Королева нефритов - Мюррей Икста Майя. Страница 18
— Мне очень неловко… — вмешался Эрик, прикрывая рукой подбитый глаз. — Я, например, за то, чтобы вернуться в гостиницу. Давайте обо всем поговорим там. Честно говоря, мне очень больно.
— Простите, но кто вы, черт возьми, такой?
— Эрик. — Его правая бровь медленно приподнялась, и я готова была поклясться, что, несмотря на боль, при виде красивого лица Иоланды ловелас вновь ожил.
— Вы — что?
— Я… я… гватемалец.
— Это Эрик, — сказала я. — Гомара. Мой друг.
— Гватемалец? — сказала она, окинув его взглядом. — Вы абсолютно уверены в этом, сэр?
— Что это значит? — расстроился Эрик. Его бровь снова опустилась.
— А то, уважаемый, что вы не очень похожи на гватемальца. Вы выглядите совсем как она — чистейший североамериканец.
— А! Ну, возможно, это из-за контузии.
— Иоланда, моя мама отправилась в Петен за нефритом! — выкрикнула я.
Она равнодушно глянула на меня.
— Ты меня слышишь?
— Прекрасно слышу.
— Она думала, что он может быть там. Талисман. Нефрит!
— Нефрит?
— Нефрит де ла Куэвы.
— Ты имеешь в виду нефрит моего отца?
— Да. Похоже, он был прав. В Сьеррас нашли месторождение…
— О, об этом я наслышана, — холодно сказала она. — Ну и пускай себе ищут. Пусть вообще им подавятся.
— Эти сообщения, вероятно, подтверждают старую легенду, — продолжала я. — Насчет камня. Если мы отправимся в лес искать маму, возможно… возможно, это оправдает твои усилия.
— Хочешь, чтобы я стала твоим проводником. — И она ткнула большим пальцем в сторону бара. — Бери любого из этих пьяниц, они охотно пойдут.
— Никто из них с тобой не сравнится.
— А почему я должна идти? Ты мне заплатишь, да? Деньги меня не волнуют. А что еще ты можешь мне предложить — новую машину? Билет на самолет, чтобы убраться отсюда? — Иоланда закрыла глаза. — Или, может быть, старые добрые времена?
Прошло еще несколько секунд, а я не могла понять, о чем же она меня спрашивает. Лишь гораздо позднее я сообразила, что совершила грубую ошибку, когда не ответила ей.
— Да, это было бы глупо, — наконец заключила она таким язвительным тоном, что я абсолютно уверилась, будто она меня ненавидит; нельзя, нельзя было прекращать переписку!
Оставалась одна-единственная возможность уговорить Иоланду.
— У тебя будет шанс завершить работу отца. — Немного поколебавшись, я начала придумывать. — Я сказала тебе не все. Моя мать кое-что нашла — секретную карту в каких-то испанских архивах. До сих пор о ней никто ничего не знал.
— Ну и что?
— Она указывает точное местонахождение камня. И у меня есть копия. Я тебе покажу, если ты пойдешь с нами.
— Ааа! — прошипела она. — Пытаешься меня одурачить. Нет никакой секретной карты!
— Мы пойдем искать маму и, если хочешь, камень, — умоляюще сложив руки, попросила я. Но уже в следующий миг вдруг почувствовала, что охватившее меня отчаяние выплескивается наружу. — Ты должна мне помочь! Не потому, что ты любишь меня! Не потому, что тебя беспокоит ее судьба! Просто потому, что я дам тебе то, что нужно, — у меня есть карта. Клянусь, я помогу тебе найти этот камень!
Наклонившись, она взяла мою правую руку в свои и с силой прижала к щеке.
— Мой отец, вероятно… Нет, он точно был сумасшедшим. В самом конце жизни. Разве ты не видишь, как мне из-за этого больно? Там нечего искать.
Едва она это сказала, я вновь услышала болтовню посетителей и постоянный неровный гул, издаваемый дедушкой.
— Да нет же… Ты всегда верила в своего папу, — возразила я.
— Я слишком устала, чтобы увлечься этой глупой мечтой, Лола. — Она отпустила мою руку. — Уходи.
И отвернулась. Веселье вокруг кипело, посетители сновали туда-сюда, очередь возле бара быстро росла, постепенно превращаясь в толпу.
— Из меня чуть не выбили все мозги, — ни к кому в особенности не обращаясь, пожаловался Эрик.
— Песню! — потребовал кто-то.
— Песню! Песню!
— Спой нам, Фелипе! Помоги сбросить напряжение — теперь, когда эти подонки ушли.
Взглянув в замызганное зеркало, я увидела, как дедушка улыбается.
— Нет, — сказал он. — Оставьте меня в покое, молодые негодники.
Однако в конце концов они все же уговорили его развернуться на табурете, причем некоторые свистели и ругались, говоря, что не намерены ждать до второго пришествия.
Все тем же неестественным голосом старик начал что-то бормотать, хотя я была так расстроена, что едва понимала его. Толпа немного затихла. Иоланда водрузила свою шляпу на голову.
— Что он делает? — спросила я.
— Меня так ни разу в жизни не били. — Эрик приоткрыл один глаз. — Я нормально держался?
— Да.
— Вы пострадали?
— Да.
— О чем вы меня только что спросили?
— Я спрашиваю, что происходит — этот человек поет?
— Кто?
— Тот старик.
Эрик уставился на него своим здоровым глазом.
— Да.
— Но что именно? Я ничего не могу разобрать.
— Ну, это такая песня, — сказал Эрик. — Возможно, музыкальный сигнал, чтобы мы уходили.
— А что за песня? Я ее слышала?
— Это старая песня.
— Одна из самых старых, — добавила Иоланда и стала беззвучно подпевать.
Закрыв глаза, дедушка продолжал не то говорить, не то петь. Я не сразу разобрала текст; понадобилось еще больше времени, чтобы понять, что мелодия та самая, которую напевала моя мама перед отъездом.
Приложив лед к щеке Эрика, я прислушивалась к надтреснутому голосу старика, под знакомую мелодию выводившему такие слова:
Кусок льда застыл в моей руке, нога перестала болеть — так я была поглощена чудовищным пением старика. Я чувствовала себя раздавленной, сломленной.
Иоланда выглядела не лучше. Зубы ее были по-прежнему стиснуты, но челюсти дрожали. Ни она, ни Эрик так и не взглянули в мою сторону — даже когда баллада подошла к концу и мужчины возле бара наградили певца аплодисментами. Кивнув, тот снова повернулся к бару и стал допивать свое пиво.
— Прощай! — сказала Иоланда, когда я вновь попыталась взять ее за руку.
— Нам пора, — через минуту сказал Эрик и потрогал рукой лицо. — Единственное, чего я сейчас хочу, — вернуться в гостиницу. Было чрезвычайно интересно, но, по правде говоря, мне вовсе не хочется когда-либо сюда возвращаться. — Встав, он взял меня за локоть и повел к двери. — Пойдемте.
Я снова взглянула на Иоланду, но она смотрела в сторону. А мне нечего было ей больше сказать.