Подвальная станция - Черри Кэролайн Дженис. Страница 29

Возможно, что и Джордан может.

Он добрался до дивана, сел, откинувшись назад, и закрыл глаза.

А что если за мной следят.

Голос Ари, мягкий и ненавистный:

Я предвидела действия твоего отца. Каждое из них. Даже если и не удавалось предсказать отдельные детали. Детали не так важны.

Афоризм разработчиков лент: микроструктура определяет микроструктуру.

Я даже планировала тебя, милый. Я заронила идею. Джордан ужасно нуждался в компании. Разве я лгу? Своим существованием ты обязан мне.

На секунду ему представилось, что вот сейчас из соседней комнаты выйдет Грант, Грант спросит, в чем дело, Грант поможет ему распутать паутину, в которой он оказался. Грант знал, что такое глубокое тайпирование.

Но это только призрак. Привычка, которую трудно преодолеть.

И Гранта, безусловно, планировала я. Так или иначе, я сделала его.

Он должен пойти в лабораторию. Ему надо выйти из изоляции, в условиях которой ленточные структуры смогут развиться и распространиться раньше, чем он справится с ними. Ему следует включиться в обычные дела, занять свой мозг, дать возможность сознанию передохнуть и, не торопясь, навести порядок.

Если бы удалось немного поспать…

— Сообщения, пожалуйста, — пробормотал он, вспомнив, что он должен знать, обязательно должен знать, звонил ли ему Джордан. Или кто-нибудь еще.

В основном, они были обычные. Сообщения из его крыла. От администрации. Выговор за вход без разрешения. Задремав на середине, он внезапно очнулся и вцепился в диван: внезапное воспоминание как молнией стерло эротические видения. Теперь ему придется носить одежду с длинными рукавами и высокие воротники, нужно нанести обесцвечивающий крем на ссадины: он может отговориться от Джордана под предлогом того, что Ари засадила его за сверхурочную работу в лаборатории, что вполне логично, поскольку в соответствии с тем, что он рассказал Джордану, у Ари не было причин быть довольной. Он не сможет в ближайшее время встретиться с Джорданом, пока не соберется с духом.

И сразу после того, как отключился ненавязчивый доклад Монитора, он понял, что ничего не слышал, и что два дня назад он переоборудовал систему так, чтобы раз прослушанные сообщения стирались.

Грант смог увидеть самолет задолго до того, как они достигли взлетной полосы — здесь и в помине не было стройной элегантности Резьюн-Эйр, обычный грузовой самолет с иллюминаторами, закрытыми заслонками. Машина подкатила к тому месту, где ожидали люди.

— Вот, — сказал шофер, фактически, первое и единственное слово, которое он произнес за всю поездку, и указал на людей, к которым ему полагалось подойти.

— Спасибо, — пробормотал Грант в пространство, открыл дверь со своей стороны и вышел, взяв свой пакет с ленчем, с бьющимся сердцем подходя к совершенно незнакомым людям.

Слава Богу, не все из них оказались незнакомыми, среди них находился Хенсен Крюгер, который и заговорил:

— Это — Грант. Грант, эти люди заберут тебя отсюда. — Крюгер протянул руку, и ему пришлось пожать ее, что ему обычно делать не доводилось, от этого он почувствовал неловкость. И от всего остального — тоже. Один из присутствующих назвался Уинфилдом, представил, как Кенин стоявшую рядом женщину, пилота, как решил Грант, в комбинезоне без каких-либо эмблем или названия фирмы, а кроме того там присутствовали еще двое мужчин, Ренц и Джеффри, он так и не понял, фамилии это или имена, и люди они или эйзи. — Пошли! — сказала Кенни. Она была взвинчена; это проявлялось в ее взгляде и в бестолковых движениях рук, которые она вытирала о свой замасленный комбинезон. — Давайте двинемся, а?

Мужчины обменялись взглядами, и Гранту стало не по себе. Он переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, не о нем ли спорят. Ему было трудно спорить с незнакомыми: за него всегда решал эти проблемы Джастин. Он знал свое место в мире: ему полагалось делать то, что от него требовал работодатель. А Джастин велел ему протестовать.

— Мы едем к Мерильду? — спросил он, потому что до сих пор не услышал этого имени, а он определенно решил услышать его до того, как куда-нибудь отправится.

