Камеристка - Вайганд Карла. Страница 2

Слышать подобное из его уст мне показалось забавным, но он, должно быть, уже давно забыл про случай в кузнице.

Кроме него в деревне я оставляла своего десятилетнего почитателя, который для своего возраста был довольно высоким и крепким. Его отец работал адвокатом при феодальном суде в Арси-сюр-Обе. Но как только удавалось, маленький Жак-Жорж навещал своего дедушку, Пьера Дантона, простого крестьянина в Планси, состоящего в отдаленном родстве с нами.

Графиня сердечно приветствовала меня уже в качестве своей новой камеристки. В мои задачи теперь входило причесывать свою госпожу, — я старательно училась этому искусству, — читать ей вслух, выводить на прогулку ее пуделя, пересказывать сплетни, зашнуровывать корсет, помогать в выборе подходящего гардероба и всегда держать наготове флакончик с нюхательной солью — туго зашнурованные молодые дамы часто падали в обморок.

Мадам дю Плесси была добродушной и весьма восторженной. Она обняла мать и еще раз пообещала хорошо приглядывать за мной. Потом она внезапно прижала меня к груди и шепнула:

— Не бойся, малышка. В Версале мы будем чудесно проводить время.

Версаль — волшебное слово. Услышав его, мои слезы тотчас высохли, даже мама сразу же вытерла глаза и изобразила подобие улыбки.

Глава вторая

Графский управляющий наблюдал, как погрузили в повозку последние сундуки с одеждой и мешки с провиантом, а после, глубоко поклонившись, протянул своей молодой госпоже ее маленького черного пуделя Коко. Лакей опустил ступеньки кареты, а аббат Флоран, седовласый священник из замка, помог ей подняться в карету, перед этим перекрестив ее безупречно гладкий лоб. Граф, попрощался со своей супругой уже после их совместного завтрака.

— Желаю вам счастья, мадам. Наслаждайтесь предоставленной вам королем привилегией. Но и о нас совсем не забывайте.

Кучер Флоримон уже сидел на козлах, готовый отправиться в путь. Он, как и десять хорошо вооруженных верховых слуг, был одет в цвета дю Плесси — желтый и фиолетовый.

Дороги в королевстве считались далеко не безопасными. Путешественников довольно часто подкарауливал всякий сброд. Слуги должны были вернуться, в замок лишь после того, как доставят графиню в целости и сохранности в Версаль, где она будет находиться под охраной его величества короля Франции.

По знаку аббата Флорана я вскочила в карету, лакей поднял лесенку, и аббат закрыл дверцу. Всадники, лошади которых уже нетерпеливо били копытами, заняли свои места рядом с кузовом кареты. Флоримон поднял кнут и мягко опустил его на круп коренной в шестерке лошадей; лошади налегли на упряжь, и мы двинулись вперед.

Карета покидала двор замка, подпрыгивая на неровной мостовой, но и за стенами замка дороги были отвратительные. Колдобины и глубокие выбоины постоянно затрудняли движение. Пассажиров трясло немилосердно — вскоре у меня уже ныла каждая косточка. Мадам дю Плесси чувствовала себя не лучше.

Не сомневаюсь, что она предпочла бы проделать этот путь верхом, но это не подобало ее положению. Дама должна появиться при дворе, как положено.

Случилось так, что одна из запряженных лошадей попала в глубокую рытвину и сломала ногу, ее пришлось пристрелить. Мы с мадам дю Плесси руками зажали уши, чтобы не слышать испуганное ржание животного.

— В Труа Флоримон позаботится о том, чтобы достать новое животное. Плохо только, что мы так мало проехали и должны будем здесь заночевать, — сказала графиня.

Я выслушала эту новость без особого неудовольствия. Я страдала от того, что меня, как мешок с каштанами, то и дело бросало из стороны в сторону. Кроме того, я еще никогда не была в Труа.

— Ах, мадам, я жду этого с нетерпением, — ликовала я, когда впервые въезжала через одни из шести городских ворот в столицу Шампани.

