Флэшмен в Большой игре - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 38

И я оставался на месте — я, который чувствует ужас перед надвигающейся опасностью раньше всех. Так что, когда я узнал, что Кармайкл-Смит приказал провести учения с боевой стрельбой, на которой разведчики (к которым я принадлежал) продемонстрируют действие новых патронов, я только подумал: «ну, что ж, все устроится — или солдаты примут патроны и весь этот мыльный пузырь лопнет, или они откажутся — и тогда Калькутте придется придумать что-нибудь еще».

Уотерфилд попытался сгладить ситуацию, по одиночке разговаривая со старыми разведчиками и уверяя их, что боеприпасы не подвергались «нечистой» смазке, но они не хотели его и слушать, более того — умоляли полковника не приказывать им получать эти патроны. Полагаю, Уотерфилд пытался убедить Кармайкл-Смита — но все же было объявлено, что учение со стрельбой будет проведено в соответствии с приказом.

После неудачи Уотерфилда это действительно напоминало вызов; если бы я был на месте Кармайкл-Смита, то вряд ли пошел бы на это, поскольку меня учили, что офицер не должен отдавать приказ, если не уверен, что тот будет выполнен. А если бы в то утро вы были среди разведчиков и видели, с какими угрюмыми минами они надевали свои ремни с патронташами и получали «энфилды» из арсенала, то и одного к сотне не поставили бы на то, что они примут эти чертовы патроны. Но этот осел Кармайкл-Смит был настроен решительно, так что мы стояли развернутым строем между другими эскадронами полка, развернутыми внутрь строя. Туземные офицеры заняли места перед своими подразделениями, а риссалдарподал нам команду «смирно» для встречи Кармайкл-Смита, который подъехал мрачнее тучи и отсалютовал.

Мы ожидали, держа «энфилды» на караул, пока он проезжал вдоль вытянувшихся шеренг, оглядывая нас. Не было слышно ни звука; мы замерли, а солнце нещадно жарило наши спины. Тут и там на плацу порывы горячего ветра поднимали фонтанчики пыли. Лошадь Плоудена испуганно шарахнулась и он выругался, пытаясь ее успокоить. Я смотрел на тени шеренг, люди в которых изо всех сил старались держаться навытяжку, и ручьи пота стекали у меня по груди. Наик Кудрат-Али, справа от меня, был прям как копье; с другой стороны слышалось хриплое дыхание старого Сардула. Кармайкл-Смит закончил свой неспешный объезд войск и остановился почти прямо передо мной; его красное лицо под форменной фуражкой было тяжелым и неподвижным, как у статуи. Затем он коротко бросил приказ; старший хавилдарвышел вперед, отдал честь и встал рядом с Кармайклом-Смитом, обернувшись лицом к нам. Джек Уотерфилд, сидя на лошади чуть позади полковника, начал подавать команды взводу на выполнение упражнений с оружием.

— Готовься заряжать! — крикнул он, добавив тише: — Клади-винтовку-на-левую-руку.

Старший хавилдародновременно показывал прием на своей винтовке.

— Заряжай! — скомандовал Джек и вновь добавил вполголоса: — Возьми-патрон-в-левую-руку-правый-локоть-поднять-надорвать-патрон-пальцами-правый локоть-опустить…

И вот настал этот момент; заметно было, как дрожь прошла по шеренге, когда старший хавилдарс решимостью, написанной на его бородатом лице, взял маленький блестящий цилиндр, разорвал его поперек и засыпал порох в дуло. Сто восемьдесят глаз внимательно следили, как он сделал это; как будто вздох прокатился по рядам, пока хавилдарутрамбовывал заряд шомполом, затем все снова замерли по стойке «смирно». Уотерфилд подал команды: «Целься» и «Огонь!», после чего над плацем прогрохотал одиночный показательный выстрел. С обеих сторон остальные эскадроны полка ожидали, поглядывая на нас.

— Итак, — прокаркал Кармайкл-Смит, и хотя он даже не повысил голоса, его слова четко разнеслись над плацем, — вы видели учебное заряжание. Вы видели, как старший хавилдар,воин высокой касты, взял патрон. Хавилдарзнает, что жир, которым он смазан, — чистый. Я вновь заверяю вас — ничего, что могло бы оскорбить индусов или мусульман, вам не будет предложено — я не позволю этого. Продолжайте, старший хавилдар!

Хавилдар двинулся вдоль рядов, с двумя наиками,которые тащили большие сумки с патронами, из которых он предлагал по три каждому из стрелков. Я смотрел прямо перед собой, отчаянно потея и мечтая только об одном — чтобы моя нога перестала чесаться. Я не видел, что происходило в строю, но слышал все повторяющийся ропот, по мере того как старший хавилдар приближался — « Нахин, ^[128]хавилдар-майор сагиб; нахин,хавилдар-майор сагиб». Кармайкл-Смит напряженно повернул голову, прислушиваясь, — я заметил, что его рука, сжимающая поводья, побелела от напряжения.

