Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Мессадье Жеральд. Страница 40

Казалось, что при русском дворе отныне полное засилье немцев, и Банати сообщил Себастьяну, что старая гвардия, все еще сохранявшая свое влияние, была этим очень недовольна. Потом вдруг произошел еще один дворцовый переворот, руководимый другой сильной женщиной, Елизаветой Петровной, дочерью Петра Великого. В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года она собрала своих верных сторонников и отправилась в казармы гвардейского Преображенского полка. Там она обратилась к солдатам с речью, призывая защитить дело своего отца и Россию от чужеземного засилья (поскольку регентша Анна была немкой, то считалась противницей русских). Три сотни гвардейцев, возбужденные речью и давно недовольные правлением Анны, приветствовали дочь своего героя Петра Великого ликующими криками и тут же последовали за нею в Зимний дворец. Там регентшу Анну вместе с семейством взяли под арест. Ее министры тоже были арестованы. Второй переворот осуществился без единой капли крови.

Таким образом новой правительницей стала Елизавета и ее правая рука Бестужев-Рюмин. А кроме этого что нового?

Себастьян выслушал эмиссара из России, задаваясь вопросом: не готовится ли третий переворот?

— Новая политика вице-канцлера Бестужева-Рюмина состоит в том, чтобы заключить союз с англичанами и австрийцами, — объявил Засыпкин.

Еще один крутой поворот, подумал Себастьян. Однако ведь именно посол Франции в России Ла Шетарди побудил Елизавету взять власть, желая воспрепятствовать австрийскому влиянию при российском дворе.

— Вы поедете в Лондон, — объявил Засыпкин. — Будете информировать нас о тех, кто нам друг и кто враг. Особенно следите за французами. Пробудете там до тех пор, пока вам не поручат другую миссию.

Сердце Себастьяна подскочило в груди: он снова увидит Соломона Бриджмена, уже начавшего стареть. Единственного человека, который проявлял к нему бескорыстный интерес. Он кивнул.

— Чтобы не вызвать подозрений, возьмите французское имя. «Фон Ренненкампф» сразу же заставит насторожиться. У вас есть что-нибудь на примете?

Себастьян задумался; в памяти всплыли Париж и предместье Сен-Жермен, где селилась знать.

— Сен-Жермен?

— Почему бы и нет? — ответил Засыпкин. — Если вы должны здесь с кем-нибудь попрощаться, скажите просто, что отправляетесь на несколько дней повидать родных. Не открывайте подлинную цель этой поездки никому. Вашего слугу с собой не берите. Редкий слуга в конце концов не становится шпионом, надеясь на прибавку к жалованью. Нового найдете на месте.

Обычные рекомендации.

— Не привлекайте внимания к вашему отъезду, забирая с собой много вещей. Граф Банати позаботится о том, чтобы переслать вам все необходимое и продать ваш дом.

Себастьян опять кивнул. В любом случае Альбрехт не захочет еще раз последовать за своим хозяином слишком далеко.

На следующий день он отправился в Академию, чтобы попрощаться с маэстро Бёрцмой под тем предлогом, что едет на несколько дней повидать свою семью, по которой соскучился.

— Понимаю, понимаю, — сказал профессор. — Но, как бы там ни было, граф, никогда не забывайте, что обладаете небесным даром. Вы не только исполнитель, но также композитор. Никогда не позволяйте зачахнуть вашему таланту. Обещайте мне.

Профессор говорил так пылко, что Себастьян даже смутился. Потерев ладонь о деревянный стол, на который опирался, он взял своего учителя за руку и поднес ее к своему сердцу.

— Обещаю, маэстро Бёрцма.

Себастьян вернулся к себе домой и отпустил Альбрехта, щедро его вознаградив. Слуга рассыпался в нескончаемых благодарностях. Покончив с этим, Себастьян отправился на рынок и нанял другого слугу, итальянца, который показался ему довольно крепким малым, и купил ему по случаю серую с красными отворотами ливрею. На следующий день он отправил нового слугу Джулио к графу Банати, чтобы отнести ключ от дома и записку с перечнем вещей, которые хотел бы получить в Лондоне.

В десять часов утра они с Джулио сели в почтовую карету до Линца. Оттуда Себастьян намеревался добраться до Нюрнберга, потом до Гамбурга или Роттердама, чтобы сесть на отправляющийся в Лондон корабль.

