В краю танцующих хариусов. Роска - Олефир Станислав Михайлович. Страница 1
В КРАЮ ТАНЦУЮЩИХ ХАРИУСОВ
Избушка у Чуританджи
У самой вершины перевала с таинственным названием Аринкида лежит озеро. И до того оно маленькое, что, если бы не бьющие со дна тугие родники, его вернее называть обыкновенной лужей. А так — озеро!
Один его берег густо зарос осокой, у другого лежит серый, покрытый известковыми потеками камень. Гуляющие по сопкам снежные бараны заворачивают к камню вычесать свисающую клочьями теплую зимнюю шерсть, и ее наперегонки растаскивают по своим гнездам птицы. Длинноногий кулик-улит нахохлившись сидит у воды и выглядывает баранов.
По обе стороны от камня журчат вытекающие из озера ручейки. Тот, что поближе к кулику, проскочив узкую лощину, заворачивает в ручей Ледниковый, затем соединяется с рекой Ямой и наконец попадает в сливающееся с Тихим океаном богатое рыбой и клешнястыми крабами Охотское море. Путь второго ручейка куда длиннее. Ему придется долго плутать до небольшой горной речушки Чуританджи, чтобы потом уже вместе с нею бежать по рекам Эльген, Буюнда, Колыма. В конце своего путешествия ручеек окажется среди ледовых полей Восточно-Сибирского моря, а затем в Северном Ледовитом океане.
Получается, что это озерко питает собою два великих океана — Тихий и Северный Ледовитый. А само-то — кулику-улиту по колени, не глубже.
«Аринки» по-эвенски — злой дух, или черт, а «аринкида» — место, где этот черт живет. Поэтому-то раньше пастухи-эвены никогда не ставили свои яранги у перевала и вообще обходили эти места стороной. Кому охота связываться с чертом?
Там и в самом деле случаются удивительные вещи. То прямо из-под скалы ударит фонтан такой горячей воды, что в нем можно запросто сварить картошку; то вдруг провалится земля и там, где вчера была сопка, разлилось озеро. Или наоборот — на совершенно ровном месте вырастет высокий бугор.
А однажды здесь отправилась в путешествие целая роща. С лиственницами, беличьими гнездами, бурундучьими кладовками и даже похожим на небольшой вулкан муравейником.
Раньше эта роща была совсем в стороне от проложенной через перевал дороги, теперь — шоферы едут и неожиданно передняя машина упирается в стену деревьев. Была дорога — и нет ее. Даже маленькой тропинки не осталось.
Когда осмотрелись, поняли, что виновата вечная мерзлота. Она подобралась под самые деревья, приподняла их вместе с корнями, и вся роща укатила вниз, как на салазках.
И ничего. Ни одна лиственница не пострадала. Белки тоже, как прыгали, так и прыгают, муравьи вообще без внимания, а бурундукам даже радость. Раньше к голубичнику нужно было бежать кто его знает куда, а теперь — рукой подать.
А вот людям неприятность. Другой дороги здесь нет, новую через такую рощу прокладывать опасно. Чуть тронь — вместе с деревьями скатишься в пропасть. Пришлось делать объезд и каждую машину вытаскивать на перевал трактором.
Выстроили под сопкой избушку, привезли туда бочки с соляркой, запас продуктов и даже немного угля. Дрова прогорают быстро, и, когда мороз, приходится подкладывать в печку всю ночь. Уголь — совсем другое дело. Ведро засыпал — тепло в избушке держится до утра. Хорошо, уютно.
Трактористом на Аринкиде работал мой товарищ Васька Чирок. Я охотился в тех краях и частенько гостил у своего друга. Помогал ему строить избушку, пилить дрова, ремонтировать бульдозер. Когда наледь заливала дорогу и на целую неделю, а то и две движение по ней прекращалось, мы с Чирком отправлялись на охоту. Так что теперь мы с ним можем всякому сказать, что почти три года прожили не где-нибудь, а у самого черта на куличках.
