Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич. Страница 58
- Но как? – спросил Ракитенко.
Дудек тоже был очень удивлён. Они посмотрели на удэгейца. Тот пожал плечами и сказал:
- Шаман всё может! Кровью! Заставляет кровь раненного вытолкать пулю из раны. Шаман знает, как делать надо. Сильный шаман нужен! Белая Сова сильный шаман!
Ракитенко посмотрел на пулю в своей ладони и сказал:
- И это возможно?
Белая Сова снисходительно улыбнулся, показал три пальца и скрылся в фанзе.
- Три дня нельзя трогать – перевёл жест шамана Исула.
- Ну, что ж – сказал Дудек, - отдыхаем. Надеюсь, что с нашими ничего не случиться.
- Не случиться – откликнулся Исула – шаман поможет.
- Каким образом? – усомнился Дудек.
- Он повиливает духами – пояснил удэгеец, - он им скажет, они – защитят.
- А я уже не удивлюсь – сказал Ракитенко.
- И я тоже.
Исула решил пояснить:
- Я говорил с Белой Совой …
- Когда успел? – удивился Дудек.
Удэгеец промолчал немного и продолжил:
- То, что охраняете, принадлежит Красному Духу. Он хочет крови! Много крови! Но он никогда не тронет тех, кто охраняет, то, что принадлежит ему. И всегда им поможет. Это он прислал Белую Сову на помощь.
- Как-то загадочно – сказал Ракитенко.
Дудек кивнул, соглашаясь, а Исула промолчал, только трубкой попыхивал как-то сердито.
- Исула, скажи мне, пожалуйста, то, что мы отобрали у манз женщин и вернули их тазам, это хорошо – задал мучивший его вопрос Ракитенко.
Исула вынул трубку изо рта и кивнул:
- Хорошо.
- А то, что мы по манзам стреляли и убили некоторых, это как?
Исула пожал плечами:
- Если оленя не убьёшь – как мясо съешь? Мясо есть не будешь, голодный будешь, помирать будешь. Это хорошо?
- Нет.
- У тазы бабы нет – детей нет! Зачем тогда живёшь? Всем помирай.
- Приметивное первобытное мышление – сказал Дудек. - Зверей убивают, для того чтобы самим жить. С бабами спят, для того чтобы племя жило, чтобы род продолжался. Приметив.
- Может быть, так и надо – сказал Евгений, - может это и есть смысл жизни.
Он помолчал, а потом опять спросил удэгейца:
- Кто лучше: мы или манзы?
Исула ответил нейтрально:
- Вы сильный, манзы умный.
- Чем это они умней? – возмутился Евгений.
- Вы баб силой взяли. Манзы – умом.
- Вот так вот! – сказал Дудек. – И не поспоришь!
Три дня они видели, как шаман с питьём приходил мимо них к шалашу и время от времени стучал в свой бубен.
Наконец, утром на четвёртый день, пустили и их. Кумарёв лежал на постилки из хвои на шкуре оленя, не понятно, откуда взявшийся, и слабо улыбался своим товарищам. Он лежал под одеялом из шкурок горностая абсолютно голый, одежда висела над ним, живот был перевязан чистой белой материей.
- Смотри, улыбается – сказал, сам не сдерживая улыбки, Ракитенко.
- Ты чего помнишь? – спросил Дудек.
- Помню. Удар в живот помню, горячо стало. Исулу помню. И всё.
- Что же ты с ним делал? – обратился Дудек к шаману.
На этот вопрос Белая Сова отвечать не стал, просто молча стоял, как каменное изваяние.
- Однако, всё равно спасибо – поблагодарил Дудек шамана.
Белая Сова слегка улыбнулся и стал объяснять, чем кормить раненного, дал стеклянную бутылку из-под водки наполненную какой-то коричневой жидкостью, с деревяшкой вместо пробки. Стеклянные бутылки ценились у туземного населения Приморья, поэтому жест доброй воли был ценным.
- Пить каждый день, вечером – наказал он, - пока не всё. Сейчас ходи туда-сюда – сказал Кумарёву. – Завтра уходить надо. Его нести не надо. Он сам ходи.
- Как ходи? – удивились Дудек и Ракитенко.
- Не шибко ходи – пояснил Белая Сова.
- Ладно, пойдём не шибко – согласился Дудек. – Четыре дня потеряли. Сейчас, наверное, уже у моря были бы.
- Сделал доброе дело – не кайся! – успокоил его Ракитенко и посмотрел на Кумарёва, произнёс – А ты что лежишь-то? Одевайся, пошли гулять. Завтра нам с тобой до наших целый день не шибко гулять.
