На безымянной высоте - Черняков Юрий Веняаминович. Страница 10

И полез в свой вещмешок. Достал оттуда трофейную флягу, тряхнул ее, и все услыхали, как взболтнулась в ней жидкость.

— На вот, Ваня, это тебе подарок от Пети. Велел пе­редать. Трофейный коньяк, он самолично с убитого фри­ца снял, — продолжал он. — Налил нам тогда по крышеч­ке, только попробовать дал. Остальное, говорит, Ванечке оставим, когда из госпиталя вернется, он в жизни такую вкусноту не пробовал.

— Ну что ж, помянем, стало быть, обоих, тем более девять дней... — Иван открутил крышечку, вопроситель­но оглядел товарищей. — Не поняли? Кружки ваши, спра­шиваю, где?

Он разлил по кружкам, они молча выпили.

— Хорош коньячок, — одобрил Степан. — Только сла­боват против наркомовской. Или взять Маркелов само­гон. До костей пробирает. Ты закусывай, Ваня, вот тушен­ка американская, на Петю недавно получили, он поесть не успел, так тут еще осталось... С довольствия его до сих пор не сняли, а нам что — больше всех надо, чтоб самим заявлять?

И протянул ему открытую банку тушенки. Иван нео­добрительно крякнул, но промолчал.

— Дают, бери. Небось в госпитале такой не бывает, — сказал Прохор. — Только начальству и нам, разведке. За­кусывай, чего смотришь?

Старшина взял наконец банку, и оба дружно приня­лись выковыривать мясо ножом.

— Михаил, тебе оставить? — спросил Иван Безухов. Тот отмахнулся, а Прохор предостерегающе выставил

руку.

— Мишка перебьется, — сказал Степан. — Мы одну банку оставляли, договаривались, что я сегодня борщ из нее сварю. Как раз бы тебя угостили... А он ее деду Маркелу этому отнес.

Михаил сердито засопел, но ничего не сказал.

— Что хоть за дед такой у вас объявился? — спросил Иван Безухов, с причмокиванием подбирая мясо с ножа.

— Не сказать чтоб уже совсем дед, — сказал Степан. — Шестидесяти еще нет. Вроде поляк. Но по-русски чешет не хуже нашего. С акцентом, не без этого...

— Он по-русски с польским акцентом, а по-польски — с русским, — уточнил Михаил. — Зато само­гон гонит с понятием, из свеклы. Или из пшеницы. И такая чистая у него горилка получается...

— Как моча младенца, — хмыкнул Прохор. — Наш особист о нем тут все расспрашивал.

— Ну. Будто он виноват, что к нему то немцы за само­гонкой ходили, то партизаны, — кивнул Михаил. — Как им откажешь? Сразу пулю в лоб. И вообще, замучил нас особист своими расспросами. С чего, мол, эти полячиш­ки русский язык хорошо знают? Не агенты ли, специаль­но оставленные? И чего, мол, вы к нему ходите? О чем там беседуете? Он и тебя, Вань, еще спросит. Так что готовься.

— А чего! Он, этот дед Маркел, нам доверяет, — про­должал Степан. — В гости все время зазывает... Самого пан Марек зовут, они с пани Евой одни на хуторе живут, в лесу, метров триста отсюда, — пояснил Степан. — Он и сейчас на всякий случай никому не отказывает. Хоть нам, хоть партизанам, хоть власовцам. Мало ли, говорит, как тут все опять повернется. Сегодня вы немца гоните, зав­тра он вас назад попрет... Раньше брал злотые, марки, рубли брал, а сейчас, говорит, на что они мне, куда я с ними, если боюсь нос за ограду высунуть? Тушенкой там или крупой с ним расплачиваемся.

— Нет, что ни говори, его самогонка получше будет, — подтвердил Михаил, ковыряя в зубах. — Что это за конь­як, если после него добавить хочется?

— Вот и сбегай, — сказал ему Степан. — К Маркелу. Пока нас в поиск не послали. Отметить надо Ванино воз­вращение или не надо?

— Может, разыграем, кому бежать? — недовольно ска­зал Михаил.

— Закон моря. Кто проявил инициативу, тому и бе­жать, — сказал Степан. — И, считай, ты задолжал нам за борщ. Да и помоложе нас будешь... Почтение должен бы проявить к старшим по возрасту, если не получается по званию.

— Это ж на сколько я тебя моложе? — обиделся Ми­хаил.

— На пять лет, мало тебе? Ну на десять. И не тяни кота за хвост. Может, еще капустки квашеной у них раздобу­дешь... Хороша у них капустка! С хрустом, с моченым яблоком, с клюквой. Знает, душа кулацкая, чем русской душе угодить. К тому же Ева души в тебе не чает. В тот раз я ходил, а она все спрашивала: Михаил-то когда придет?