23. СТРАННАЯ ИОАХИМШТАЛЬСКАЯ ЗЕМЛЯ

«Преимущество летних путешествий, — думал граф Себастьян де Сен-Жермен и Вельдона, — состоит в том, что можно читать, несмотря на скупой свет из маленьких окошек кареты, и тем самым отвлечься от неудобств дороги».

Он читал и перечитывал Ньютона, но не находил ни одного ключа к словам Соломона Бриджмена, уму которого, однако, доверял.

Читал также трактат по химии и написанный на плохом немецком труд о каббале, который купил в еврейском квартале Вены.

— Все здесь! — вопил старый книгопродавец с взъерошенной гривой. — Все! Современные люди так гордятся новой наукой, но они слишком самонадеянны. Древние знали все, а мы еще не расшифровали даже половину их знаний. На Земле нет ничего, что не согласовывалось бы с естественными законами. И древние, которые не занимались пустяками, как наши современники, поняли это.

Себастьян приобрел труд по непомерной цене и, читая его, думал, что Ньютон тем не менее открыл естественные законы тяготения, неведомые древним. Но открыл ли он только их? Или же сохранил про себя гораздо более глубокие откровения? Себастьян вспомнил слова Ньютона, которые ему передал Бриджмен: «Не будет страшнее бедствия, чем высшая тайна, ставшая достоянием низкого ума».

Может, и он сам — низкий ум, который еще ничего не открыл?

Себастьян оторвал глаза от книги и подумал о Лондоне. О сестрице Элспет, видевшей призрак за его спиной. И об изгнавшем его брате Хауинге.

Граф не знал, что ему делать с этими воспоминаниями, похожими на кошачий приплод, копошащийся в корзине. Он спросит об этом у Бриджмена.

Через два дня Себастьян добрался до Линца, где ему предстояло сменить экипаж. К счастью, перегон предстоял короткий, а другая почтовая карета была уже запряжена и стояла наготове. Граф вышел размять ноги и выпить стакан разбавленного вина в трактире «Коронованный олень». Там ждали отправления два новых пассажира до Нюрнберга; он уделил бы им лишь мимолетный взгляд, если бы один из них не привлек его внимание своей внешностью. Он был мертвенно-бледен. Несмотря на теплую погоду, на нем был застегнутый до подбородка плащ и митенки; казалось, его шатает малейшим ветерком. А когда стали грузить багаж, странный пассажир совершенно потерял равновесие, подавая свою большую дорожную сумку носильщику. Себастьян вовремя его подхватил и сам подал сумку, удивившись ее тяжести. Незнакомец пылко поблагодарил графа по-немецки, и Себастьяну снова пришлось поддержать его, когда тот залезал в карету. Так он обнаружил его плачевную худобу: плащ, можно сказать, не содержал почти ничего.

Но, усевшись напротив Себастьяна, бедняга вдруг посмотрел на попутчика заинтригованным и даже слегка оживившимся взглядом.

— Простите меня, сударь, — заявил он, — и позвольте представиться: меня зовут Ладислас Войцек. Вы были очень любезны со мной, и я вас благодарю. Но позвольте мне вам сказать, что, когда вы меня поддержали, мне оба раза словно обожгло руку, и я почувствовал себя лучше. Значит, вы обладаете особой силой?

Себастьян улыбнулся.

— Нет, конечно. Просто вас ободрила чужая доброжелательность. Я рад этому.

Казалось, это не убедило Войцека. Себастьян вновь открыл книгу о каббале, чтобы возобновить чтение, но вскоре должен был от этого отказаться, поскольку после Линца тряска стала откровенно ужасной. «При такой езде карета скоро потеряет колесо, если не свалится в одну из пропастей, окаймляющих дорогу», — подумал он. В тусклом освещении кареты Войцек казался еще бледнее, чем прежде. Себастьян вытащил из-под сиденья пакет с провизией, состоявшей из маленьких пирожков, купленных в Вене, и бутылки сливовой водки. Видя, что его визави в довольно жалком состоянии, Себастьян предложил ему угоститься, на что тот с удовольствием согласился.

Когда Войцек снял одну из своих митенок, Себастьян увидел, что рука бедняги покрыта красной сухой кожей. Его взгляд невольно задержался на этом удручающем зрелище.