В прошлом году Васька Чирок потерял в тайге свою рукавицу. Не то чтобы совсем потерял, а на время. В тот день метель надула на перевале огромный сугроб, никак машинам через него не пробиться. Принялся Васька этот сугроб сталкивать за обочину, да сам и въехал в канаву. Он и вперед подаст, и назад — бульдозер ни с места. Пришлось ему вылезать из кабины и браться за лопату. Пока отгребал снег, пока рубил ветки, чтобы подложить под гусеницы, — рукавица и потерялась. Правая есть, а левой нет. Погоревал он немного и снова взялся за работу.
Наконец выехал из канавы, смотрит, а на самом ее дне лежит рукавица. Оказывается, он впопыхах положил рукавицу на гусеницу, а гусеница ее и подмяла. Обрадовался Васька находке, а взял в руки — расстроился пуще прежнего. Стальная гусеница так пережевала ее своими зубьями, что она разваливается на кусочки.
«Ни на что не годится теперь моя рукавица, — решил Васька, — а ведь была почти новая». И выбросил.
Летом мы с Чирком отправились на рыбалку и решили на перевале отдохнуть. Там в любую погоду ветер, комаров ни одного. К тому же сверху каждый ручей, каждый распадок как на ладони видно. Я набрал в котелок воды и прилаживаю у костра рогульки, а Васька собирает дрова. Вдруг он зовет меня:
— Иди сюда скорее!
Подошел я к Чирку. Он показывает под куст голубики, а там гнездо. В гнезде затаилось пять пушистых птенцов. Маленькие, желторотые.
— Уходить надо, — говорю. — Сейчас явятся родители и будут волноваться.
— Да ты посмотри, из чего они свили себе гнездо! Это же мех из моей рукавицы.
Чуть в стороне мы нашли еще один кусок от Васькиной рукавицы. Он лежал возле коряги, и мех с него был обстрижен словно ножницами.
— Это мыши, что живут под корягой, шерстинки обстригли и унесли себе в нору, — говорит Васька. — Представляешь, как теперь мышатам мягко спать. Давай поищем еще. Рукавица-то была большая.
Искали-искали, но больше не нашли ни одного лоскутка. Наверное, их по всей тайге разнесли лесные жители, чтобы утеплить свои дома-теремки. И еще мы приметили, в той канаве, где застрял бульдозер, отпечатались огромные медвежьи ступни.
— Только вчера мишка здесь был, — говорит Чирок. — Это он тоже искал мою рукавицу. Но опоздал. Рассердился, наверное, и отправился на брусничник собирать прошлогодние ягоды. И славно!
Если вы думаете, что избушку у перевала мы строили на совершенно пустом месте, это не совсем верно. Как раз посередине облюбованной под избушку поляны возвышалась кочка на тонкой ноге, а на кочке лежало круглое как шар гнездо рыжей полевки. Свито оно было из стеблей осоки, а внутри выстлано куропачьими перьями и медвежьей шерстью. Где полевка собрала все это — можно только догадываться.
Гнездо на кочке — ее зимняя квартира, летняя находилась под лежащей неподалеку корягой. Когда мы откатили эту корягу в сторону, обнаружили и саму хозяйку. Небольшая рыжая зверюшка с усатой мордочкой и черными глазками страшно нас испугалась и бросилась наутек. Шариком прокатилась у ног Васьки Чирка, мелькнула в зарослях голубики и исчезла.
Мы думали, теперь она не покажет на поляну и носа, но лишь закончили строительство, полевка тут как тут. Пролезла между бревен, забралась на стол и принялась изучать лежащую там пачку печенья. Мы вспугнули ее, она отважно шмякнулась на пол и больше в тот день на глаза не попадалась.
С тех пор и пошло. Пока мы готовим обед, колем дрова, ладим снасти на налимов, полевка отсиживается в своей норе, но лишь отправимся сопровождать очередную машину, она сразу же взбирается на стол и принимается собирать крошки. Иногда мы слишком засиживаемся в избушке, она не выдерживает и принимается бегать по столу в нашем присутствии. За это мы злимся на нее, а вчера запустили поленом. Ах, мол, такая-сякая, по столу бегаешь, продукты портишь!
А ведь мы не правы. Она подолгу живет здесь в одиночестве, выглядывает нас, как самых дорогих гостей, и даже скучает, если мы где-то задерживаемся. Так что она здесь хозяйка, а мы всего лишь гости. Только нехорошие гости. Вместо гостинцев и доброго слова… поленом!