— Мы едем к Мерильду, — подтвердил Уинфилд. — Давай, полезай, Хенсен.

— Нет проблем. Я свяжусь с тобой позже. Хорошо?

Грант заколебался, глядя на Крюгера, осознавая, что не понимает происходящего. Но решил, что ему уже сказали все, что собирались, и направился к трапу самолета.

На нем отсутствовали эмблемы компании, просто серийный номер А-7998. Белый облупившийся самолет с брюхом в красной глине. Скверный вид, подумал он. Что, они не моют его, что ли? А как же обеззараживание? Он забрался в унылое нутро, и неуверенно оглянулся на Джеффри и Ренца, следовавших за ним, слегка опередив Уинфилда.

Дверь со скрипом поднялась, и Уинфилд запер ее. Вдоль стены находились откидные сиденья. Джеффри взял его за руку, опустил одно из сидений и помог пристегнуться.

— Оставайся здесь, — сказал Джеффри.

Он так и сидел с колотящимся сердцем, пока самолет не разогнался и не скользнул в небо. Он не привык к полетам. Он повернулся и приподнял занавеску на окне, чтобы смотреть наружу. Свет падал только из окна. Он увидел, что они пролетают над климатическими башнями, и над утесами, и над скалами.

— Опусти, — сказал Уинфилд.

— Простите, — сказал он и снова опустил занавеску. Это раздосадовало его: он очень хотел посмотреть вокруг. Но они не были людьми, с которыми можно спорить, это чувствовалось по их тону. Он раскрыл пакет, который приготовили ему у Крюгеров, выяснил, что у него на завтрак, а затем подумал, что будет неприлично есть в одиночку, когда у остальных ничего нет. Он снова закрыл пакет, пока не увидел, что один из них, Ренц, поднялся, прошел в хвост и возвратился с несколькими банками какого-то питья. Ренц предложил одну из них ему, первый дружелюбный жест с их стороны.

— Спасибо, — сказал он, — мне дали.

Он решил, что теперь можно поесть. Прошлой ночью он был настолько измотан, что едва притронулся к ужину, так что и соленая рыба с хлебом, и приятный напиток, которые дали ему у Крюгеров, пришлись очень кстати, хотя он предпочел бы кофе.

Самолет с ревом куда-то летел, а мужчины потягивали свой лимонад и изредка взглядывали в окна, приподнимая ставни, причем по большей части с правой стороны. Временами пилот обращался к ним, и это больше всего напоминало плевки, а не слова. Грант покончил с рыбой, хлебом и питьем и услыхал, что они достигли семи тысяч метров, затем десяти.

— Сир, — сказал кто-то в то утро, открыв дверь в его комнату в Доме Крюгеров, и Грант проснулся, встревоженный. И смутился необычной обстановки и оттого, что незнакомец, обращавшийся к нему, назвал его сиром. Ему долго не удавалось заснуть, но, наконец, задремал, чтобы вскоре проснуться одурманенным и не знающим, который теперь час и не случилось ли чего дурного.

Прошлой ночью они забрали его карточку, когда ночной сторож привел его от пристани и складов наверх, собственно к Дому. Хенсен Крюгер лично рассмотрел ее и куда-то унес, чтобы проверить ее подлинность, как решил Грант, и он ужаснулся: эта карточка была его удостоверением личности. Если с ней что-нибудь случится, то для доказательства того, кем он является на самом деле, потребуется тайпирование тканей организма, и это поможет только в том случае, если он — единственный экземпляр самого себя, — в чем он до конца не был убежден, несмотря на все заверения Джордана.

Но карточку возвратили вместе со стопкой одежды и полотенцами, которые принесший их человек на стул у двери. Он посоветовал Гранту принять душ, потому что самолет уже сел и сейчас за ним прибудет машина.

Тогда Грант заторопился, выкатился из постели, все еще ошеломленный и с затуманенным взором, пошатываясь, направился в ванную, умылся холодной водой и взглянул в зеркало: лицо с полусонными глазами и рыжие волосы, торчащие во все стороны.

Господи. Он отчаянно хотел произвести хорошее впечатление, выглядеть разумным и понимающим и ни в коем случае не таким, каким запросто могла описать его Резьюн — Альфа: свихнувшийся и потенциально опасный.