Царь Грозный - Павлищева Наталья Павловна. Страница 15

– Мама, что случилось?

Мать прижимала сына к груди и уговаривала:

– Молчи, только молчи пока! Я потом тебе все расскажу.

Когда это потом?

А еще мать молилась, точно была очень грешна, клала поклоны весь день и всю ночь, рыдала и умоляла Господа простить ее за что-то.

А потом они вдруг среди ночи тайно уехали, даже с сестрами монастырскими не простились. Одно мальчик понял уже хорошо – его почему-то прячут от всех, даже случайных встречных людей на дороге.

Всю дорогу они ночевали в самых малых и худых избах, стараясь выбирать глухие деревеньки и объезжать подальше места, где много людей. Когда добрались до места и сопровождавший их человек кивнул: «Вот ваш скит», стало совсем тоскливо.

Вокруг шумел под напором ветра темный лес. Вековые деревья качали только верхушками, стояли плотно, а потому были крепки у земли. Перед приехавшими высился тын, собранный из таких же огромных деревьев, небольшие воротца в нем вместе с этими в два обхвата стволов надежно защищали от любого непрошеного гостя. Ни поверх тына заглянуть, ни в щель. И хотя поляна, вычищенная под скит, довольно велика, Соломония передернула плечами:

– Точно в клетке какой.

– Пока так, – отозвался сопровождавший. – Там есть все, пока поживете.

Внутри действительно оказалось все, что нужно. Стояла изба-пятистенок, скотный двор, еще домик, видно, людская, и банька. Сердце бывшей княгини сжала тоска. Сколько же придется здесь жить? Но иначе нельзя, новая княгиня наверняка запомнила то неосторожное проклятие прежней, не простила, а значит, станет искать и мстить. Здесь надежно, если и найдут, то пока доберутся, можно будет сбежать. Главное, чтобы не поняли, что Соломония не одна, чтобы поверили в ту детскую могилку в суздальской обители. Для матери самым важным было сберечь жизнь своего сына.

Жизнь в далеком скиту, что на каргопольской земле в темных непроходимых лесах, покатилась потихонечку.

Соломония вернется в Суздальский монастырь после смерти Елены Глинской, но вернется одна и никому не расскажет, кто был с ней в скиту и куда девался… Для всех ребенок, рожденный бывшей царицей Соломонией, а к тому времени старицей Софьей, похоронен умершим пяти лет от роду в детской могилке на монастырском кладбище. Через много столетий ушлые потомки обнаружат в детском гробу… тряпичную куклу, одетую в заботливо вышитую рубашечку. Но еще раньше до этой могилы доберется тот, для кого она страшнее любой молвы, потому как означала существование очень опасного призрака.

* * *

В углу горела небольшая лампада, и на столе всего один поставец с тремя свечами. Для небольшой комнаты, в которой за скромным ужином сидели двое – только что выпущенный вдовой княгиней из тюрьмы князь Андрей Шуйский и дьяк удельного князя Юрия Дмитровского Третьяк Шишков, – было вполне достаточно. Говорили совсем тихо, ни к чему ни лишние уши, ни лишние глаза.

Третьяк оправдывал удельного князя Юрия:

– Его бояре приводили к целованию, заперши… Какое то целование? То невольное целование.

Князь Андрей не торопился с ответом, он старательно обгладывал крылышко, раздумывая. Дядя малолетнего царя Ивана удельный князь Юрий Дмитровский снова звал к себе в удел на службу. Заманчиво, да Шуйский только что отсидел пять лет именно за верность этому князю. Конечно, великого князя Василия нет в живых, за малолетнего Ивана, которого вдруг венчали на царство, правят те, кто в силе, но кто знает, как повернет? Больше всего Андрея Шуйского волновала возможность прогадать, поддержать не того. Он хорошо понимал, что, оказавшись у власти, Юрий Дмитровский не пощадит ни вдовую княгиню, ни ее щенка, ни тех, кто не поддержал его в трудную минуту. Но если князь Юрий проиграет, то второй раз та же Елена не пощадит самого Шуйского.

Куда ни кинь – всюду клин!

