Усыпальница - Хостетлер Боб. Страница 2

Несмотря на утреннюю прохладу, на Хавнере были только шорты и майка.

— Я ухожу, — сказал Рэнд.

Хавнер молча поднял на него глаза. В них не было удивления, только грусть.

— Я решил не доставлять тебе неприятностей и не ждать, когда ты меня выгонишь.

— А я собирался тебя выгнать? — поднял бровь Хавнер.

— Если и нет, то пришлось бы.

Рэнд помолчал.

— Я благодарен тебе за все, но мы оба знаем, что я не справляюсь с работой.

Хавнер открыл было рот, однако Рэнд знал, какие возражения услышит, и опередил его.

— Нет, ты не раздражался и не говорил, что разочарован, и за это я тоже благодарен. Ты был очень добр ко мне. Но я не хочу перекладывать на тебя свои проблемы и ты не обязан расплачиваться за то… что со мной происходит.

Хавнер встал и вышел из-за стола.

— Я… даже не знаю, что сказать. — Он крепко взял Рэнда за локоть. Нахмурился, подбирая слова. — Наверное, мне надо было раньше тебя спросить…

— Спросить? — не понял Рэнд. — О чем?

— Есть одно дело, о котором я узнал только вчера вечером. Не хотел тебя беспокоить, пока ты… спал.

«Это значит — пока я пил», — подумал Рэнд.

— И что же это за дело?

— Сам знаешь, что такое наш Иерусалим. Здесь любая стройка, даже самая маленькая, превращается в раскопки. — Хавнер пожал плечами. — На строительстве аквапарка случайно открыли подземную полость, и кто-нибудь из нас должен туда поехать, чтобы взять ситуацию под контроль.

Повисла пауза, во время которой они не спускали друг с друга глаз.

— Понимаешь, ты сделаешь мне большое одолжение… Хавнер ходил вокруг да около, пока Рэнд не стряхнул с себя похмельное оцепенение.

— Значит, — перебил он, — сделать тебе одолжение?.. Но ведь это не я тебе, а ты мне делаешь одолжение? Просто хочешь помочь?

Хавнер прищурился.

— Кажется, ты только что сказал, как благодарен за все, что я для тебя сделал. Если это правда, то сейчас представилась возможность меня отблагодарить.

И он еще крепче сжал локоть Рэнда.

— Что бы ты ни нашел в Иерусалиме, для тебя это шанс. Новый старт. Может, снова обретешь хотя бы часть того… что потерял.

Хавнер видел, что Рэнд все еще не верит ему.

— Это в Тальпиоте, — продолжал он, понизив голос. — Спросишь старшего сержанта Шарона.

Губы Рэнда тронула едва заметная улыбка.

— Шарона, — повторил он. — Игаль, во что ты меня втягиваешь?

— Шалом, — только и сказал Хавнер, похлопав по плечу старого друга, который был выше его почти на голову.

2

Чикаго, Международный аэропорт О'Хара

Трейси Баллок и ее подруга Рошель приехали в аэропорт и заняли очередь на регистрацию.

— Поверить не могу, что ты улетаешь, — вздохнула Рошель.

Перед ними стояла толпа хасидов. Они громко разговаривали на языке, которого девушки никогда раньше не слышали. Скоро подойдет ее очередь, а потом Трейси пригласят на контрольный пункт перед зоной вылета.

Девятнадцатилетняя дочь Рэнда Баллока улыбнулась сквозь слезы. Они с Рошель были соседками по комнате в общежитии частного колледжа «Ротан», что в пригороде Чикаго. С тех пор как они впервые встретились на собрании вновь поступивших, девушки стали, что называется, не разлей вода.

— Тебе надо подать апелляцию по поводу отчисления, — озабоченно сказала Рошель. — Может, они передумают.

— Черта с два!

— Хизер Андервуд всего лишь дали испытательный срок, а ведь именно она купила пиво.

— Ага, потому что ее отец пошел к декану.

— Так позвони своему отцу, — взмолилась Рошель. — Пусть он тоже поговорит с деканом.

— Да, конечно! Я прямо слышу: «Трейси? Какая еще Трейси?!»

