Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Мессадье Жеральд. Страница 89

Стряхнув снег с одежды и согласившись на чашку кофе, Себастьян начал с того, что представил господину д'Афри финансовые затруднения Франции, в частности обязательство выплатить императрице Австрии двенадцать миллионов флоринов. Д'Афри поднял брови в знак удивления.

Тогда Себастьян попутно упомянул о возмутительных действиях тех, кто подобно Жозефу Пари-Дювернье обогащается на тяготах войск и истреблении молодежи. Д'Афри негодующе выпучил глаза, но не проронил ни слова.

Себастьян объяснил необходимость мира со всеми воинственными державами, которые угрожают Франции и заботятся лишь о территориальных приобретениях. Только мир, утверждал он, обеспечит процветание Франции, и король и госпожа де Помпадур в этом глубоко убеждены. У него возникло ощущение, что он говорит на санскрите.

«Или же господин д'Афри совершенно непроходимый тупица, — подумал Себастьян, — или же ему самому не хватает красноречия». Он удвоил усилия.

Описал интриги, опутавшие двор, и трудности, которые возникают из-за этого, мешая определению четкой политической линии. Господин д'Афри заерзал в своем кресле.

Напомнил о дружбе, связующей его с нынешним военным министром, маршалом Бель-Илем, и о его поддержке. Даже показал, чтобы подтвердить свои слова, два письма, которые получил от маршала со времени своего прибытия в Гаагу, от 4 и 26 февраля; к одному Бель-Иль приложил чистый паспорт, а во втором выражал нетерпение по поводу новостей от де Сен-Жермена и надежду на успех миссии, которой он облечен. Ознакомившись с ними, господин д'Афри, казалось, стал жертвой желудочной колики.

Себастьян все-таки удержался и не раскрыл все свои карты, в частности не показал предписание короля — из опасения, как бы этот документ не поверг посла в судороги.

Но зато уверил его, что Франция вполне может рассчитывать на помощь графа Бентинка ван Рооне в осуществлении сближения с посланником Англии в Гааге, генерал-майором Джозефом Йорком, поскольку дело мира не терпит отлагательства. При упоминании такого высокопоставленного лица, как Бентинк, цвет лица у господина д'Афри из мертвенно-бледного сделался пунцовым.

Наконец Себастьян объявил о своем ближайшем намерении воспользоваться скорой свадьбой принцессы Каролины, дочери Георга V Английского, с принцем Нассау-Дилленбургом, чтобы похлопотать среди банкиров Объединенных провинций о большом займе для пополнения французской казны.

Тут он прервался: господин д'Афри, у которого лицо вытянулось на целый аршин, объявил своему визитеру, что не понимает, куда тот клонит. Себастьян, вконец выведенный из себя, поблагодарил за аудиенцию и откланялся, недовольный результатом.

Только две недели спустя он узнал от Бель-Иля о катастрофических последствиях своего визита: д'Афри впал в сильнейший гнев и горько упрекал герцога де Шуазеля за то, что тот «пожертвовал старым другом своего отца и его достоинством посла ради сомнительного мирного договора, который собираются заключить у него под носом, но о котором он сам узнает лишь от какого-то подозрительного иностранца». [74]

Барбере, ожидавший его в передней, показал себя более прозорливым. Он заявил Себастьяну в карете:

— Сударь, я не знаю, что там было на этой встрече, которой вы, похоже, придаете большое значение. Но, судя по вашему лицу и лицу этого посла, я осмеливаюсь думать, что она прошла плохо. Этот человек испуган и раздосадован. Вы ведь и сами недовольны, верно?

— Вы правы, — ответил Себастьян. — Д'Афри ничего не понял, и к тому же я его наверняка унизил.

Но в итоге его решение успешно довести до конца свою миссию окрепло еще больше. Вернувшись к себе, он отправил графу Бентинку послание с просьбой устроить ему встречу с графом Каудербахом, послом Саксонии в Гааге.

