Подвальная станция - Черри Кэролайн Дженис. Страница 36

— Грант, во имя Господа — Грант, ты же дома. Ты понимаешь меня?

Была очень опасной даже мысль о том, чтобы поверить. Это означало уступить. Не существовало такого секретного знака, который не смогло бы изготовить его собственное сознание. Не существовало иллюзий, которые невозможно построить с помощью лент. Образ Джастина им, конечно, следовало использовать. Разумеется!

— Грант?

Лента даже может заставить его подумать, что он не спит. Или создать ощущение неудобства матраса, или что рука Джастина лежит у него на плече. Только острая боль в спине нарушает иллюзию. Она не укладывается в общую картину.

Только в реальности допустимы такие маленькие противоречия.

— Они пока не разрешают мне забрать тебя обратно в квартиру. Ари не хочет. Что они с тобой делают? Ты в порядке? Грант?

Вопросы. Он и представить себе не мог, насколько хорошо они вписывались в ситуацию. Обычно складывался рисунок. Эти должны быть связаны с доверием. Таковы правила игры.

— Грант, черт побери! — Джастин слегка похлопал рукой по его щеке. — Давай, открывай глаза. Открывай глаза.

Он сопротивлялся. Так, он знал, будет лучше. Он сделал несколько вдохов, спину и плечи пронзила страшная боль. Ему угрожала опасность… потому что он думал, что иллюзия становится реальностью. Или потому, что он перестает их различать.

— Ну, открой глаза, черт побери!

Он осторожно приоткрыл глаза. Увидел испуганное лицо Джастина.

— Ты — дома. В больнице. Ты понимаешь? Ари разнесла их к чертям и вытащила тебя.

(Кровь, запачкавшая стены. Запах дыма.)

Это было похоже на больницу. И Джастин похож. Не было способа проверить это, даже если ему позволят пройтись. Только время могло это сделать, время, длящееся дольше любой ленточной иллюзии.

— Ну, Грант. Скажи мне, что у тебя все в порядке.

— У меня все в порядке, — он сделал вдох, от которого заболела спина и понял, что может совершать поступки, выпадающие из этой иллюзии. — Моя спина замучила меня. Мои руки болят. Ты можешь что-нибудь сделать с кроватью?

— Я заставлю их.

— Не думаю, что они сделают это. Но мне бы хотелось принять другую позу. Там… — Поверхность под ним изогнулась, как живая, и сдвинулась вверх, приподняв ему голову. Вся поверхность заходила волнами, приводя в движение мышцы и суставы. — О, так лучше!

Джастин снова сел на край, внося асимметрию в колебания.

— Ари проследила тебя до Крюгера. Крюгера шантажировали. Он передал тебя аболиционистам. Мне пришлось пойти к Ари. Она отправила кого-то — я не знаю кого — за тобой. Она сказала, что они тайпировали тебя.

К этому времени у него все спуталось. «Здесь» и «там» слились. Он очень осторожно исследовал ситуацию.

— Как долго?

— Два дня.

Возможно.

— Ты уже два дня находишься здесь, — продолжал Джастин. — Они позволили Джордану и мне прийти сюда сразу, как тебя привезли. Теперь, говорят они, я могу навещать тебя.

Это испугало его. Эту иллюзию, против которой защитные силы весьма ограничены, они намеревались применять постоянно. Он погибал. Он сидел и плакал, чувствуя, как слезы текут по его лицу.

— Грант.

— Хорошо, — он почти прохрипел. — Но если я попрошу тебя уйти, ты уйдешь?

— Грант, это не лента. Ты дома, черт побери, — Джастин стиснул руку до кости. — Соберись. Посмотри на меня. Хорошо?

Он посмотрел.

— Если я скажу тебе уйти…

— Я пойду. Хорошо. Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Не делай этого со мной. Ради бога…

— Я позову Иванова. Черт бы их побрал. Черт бы их побрал.

Джастин начал было вставать. Грант схватил его за руку, удерживая. Удерживал и держал цепко; и Джастин снова сел и крепко его обнял.

— У-ух. — Это причиняло боль. Как настоящую. Джастин мог бы вытащить его обратно. Джастин знал, что делает, знал, что с ним случилось, знал, почему он боится. Джастин был его союзником. Или ему конец. — На это потребуется время.

— Через неделю можно будет забрать тебя отсюда. Так говорит Ари.