– Подумаю, – вздохнул князь Андрей. – Пока еще руки да ноги болят от оков, какие пять лет носил…

Дьяк не слишком приятно усмехнулся:

– Долго не думай, князь, от долгих мыслей головная боль бывает…

Андрей понял, что выбор труднее, чем он ожидал.

Шишков засиживаться у князя Андрея не стал, поспешил вон, да и хозяин не слишком старался задержать опасного гостя.

После ухода дьяка Шуйский долго сидел, уставившись на пламя свечи, пока та не стала коптить, догорая. В себя князя Андрея привело только появление слуги, менявшего огарок на новую свечу. Решение было принято – попытаться поговорить с умным и влиятельным князем Борисом Горбатым-Шуйским, тот лучше знал нынешние московские дела. Князь Андрей даже с братом Иваном советоваться не стал.

Но разговор с Горбатым ничего хорошего не принес. Князь Борис поморщился:

– Снова ты с удельным княжеством связываешься? Не ко времени, верно говорю. Хотя великого князя Василия нет уже, но власть в крепких руках. Не поеду к Юрию.

Андрей едва сдержался, чтобы не спросить, в чьих это крепких руках. Зато испугался, что Горбатый донесет о разговоре, и поутру побежал доносить сам. Опоздал, князь Борис Горбатый и впрямь все пересказал Михаилу Глинскому. При разбирательстве больше поверили Борису Горбатому, чем бывшему в опале за измену Шуйскому. Кроме всего, он дал вожделенный повод Глинскому и Елене уничтожить Юрия Дмитровского!

Князь Михаил не совсем понимал племянницу, ну чего она так взъелась на бедолагу Юрия? Конечно, он опасен как претендент на власть, если брать по прежним правилам, то наследовать умершему Василию должен был брат Юрий, а не малолетний сын Иван, так издревле повелось на Руси. Кроме того, немало тех, кто до сих пор считал, что развод Василия с Соломонией неправеден, а потому женитьба его на литовке Елене незаконна. Но ведь Иван уже венчан на царство, да и с Юрия можно взять грамоту с крестным целованием, что от шапки Мономаха откажется на веки вечные. Куда он денется, согласится, целовал же, присягая еще не венчанному Ивану. Жизнь, небось, дороже?

Но Елена словно взбесилась, требовала одного: обоих братьев умершего Василия извести! Всех, кто им служит или служить желает, уничтожить! Особо злилась на самого Юрия и на жену младшего брата Андрея княгиню Ефросинью.

– Эта-то что?

Глаза Елены зло блеснули:

– Удавить вместе с ее щенком! – И глухо пробормотала, дядя едва расслышал: – Чтоб не болтала обо мне дурного!

Брата умершего Василия III князя Юрия Дмитровского и все его окружение ждала незавидная судьба. Сам Юрий был закован в оковы и помещен в мрачную темницу, где умер медленной голодной смертью.

Княгиня нервно теребила в руках край большого плата, которым покрыта голова. Со всех сторон приносили неприятные вести – князья, бояре и воеводы расползались кто куда мог. Литовские войска стояли у границы, нацелившись на Чернигов и Смоленск. От Сигизмунда Елена не ждала ничего хорошего, но никак не представляла, что война с Литвой начнется так скоро. А тут еще измена в войсках! Многие воеводы и боярские дети бежали в Литву, рассудив, что служить литовке, самовольно усевшейся на московский престол, ничуть не лучше, чем служить самой Литве. Михаил Глинский скрипел зубами, он понимал, что племянницу не любят в Москве, но не думал, что настолько! Москва потеряла свою притягательность для очень многих. И не без помощи злой, надменной литовки, быстро опорочившей супружеское великокняжеское ложе.

Елена расправилась с изменниками с неженской жестокостью. Помогая ей в дознании и розыске, дядя упустил из виду свое собственное положение, которое вдруг стало шатким.

Началось все из-за того же Телепнева. В очередной раз услышав краем уха, как поносят его племянницу за блуд, Михаил Глинский не выдержал и отправился поговорить с вдовой княгиней. И у самой ее опочивальни встретил Ивана Телепнева! Тот хорошо чувствовал свое особое положение при княгине, едва склонил голову перед старшим его по возрасту и положению Глинским, точно одолжение делал. Это разозлило дядю правительницы еще больше.