— Ну пожалуйста…

— Не надо меня учить, что делать, — завелась Трейси, чувствуя, как снова нахлынули боль и гнев. — Думаешь, он найдет для меня время? Когда наша софтбольная команда поехала на чемпионат штата, он улетел в Грецию, когда я собиралась на выпускной бал, он остался на Крите…

— Но, Трейси…

— А в ночь, когда умерла мама, он… — Ее голос задрожал. — Я даже не знаю, где он был.

— Он же археолог, — прошептала Рошель, гладя подругу по спине.

— Знаю! В том-то все и дело. Больше археолог, чем отец.

— Тогда зачем ты летишь?

Трейси быстро вытерла заплаканные глаза, помня о накрашенных ресницах.

— Просто мне больше некуда деться.

Между тем очередь подошла, и Трейси дала знак стоявшему за ней человеку, что пропускает его. Глаза Рошель наполнились слезами.

— Я очень беспокоюсь, — всхлипнула она. — Ты летишь к отцу, а он даже не знает об этом!

— Он бы сказал, чтобы я не приезжала.

Рошель крепко обняла ее.

— Я буду скучать. Обещай, что не станешь лезть на рожон.

Трейси судорожно вздохнула и обняла Рошель, стараясь не разрыдаться.

— Обещаю.

Очень хотелось признаться подруге, как она боится встречи с отцом, но Трейси сдержалась и решительно направилась к стойке регистрации, доставая паспорт и посадочный талон.

3

Южный Иерусалим, Бака

Боковое стекло как раз на уровне головы Рэнда Баллока в один миг покрылось паутиной трещин. От неожиданности он ударил по тормозам и ткнулся в лобовое стекло.

Выругавшись во весь голос, Рэнд выпустил руль, в который вцепился мертвой хваткой, останавливая машину, поднес правую руку ко лбу и у самых волос нащупал что-то теплое и мокрое. Посмотрел на пальцы — они были в крови. Потряс головой, вытер руку о штаны цвета хаки и снова взялся за руль.

Он выехал из Тель-Мареша больше часа назад в восточном направлении, по шоссе 35, потом свернул на 60-е, на север, в сторону Иерусалима. А несколько секунд назад поднял боковое стекло, когда увидел на обочине толпу палестинских демонстрантов. Они кричали, размахивали кулаками и бросали камни в его сторону. На узкой дороге развернуться было невозможно, так что не подними он стекло, камень попал бы ему в голову. Рэнд с опаской подумал, что это еще может случиться.

Он снова выругался, на этот раз в сердцах помянув Игаля Хавнера.

— Мог бы и предупредить, что тут легко оказаться на поле боя!

Конечно, Рэнд знал о противостоянии между евреями и палестинцами. Но, как большинство людей с Запада, даже много путешествующих по миру, лишь отчасти понимал причины этого затянувшегося конфликта. Конечно, кровь лилась на этой земле тысячелетиями, но на этот раз все началось после Второй мировой войны, когда здешние места наводнили евреи-иммигранты. В 1947 году ООН приняла решение разделить территории между вновь созданными еврейским и арабским государствами, но арабы не признали новых границ, и началась война. В 1948-м евреи провозгласили государство Израиль и начали борьбу за независимость. В первой половине 1949-го между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Иорданией, Ливаном и Сирией — с другой, было заключено перемирие… в результате которого почти миллион арабов оказались в положении беженцев. Вооруженные конфликты следовали один за другим. В 1956-м, 1967-м, 1973-м и 1982-м. Постоянные обстрелы и теракты, направленные против Израиля, ответные удары Израиля по палестинцам…

Как и на всех приезжающих в Израиль, на Рэнда произвели сильное впечатление здешние контрасты. В Америке, в выпусках новостей, об Израиле рассказывали как о территории военных действий, хотя, по крайней мере на первый взгляд, здесь было не менее мирно и безопасно, чем в окрестностях его дома в Огайо. И тем не менее стена ненависти разделяла евреев и арабов в течение тысячелетий. Они всегда были врагами в борьбе за воду, землю и работу, но, несмотря на это, Рэнд видел, что они живут здесь бок о бок — работают, ходят по магазинам, завтракают, обедают и ужинают. Большую часть времени жизнь в Израиле протекала без инцидентов, так что Рэнд не переставал удивляться, видя вооруженных солдат в городских автобусах и надежную охрану у каждого более или менее солидного заведения. В целом, как понял Рэнд, в Израиле было нормой то, что обычный человек (в его представлении) посчитал бы из ряда вон выходящим.