Хавилдаростановился напротив Кудрата-Али и протянул ему три патрона. Я почувствовал, как Кудрат оцепенел — а он был огромным, здоровенным мусульманином из Пенджаба, ветераном Аливала и службы на границе; он дьявольски гордился своими нашивками и сам собой — один из тех ослов, который считает полковника своим отцом и даже вздохнуть не смеет в его присутствии. Я покосился на него; его губы дрожали под густыми усами, когда он пробормотал:

—  Нахин,хавилдар-майор сагиб.

Неожиданно наступившую тишину нарушил сам Кармайкл-Смит — очевидно, его гнев все больше закипал с каждым отказом.

— Что, дьявол побери, это значит? — его голос охрип от волнения — вы что, не слышали приказа? Вы понимаете, что означает неповиновение?

Кудрат дернулся было, но все же взял себя в руки. Он сглотнул с шумом, который можно было расслышать на другом краю плаца и твердо сказал:

— Полковник-сагиб, я не могу опозорить свое имя!

— Опозорить имя! — заорал Смит, — да знаете ли вы имя худшее, чем бунтовщик?

Он сердито уставился на индуса, и Кудрат вздрогнул; затем рука старшего хавилдарапротянулась ко мне, и его карие, налитые кровью глаза взглянули на меня. Я посмотрел на три маленьких цилиндрика, зная, что Уотерфилд пристально наблюдает за мной, а рядом тяжело, как морж, пыхтел старый Сардул.

Я взял патроны — шквал восклицаний пронесся по шеренге, но я сунул два из них в патронташ, а третий зажал в руке. Когда я взглянул на него, то сразу понял, что бумага не была пропитана жиром — она была просто провощена. Дрожащими руками я разорвал его, высыпал порох в дуло, смял оболочку патрона и бросил на землю. Затем я снова стал навытяжку, ожидая. [XXII*]

Старый Сардул расплакался. Когда ему дали патроны, он протянул трясущуюся руку, но не взял их. Он сделал слабый, неловкий жест и вдруг вскрикнул, срываясь на визг:

— Полковник-сагиб, это невозможно! Никогда, никогда я не проявлял неповиновения — никогда не нарушал присяги! Сагиб, не просите меня об этом — возьмите что угодно, даже саму мою жизнь! Но не мою честь! — Он бросил свой «энфилд», заламывая руки: — Сагиб, я…

— Дурак! — загрохотал Кармайкл-Смит. — Ты полагаешь, что я прикажу тебе уронить свою честь? Неужели кто-либо думает, что я способен на это? Говорю тебе, патроны чисты! Посмотри на старшего хавилдара— посмотри на Маккарам-Хана! Неужели они бесчестные люди? Нет — но они и не мятежные псы!

Это был не лучший способ разговора со старым сипаем — Сардул завопил как безумный, но так и не коснулся патронов. Раздача продолжалась; когда разносчики патронов дошли до конца шеренг, оказалось, что только четверо солдат из девяноста взяли новые заряды — четверо и еще незыблемый столп преданности Флэши Маккарам-Хан (он помнил свой долг, как, впрочем, и про свою выгоду).

Кармайкл-Смит едва мог говорить от душившей его ярости, но вел он себя достаточно примитивно, обещая нам ужасное возмездие, и наконец вынужден был распустить строй. Солдаты разошлись в полном молчании — одни с окаменевшими лицами, другие — с озабоченными, некоторые (вроде старого Сардула) открыто плакали, но большинство были просто угрюмыми. Кстати, никто не бросил ни слова упрека тем из нас, кто взял патроны, — так много было среди сипаев последователей нашего терпеливого малыша Тома Брауна.

Конечно, всего этого Кармайкл-Смит понять не мог. Он думал, что отказ от патронов вызван откровенной тупостью сипаев, взбудораженных несколькими недовольными. Так оно, в общем, и было, но прежде всего за этим стояли искренние религиозные чувства и недоверие к Сиркару. Если бы у генерала оставалась хоть капля соображения, он бы на время оставил эту возню с патронами и добился, чтобы эти умники из Калькутты прислали новые, которые сипаи могли бы смазывать сами (что, как мне кажется, было сделано в других гарнизонах). Кармайкл-Смит мог бы для примера наказать одного-двоих ослушников из числа старых солдат, но ему этого было недостаточно. Его посмели ослушаться его собственные солдаты и он не намерен был оставлять это дело безнаказанным. Так что все восемьдесят пять человек были отданы под трибунал и суд, составленный исключительно из туземных офицеров, приговорил солдат к десяти годам каторжных работ.