Следующим вечером он отужинал с ним у Бентинка. Поведение саксонца было совершенно противоположно поведению д'Афри. Посол внимательно выслушал высказывания Себастьяна о причинах бурь, беспрестанно свирепствующих во французской политике, — нерешительности короля Людовика XV и интригах его министров, которые почти все находятся на содержании у Дювернье.

— Я слышал, — заметил Каудербах, — что госпожа де Помпадур располагает определенной властью. Почему же она ею не воспользуется?

— Власть финансистов пересиливает власть трона.

Каким бы реалистичным ни было это суждение, оно от этого не становилось менее скандальным. Гаага была небольшим городом, и эти слова быстро облетели ее. То на одном, то на другом ужине Себастьяна спрашивали об этих сказанных накануне словах. Он поздравил себя с этим.

Уверившись в своей известности в этом городе, Себастьян решил распространить ее и на крупнейший коммерческий центр Соединенных провинций, Амстердам. Газеты подготовили его приезд, и банкиры могли только гордиться, что один из их круга удостоился таких почестей; в самом деле, здесь его принимали еще радушнее, чем в Гааге. Вся страна теперь знала о миссии Сен-Жермена: подготовить мир между Францией и Англией. Банкиры заранее радовались, что именно в их стране осуществится большой французский заем. Называли даже сумму, на основе цифры, невзначай оброненной Себастьяном: пятьдесят миллионов флоринов.

— Я уверен, что посол Англии услышит вас еще до того, как увидит, — объявил ему Бентинк, когда он вернулся в Гаагу.

Что означало: плод созрел.

14 марта 1760 года [75] генерал Джозеф Йорк принял графа де Сен-Жермена в английской дипломатической резиденции.

Они познакомились семнадцать лет назад у принцессы де Монтобан; встретились с улыбкой. Себастьян действовал согласно уже обкатанной схеме. Начал с того, что набросал картину злосчастного состояния Франции, которое и побудило ее искать мира — блага, подчеркнул он, желанного для всего человечества.

Здесь тем не менее он ввел вариант: признание в собственных дружеских чувствах к Англии и Пруссии, благодаря которым может быть полезен Франции.

Внимательно выслушав его, Йорк ответил, что предмет слишком важен, чтобы обсуждать его с особами, не имеющими официальных верительных грамот, сколь бы почтенны они ни были, но что он хотел бы знать, какую именно цель преследует граф де Сен-Жермен.

Себастьян стал терять терпение: неужели все дипломаты так ограниченны? Он попросил его превосходительство соблаговолить ознакомиться с двумя письмами, которые адресовал ему военный министр Франции маршал де Бель-Иль, — это были те же самые, которые он показывал д'Афри и которые произвели на него столь досадный эффект.

Документы смягчили Йорка, он попросил своего посетителя рассказать подробнее о своей миссии.

— Дело простое, ваше превосходительство: король, дофин, госпожа де Помпадур, двор и вся Франция жаждут мира с Англией, за исключением господина де Шуазеля и господина Берье. Господин де Шуазель настолько проавстрийски настроен, что слышит только то, что хочет. Госпожа де Помпадур не привержена к Австрии, но она нерешительна, поскольку не осмеливается надеяться на мир, и поверит в него, только когда он будет заключен. Лишь король и маршал де Бель-Иль страстно желают его достигнуть.

— Ваш посол знает об этом проекте?

— Уже да, от меня.

Тогда Йорк объявил, что его величество Георг II тоже глубоко и искренне желает мира, ведь именно Англия сделала первые шаги в этом направлении, причем во время своих наибольших военных успехов. Но король должен быть осведомлен о подробностях, которые сам он, Йорк, еще не знает. Впрочем, он напомнил о зависимости Франции от двух императриц, российской и австрийской, и о досаде, которую им доставит перспектива ее мирного договора с Англией. Хотя он и уверен в желании короля Франции, но пока не может углубить эту дискуссию.

Беседа длилась три часа. Себастьян ушел со смутным чувством, что писем Бель-Иля хватило, чтобы заявить о нем как о серьезном собеседнике, но их оказалось явно недостаточно, чтобы побудить Англию к открытию переговоров. [76]