Здесь, как и в большинстве городов, дома были деревянными. В качестве строительного материала камень был слишком дорог. От дождей, дыма и от старости некоторые здания покосились и заметно пообветшали, но они были гораздо выше, чем дома в Арси-сюр-Обе или наши крестьянские лачуги в Планси. Я чуть не свернула себе шею, стараясь увидеть как можно больше из окошка кареты.

— Мадам, мадам. Вы только посмотрите, какие широкие улицы. Та, по которой мы сейчас едем, даже вымощена. Ах, как же чудесно, мадам!

Графиня снисходительно улыбалась моей способности восхищаться.

— Боже мой, мадам, вы когда-нибудь видели так много людей? — спрашивала я. — Они просто проходят мимо и даже не здороваются друг с другом.

Мадам дю Плесси развеселилась:

— Это было бы трудновато. Ведь здесь живет тридцать тысяч человек.

— Тридцать тысяч? — благоговейно выдохнула я.

— Раньше жителей было еще больше, но война, голод и огромные налоги заставили многих уехать в Америку.

Графине, казалось, даже нравилось меня просвещать. Она получила весьма приличное образование. Она училась в пансионе для девочек, которым руководили монахини, поэтому знала достаточно.

Мне, конечно, было до нее далеко, но во всяком случае писать и читать я умела.

Я буквально свесилась из окна кареты: меня настолько поразили пестрые наряды женщин, совсем непохожие на те, что мне довелось видеть, великолепные шелковые сутаны и рясы священников. Нас обогнала роскошная карета с фантастическим гербом на боку, в котором в красной мантии на черных шелковых подушках восседал старый и толстый князь церкви. [2]

Я не переставала удивляться увиденному.

Когда наша карета громыхала по неровному мосту, по правую сторону я заметила церковный квартал с готическим собором, который — так мне по крайней мере показалось — устремлялся прямо до облаков.

По левую сторону находился квартал бюргеров, богатых горожан.

— Труа живет на прибыль от торговли дорогим сукном. Предки местной аристократии были не крестоносцами, а купцами, которые потом купили себе титулы.

Глава третья

Утомительное путешествие должно было длиться три недели. Лето 1770 года выдалось жарким, но дождливым, и дороги сильно развезло, поэтому Флоримону приходилось действительно нелегко. Он мечтал промчать свою красивую молодую госпожу до самого Версаля, но, к сожалению, карета с трудом преодолевала бездорожье. Несмотря на всю осторожность, вначале сломалось колесо, а через два дня — задняя ось. Это значило, что опять нужно делать остановку в какой-нибудь грязной дыре.

У деревенских жителей имелась отвратительная привычка: в лицо они всегда улыбались графине, а за ее спиной кляли на чем свет стоит. Я сама была тому свидетелем. Это, да еще и сильный дождь с грозой, который, словно серым занавесом, скрыл все вокруг, окончательно повергло меня в уныние. Маленький, избалованный пудель Коко тоже ненавидел сырость и непрерывно тявкал. Я решила как можно скорее «воспитать» брехливую собачонку, потому что не привыкла к бесконечному лаю: дворняжки в деревне всегда молчаливы. После двух, казалось, нескончаемых дней мы продолжили путь.

— Дольше я бы не выдержала в этой отвратительной гостинице, — пожаловалась моя госпожа. А любопытство этих людей вообще переходит все границы. Чудо, что они не перерыли весь наш багаж.

— А вот в этом я совсем не уверена, мадам. Однажды я чуть не застала сына хозяев за этим занятием, он как раз собирался порыться в наших сундуках. Но он тут же придумал какую-то отговорку, а потом даже попытался залезть мне под юбку, — возмутилась я, вспоминая прыщавого хозяйского сынка.

— Надеюсь, ты как следует надавала ему по рукам, Жюльенна, — сказала графиня, на что я лукаво улыбнулась.

— Мадам, я ему влепила такую затрещину, что он на какое-то мгновение почти лишился слуха и зрения.

— Вот и правильно, дорогая. — Мадам Франсина потрепала меня по щеке. — Не позволяй мужчинам лишнего, береги свою честь, сколько сможешь. Это важно, если ты бедна, но хочешь составить хорошую партию. А когда невеста богата, жених закроет глаза на то, что она не девственница.