Ямайский флибустьер - Губарев Виктор Кимович. Страница 22

Пепе вытаращил глаза, не понимая, почему лошадь вернулась домой одна, без седока, потом, придя в себя, долгим свистом подал сигнал, выскочил из укрытия и, прихрамывая на одну ногу, побежал навстречу Эмиру.

Когда взмыленный, залепленный грязью конь был отведен в конюшню, дон Антонио — посеревший, надломленный горем — о чем-то коротко переговорил с Хуаном Карраско и без промедления собрал всех своих людей, способных держать оружие, на военный совет. Сбивчиво обрисовав сложившуюся ситуацию, он предложил каждому высказаться о том, что им следует предпринять в первую очередь,

— Это место, видно, проклято самим богом, — произнес Алонсо де Тордойя, один из надсмотрщиков. — Здесь не будет спокойной жизни, коль уж…

— Что ты предлагаешь, Алонсо? — грубо оборвал его Бенавидес. — Бежать отсюда в другие места, в глубь острова?

— Не знаю, — безразличным тоном сказал Тордойя. — Вы хозяин, вам и решать.

— Ясно. Что скажешь ты, Хуан Альварес?

Хуан Альварес Браво — кузнец, обладавший пудовыми кулаками, широкой грудью и стальными мышцами, — горько усмехнулся.

— Я плохой советчик, сеньор Бенавидес. Не привык советовать другим… да и сам, честно говоря, не люблю выслушивать чужие советы.

— Позвольте мне сказать, — вмешался управляющий, тряхнув длинными черными волосами.

— Пожалуйста, Хуан.

— Поскольку дон Энрике по какой-то загадочной причине не смог вернуться на асьенду и у вас нет возможности уплатить пиратам выкуп за своего сына, предугадать дальнейшие действия вымогателей весьма трудно. Не исключено, что они пожелают дать вам дополнительное время на сбор требуемой суммы. В конце концов, деньги — единственное, что их по-настоящему интересует. Однако возможен и иной вариант. Устав ждать, эти негодяи могут совершить нападение на «Райское яблоко». В этом случае под угрозой окажется жизнь и честь доньи Исабель и сеньориты Глории. Чтобы гарантировать безопасность женщин, нужно либо отправить их в глубь острова, либо вызвать сюда из окрестных поселений подкрепление.

— Моя жена и дочь не хотят покидать асьенду, — нахмурился дон Антонио. — Мне их не переубедить. Да и как они смогут жить дальше, если, не дай бог, со мной здесь что-нибудь случится? Кто защитит их, какой монастырь приютит? — Бенавидес обвел своих людей затуманенным взором. — Кто остался в дозоре?

Ответа не последовало.

— Кто остался в дозоре?! — более настойчиво повторил свой вопрос дон Антонио.

— Пепе и Панчо, — спохватившись, отозвался управляющий.

Со двора донесся лай сторожевых собак. Алонсо де Тордойя, стоявший ближе всех к окну, выглянул наружу и коротко доложил:

— Прибыл Себастьян.

На этом военный совет закончился. Дон Антонио взял мушкет и тяжелой поступью направился к выходу из дома. Сеньор Карраско, надсмотрщики и слуги гуськом двинулись следом за ним.

Мулат нес в руке мешок. Несмело приблизившись к хозяину асьенды, он остановился в двух шагах от него, тыльной стороной ладони вытер пот с лица, потом, судорожно сглотнув слюну, хрипло выдавил из себя:

— Сеньор, вам подарок от капитана Рока…

— Что это? — Глаза дона Антонио сузились и потемнели.

Себастьян протянул Бенавидесу мешок.

— Да что это? — отшатываясь от мулата, снова спросил хозяин «Райского яблока». — Открой!

Мулат дрожащими руками развязал мешок и вытащил из него окровавленную голову.

— Это голова Эрнана Хереса, пушкаря с «Санта Барбары», — сказал он загробным голосом.

Дон Антонио и стоявшие за его спиной люди остолбенели от неожиданности. В их округлившихся глазах застыл ужас.

— Зачем ты принес ее сюда? — переведя дыхание, промолвил Бенавидес.

— Так было велено, сеньор.

— Они хотят запугать нас?

— Капитан Рок просил передать, что, если выкуп не будет уплачен сегодня, завтра он пришлет вторую голову.

— Чью?

— Он не сказал.

— Бедняга Херес, — хрипло пробормотал Хуан Карраско.