- Я дойду – заверил его Кумарёв.
- Это понятно. Куда ты денешься.
- Меня уже второй раз в живот ранят. Первый раз в Южной Африке, у буров. Там меня доктор прооперировал, в палатке, посреди саванны. Выжил.
- Не хвастай. Третий раз может и не повезти.
ГЛАВА 36. ГИБЕЛЬ ПРОМЫШЛЕННИКОВ.
Мазур под утро что-то почувствовал. Сон пропал. В тайге что-то происходило. Он разбудил остальных. Долго прислушивались, вглядывались в предрассветный сумрак.
- В тайге ходят люди – сказал Грибан.
- Сейчас проверим – сказал Литвин.
Он прислушался и выстрелил на звук. В лесу послышался стон.
- Попал! – удовлетворённо сказал Литвин.
- Хунхузы – предположил Мазур, - больше не кому.
В лесу прогремели выстрелы, засвистели пули. Промышленники укрылись за деревьями.
- Бежим! – крикнул Литвин.
- Отстреливаться – спокойно приказал Мазур.
- Какой «отстреливаться»? – возмутился Бешенный. – Они нас как кур перестреляют. Бежать надо! Пока не окружили.
- Не дрейфь, вояка! – успокоил его Мазур. – Манзы стрелять не умеют. А ты можешь и лёжа, и сидя, и стоя.
- Какой «стоя»? Бежать надо! – не унимался Бешенный.
Пули полетели со всех сторон.
- Поздно! – как-то очень спокойно сказал Грибан. - Окружили.
- А я предупреждал, - напомнил Литвин, - что окружат!
- Они стрелять не умеют! – зло повторил Мазур.
Но его уже не слушали. Паника охватила промышленников, не давая ни толком прицелиться, ни толком подумать.
Не страшно, когда ты стреляешь в ничего не подозревающего человека, а страшно когда в тебя стреляют, пусть даже такие же бандиты, как и ты, но только более организованные. Промышленники не были воинами, солдатами, и вести бой не умели. Нападать исподтишка, не ожиданно на более слабого противника – вот их стихия. Воевать и промышлять грабежём - две большие разницы.
Первым нервы здали у Бешенного. Он абсолютно бестолково расстрелял всю обойму, и, вместо того, что бы перезаредить винтовку, взял её за ствол, и, размахивая ею как дубиной, бросился в лес на невидимых противников. У хунхуза, в чью сторону бежал кавказкий татарин, тоже сдали нервы. Он вышел из укрытия и стал стрелять, не попадая, в нападавшего. Тот успел добежать и размозжить голову хунхузу, прежде чем в него попали несколько пуль, выпущенными другими бандитами, и кубинец упал мёртвым.
Смерть Бешенного не пропала даром. Пока он невольно отвлекал на себя хунхузов, остальные его товарищи расползлись по лесу.
Мазур отбежал далеко от лагеря, скатился в какойто овраг. Рядом оказалась какая-то нора или берлога. Он забился туда и прислушался. Крики радости раздавались в другой стороне, наверное, кому-то из его товарищей не повезло. За себя он не боялся, хунхузы плохие следопыты и вряд ли его найдут. Мазур перещитал патроны: один в винтовке и пять в кармане. Не густо! Остальное его богатство досталось хунхузам. Но он всё-таки решил наведаться к ним. Во-первых, можно чем-нибудь поживиться, а, во-вторых, вдруг удастся кого-нибудь спасти из своих товарищей.
Такие же мысли пришли в голову и Грибану, только у него был один патрон в его ружье и он надеялся преобрести ещё или добыть чьё-нибудь оружие с боеприпасами, разумеется. Он тоже слышал крики китайцев и со всеми предосторожностями двинулся на них.
Картина, представшая перед его взором, была ужасная. Хухузы схватили Литвина, раздвинули ему ноги и привязали к ним две довольно толстые жердины. Они заставили пленника, повиснуть на высоком суку, а между жердей под ним укрепили острый кол, вкопанный в землю. Расчёт хунхузов был прост: когда у Литвина кончатся силы, и он отпустит сук, то, естественно, упадёт и напорется на кол. Но кол не убьёт его. Под тяжестью собственного тела он будет насаживаться на кол, и умирать медленно и мучительно. Так хунхузы мстили за все те переживания, что выпали на их долю, когда их преследовали промышленники. Что бы пленник ни орал на всю тайгу, ему в рот всунули шишку и завязали грязной тряпицей.