Он вспомнил, как у других проходили кризисы. Он поглядел на Джастина, когда тот снова сел. Вспомнил, почему отправился вниз по реке.

— Она к тебе пристает?

— У меня все в порядке.

Ложь. Все ближе и ближе к реальности. Лента была лучше, чем это. Спустя некоторое время Джастин уйдет, и он вспомнит, что поверил обману и ему станет страшно. Между тем его охватил страх по другой, более серьезной причине. Перевод Джордана, Джастин отсылает его — эти фрагменты предполагали чувство времени. Время существовало снова. Реальный мир нес свои ловушки, связанные с Ари; Джастин пытался сделать его свободным, но он дома, а Джастин в беде.

Нет. Внимание.

Внимание.

— Что она сделала, когда обнаружила, что я исчез?

— Я расскажу тебе позже.

Проклятье, ему нет нужды беспокоиться о том, расстроится ли он. Это похоже на домашнюю обстановку. Секреты, Ари и беда. И еще — все, что ему дорого. Он медленно и глубоко вздохнул.

— Я держусь, — сказал он, зная, что Джастин поймет. — Я не хочу больше лент. Я больше не хочу успокоительных. Мне надо оставаться бодрствующим. Я хочу, чтобы они оставляли свет включенным все время. И хочу, чтобы эту проклятую трубку вынули из моей руки.

— У меня нет никакой власти. Ты знаешь это. Но я скажу Иванову. Я всерьез поговорю с ним. И я выну трубку. Сейчас.

Это причинило острую боль.

— Это закапает весь пол.

— Черт с ним. Плевать, — он остановил капельницу. — Они собираются поставить здесь телефон. И видео.

Его сердце подпрыгнуло. Он вспомнил, почему был важен телефон. Но все изменилось, он дома. Или ничего и не произошло. Или имелись варианты, которые он упустил.

— Знаешь ли, я и вправду несколько спятил.

— Вот черт, а я и не заметил.

Он рассмеялся, коротко, автоматически, обрадованный тем, что Джастин готов шутить с ним; и внезапно осознал, что он уже полностью миновал самое мрачное. Его удивили в тот момент, когда он ожидал встретить округлое, профессиональное сочувствие. Это не был веселый смех, но — удивительный смех.

Едва ли лента смогла бы воссоздать Джастина настолько реальным, чтобы ему удалось сделать нечто неожиданное для его сознания. Особенно когда мозг сопротивлялся, а не действует заодно с подсознанием.

Он рассмеялся снова, просто для проверки, и увидел на лице Джастина такое выражение, будто тот проглотил стекло: но в то же время там присутствовала и надежда.

— Это вирус, — объяснил он Джастину. И широко улыбнулся, даже еще шире, когда он увидел проблеск настоящего ужаса на лице Джастина.

— Ты проклятый идиот!

Он расхохотался. Было больно, но приятно. Он попытался задрать ноги вверх. Оказалось, что зря.

— О, черт. Как ты думаешь, они могут освободить мне ноги?

— Скоро, раз ты знаешь, где находишься.

Он вздохнул и почувствовал, что напряжение покидает его. Он развалился на эластичной кровати и посмотрел на Джастина с неленточным спокойствием. Боль по-прежнему сохранялась. Напряжение мышц. Растяжение. Бог знает, что он сам с собой сделал, или что они сделали с ним.

— Я обманул тебя, угу?

— Если ты хочешь сыграть…

— Я хочу… Я в затруднении. Я думаю, что у меня продолжаются наплывы видений. Я думаю, что они пройдут. Мне в самом деле будет очень плохо, если ты не придешь снова. Доктор Иванов руководит всем, так?

— Он заботится о тебе. Ты доверяешь ему, правда?

— Не тогда, когда он выполняет Арины приказы. Мне плохо. Мне действительно плохо. Мне бы хотелось, чтобы ты мог остаться здесь.

— Я останусь здесь до ужина. И вернусь обратно утром, после завтрака; буду заходить всякий раз, когда удастся освободиться, пока они не вышвырнут меня отсюда. Я собираюсь поговорить с Ивановым. Почему бы тебе не поспать, пока я здесь? Я посижу там, в кресле, а ты можешь отдохнуть.

Его глаза слипались. Он внезапно осознал это и постарался побороть слабость.

— Ты не уходи. Ты должен разбудить меня.

Я дам тебе поспать полчасика. Уже почти время ужина. Тебе надо поесть. Слышишь? Хватит голодать!