Бенавидес жестом велел управляющему замолчать, после чего дал всем совет держать язык за зубами. Никто из обитателей асьенды не должен был узнать о том, какой страшный гостинец принес от пиратов Себастьян.

— Отец! — На пороге дома появилась хрупкая фигура Глории. — Что там произошло?

Дон Антонио обернулся на голос дочери, одновременно закрывая собой мулата.

— А… ничего, Глория, все нормально. Себастьян принес напоминание о выкупе.

— Что с Мигелем?

— Он жив. Пойди скорее к матери и успокой ее.

— Я хотела поговорить с Себастьяном.

— Потом, милая, потом…

Девушка несколько секунд колебалась, раздумывая, как поступить, но, в конце концов, не посмела ослушаться отца и молча скрылась за дверью.

— Алонсо, — хозяин «Райского яблока» перевел взгляд на надсмотрщика, — возьми двух рабов, пусть они выроют за конюшней яму… Себастьян, голову Хереса надо будет закопать… Хуан, возьми на себя командование нашим гарнизоном. Надо сменить на постах Пепе и Панчо и… Впрочем, нет, я сам займусь этим. А ты иди в дом и присмотри за женщинами.

— Может, я попытаюсь уговорить их уехать отсюда? — нахмурился управляющий.

— Попытайся.

Дон Антонио подошел к воротам усадьбы и, опершись на мушкет, устремил задумчивый взгляд в сторону безмолвного лесного массива, за которым скрывалось побережье Карибского моря. Он думал о своем сыне, о своей злополучной сделке с ямайским маклером и безжалостных наемниках последнего.

«Что же делать? — в который раз спрашивал себя Бенавидес. — Жизнь Мигеля висит на волоске, а у меня нет денег, чтобы спасти его… Ах, Энрике, Энрике! Где же ты пропал?»

Дон Энрике очнулся, почувствовав тупую боль в затылке. Залитые кровью волосы слиплись, обессиленное тело, облепленное муравья, казалось чужим. «Где я?» — подумал он, пытаясь приподняться. Острая боль пронзила левое плечо и руку, и ему поневоле пришлось перевалиться на правый бок. Только после этого он смог приподняться на локте и, стиснув зубы, стать на колени. Прямо перед ним, за стволом упавшего дерева, возвышалась плотная стена леса. Из груди дона Энрике вырвался сдавленный стон. Он вспомнил, что с ним произошло.

— Эмир, — тихо позвал он, — Эмир! Где ты, чертов конь?

Осмотревшись по сторонам, Беррео увидел в двух саженях от себя мешки с деньгами. Над ними порхали бабочки и вились мошки.

Двигаясь на четвереньках, он подполз к мешкам, ухватился за один из них и попробовал встать. Это ему удалось, хотя в голове шумело, как в доменной печи, сознание временами уплывало прочь, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Святой Иаков, почему это случилось? — прошептал он, с трудом удерживая равновесие. — Что теперь будет?

Дон Энрике попытался сделать шаг в сторону леса, но тут же споткнулся и упал. На глазах у него выступили слезы. Он злился на свое бессилие, на свою несчастную судьбу и особенно на Эмирa, выбросившего его из седла и сбежавшего в неизвестном направлении. Однако злость постепенно прошла, и он, собрав всю свою волю в кулак, решил подняться и попробовать идти дальше.

Медленно встав на ноги, дон Энрике перебросил связанные мешки через правое плечо и минуту стоял, шатаясь из стороны в сторону. Потом, мысленно прочитав молитву, заковылял по направлению к лесной чаще. Первоначально каждый шаг давался ему с огромным трудом и отдавался острой болью в голове и левом плече, но постепенно боль притупилась, и он перестал обращать на нее внимание.

Лес встретил его враждебным полумраком. Земля под ногами была сырая и вязкая, горы гниющих листьев наполняли воздух нездоровым, тяжелым смрадом. То тут, то там на стеблях мелькали колонии светлячков, излучавших таинственный свет. Крохотные, как шмели, колибри перелетали с куста на куст. Солнца не было видно, но по тому, как усиливалась духота, Беррео чувствовал его присутствие за кронами гигантских деревьев.

Он шел весь день, на каждом шагу обламывая ветки, срывая паутину и периодически устраивая короткие привалы, пока сгустившийся мрак, дождь и смертельная усталость не заставили его искать место для ночлега.