощником капитана. Одновременно маленькая белая фигурка, которая сумела проскользнуть незамеченной мимо трех офицеров, ткнулась ему в ноги. Влекомая неким подсознательным чувством надвигающейся беды, девочка, не отдавая себе отчета, не проснувшись даже, пришла искать защиту у бывшего любовника своей матери — сильного и слабого одновременно, опозоренного, но благородного, гонимого и одурманенного наркотиками, но далеко не такого беспомощного, как могло показаться. Джона Роуланда.