— Ну, — подтвердил Прохор. — Сам видел, дед толь­ко отвернется, она ручкой машет, вроде приглашает... Михаила, иды сюды... — изобразил он женский голос. — Вроде как за капустой, а там иди знай, чем она желает заняться.

И подмигнул Михаилу под общий смех. Тот насупил­ся, приостановив перемотку портянок.

— Будет трепаться. А то сейчас сам побежишь.

— Уважь, Миша, — сказал ему Иван Безухов. — По­том вместе с тобой сходим. Покажешь, что за дед.

Тот кончил наконец с портянками, обул офицерские сапоги, поднялся с недовольным видом.

— Поаккуратней там, — сказал Иван. — А то снайпер этот...

— Он только начальство отстреливает, — пренебрежи­тельно отмахнулся Михаил и вышел.

— Так думаете, Петя знал, что все так с ним будет? — спросил Иван после продолжительного молчания.

— Говорил вам, а вы не верите... От Бога это все, — вполголоса сказал Степан. — Одного вы не поймете. Петя во всем был правильный мужик, а таких Бог всегда при­вечает. И свои тайны им открывает.

— Ну да, Петя был святой... Опять ты, Степа; со сво­ей религиозной пропагандой! — хмыкнул заметно захме­левший Прохор. — Тебя политрук сколько раз предупреж­дал. А ты за свое.

— Ты-то вроде не политрук пока, — негромко сказал ему Иван. — И сам крещеный.

— С этим снайпером мы еще наплачемся, — продолжал Степан. — Первый раз такого встречаю. Все время, гад, позицию меняет. Похоже, оптика у него специаль­ная, какой у нас нет. Он, сволочь, за всеми следит, инте­ресно ему, как мы тут живем и что у нас делается... На днях утром бидон с молоком тащили местные к нам на передовую, так он его прострелил. Они его бросили и раз­бежались. Все молоко вытекло. Парное, парило прямо, представляешь?

— Ну. Так и чувствуешь: видит он в свой прицел, как ты портянки перематываешь... — хмыкнул Прохор. —До ветру выйдешь, сядешь к немцу, как всегда, спиной, и мурашки по спине: вроде он за тобой наблюдает.

— Вот у финнов такие же снайперы были, — сказал Степан после некоторой паузы. — Как вспомнишь, так вздрогнешь... До Маннергейма этого еще не дошли, а они половину нашей роты положили. Может, этот тоже финн?

— Вон, значит, почему начальство прислало к нам эту чемпионку СССР, — сказал Иван Безухов. — Олей звать, молодая совсем. Тоже вместе с ней сюда добирались. Чего смотрите? Начальство свое дело туго знает. Раз сами не справляетесь, так поглядите теперь, как школьница это сделает... Что улыбаешься, Проша, если я по дороге сюда своими глазами видел, как она пулеметчика с колоколь­ни срезала — одним выстрелом.

— А я что, против? — пожал плечами Прохор. — Я молчу... Улыбнуться уже нельзя.

— А до нее он никому голову не давал поднять! — за­кончил Иван. — Только лейтенант и «доброволец» этот, как же его... Коля Малахов, вот, до него добрались, а у него уже дырка во лбу.

— Ну это ты, Ваня, зря, — хмуро сказал Степан, — что мы не справляемся... Мы тоже не лыком шиты... А на хит­рую жопу кое-что уже нашли. Зря, что ли, вторые сутки в секрете его выслеживаем? Тут, свой стрелок у нас в полку отыскался, что на гражданке белку в тайге бил. Земляк мой... Сейчас он в секрете вместе с нашими сидит, вот так вот...

Прохор скривился, скептически махнул рукой.

— Старовер какой-то... — сказал он. — Или сектант, что ли.

— Ну и что, что старовер. — Степан взглянул на тро­фейные часы. — А ты маловер! Говорю тебе, он земляк мой. Когда зверя стрелял, так в глаз дробиной попадал, чтоб шкуру не портить.

— Это он тебе сам рассказал? — криво усмехнулся Прохор. — Про глаз?

— А то я так не знал, — хмыкнул Степан. — Я еще до войны про него в нашей районной газете читал. Он план по мягкому золоту, в смысле по соболю, перевыполнял, рапорт товарищу Сталину по этому случаю написал, обе­щал повысить показатели. Таких, как он, по пальцам мож­но пересчитать. Вот скоро, Ваня, наших в секрете сме­ним — и сам его увидишь... Он свое дело сделает, если немец высунется. Ну чего, может, пойдешь.с нами?— спросил он Ивана. — Хоть посмотришь на этого старо­вера. Только учти, мы про него нашему начальству ни слова, чтоб не лезло с ценными указаниями.