Флэшмен в Большой игре - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 57

— Прочтите, — сказал он, — если верить тому, что там написано, Нана хочет вести переговоры.

Сначала ничего не было понятно; пока Вайберт вполголоса читал послание, я изучал текст, глядя через его плечо. Это было короткое, ясное письмо, написанное по-английски, уверенным почерком и адресованное Уилеру. Насколько помнится, в нем говорилось:

«Подданным Ее Всемилостивого Величества, королевы Виктории — каждый, кто не связан с преступными действиями лорда Дальхаузи и готов сложить оружие, получит право свободного прохода в Аллахабад».

Письмо было написано от имени Нана-сагиба и подписано именем, которое я не смог разобрать, пока Вайберт не пробормотал его: «Азимула-Хан». Он взглянул на Уилера, а затем на старуху. Уилер же махнул рукой и произнес:

— Это — миссис Джекобс из… ах — Канпура. Она получила эту записку лично от Азимулы-Хана в присутствии Нана.

— Добрый день, джентльмены, — проскрипела миссис Джекобс, поклонившись под аккомпанемент отчаянно заскрипевшего сиденья ее гхари. — Какая хорошая погода, не правда ли?

— Мне все это не нравится, — тихо проворчал Уилер, отвернувшись, так чтобы она не могла его слышать. — Как верно заметил Уайтинг, с чего бы это предлагать нам переговоры, когда мы и без того в его власти? Все что ему надо — только немного подождать.

— Возможно, сэр, — заметил Вайберт, — ему неизвестно, насколько нас стало меньше. — Он глубоко вздохнул. — И мы должны подумать о наших женах и детях…

В ответ послышался яростный гул приглушенных голосов: «Это западня!» «Нет-нет!» «Мы и без того столько держались против этих ублюдков…», «Предательство — я чую плутни черномазых за целую милю!» «Почему это должно быть западней — Бог мой, да что мы теряем? Если уж на то пошло, то нам конец…»

Несмотря на то, что я пытался сохранить на лице суровую мину, сладостная надежда начала проникать мне в сердце — мы спасены! Потому что в этот самый момент мне стало ясно, что несмотря на все разговоры и все чувства Уилера он собирается принять любые условия, которые пандирешат предложить нам. Он просто не мог отказаться, обрекая тем самым женщин и детей на верную смерть в этих вонючих бараках, несмотря на все свои опасения о предательстве. Мы могли всего лишь рассчитывать на шанс выжить взамен неизбежной смерти — он будет вынужден принять его.

Я не сказал ни слова, пока они шепотом спорили у парапета. Глаза всех остальных защитников укрепления взволнованно смотрели на нас, так что эта старая карга, развалившаяся под навесом на своей гхаривсе кивала и важно кланялась, стоило кому-нибудь взглянуть в ее сторону. И, будьте уверены, наконец Уилер сам спросил:

— А каково будет ваше мнение, полковник Флэшмен?

Меня так и подмывало заорать: «Соглашайся же, чертов старый дурак — и отправляйся в Аллахабад хоть ползком!», но я пересилил себя и выглядел вполне хладнокровным.

— Ну что же, сэр, — важно произнес я, — это всего лишь предложение, не больше. Мы не можем ничего решить, пока не узнаем обо всем подробнее.

Это их всех просто заткнуло.

— Действительно, — кивнул Уилер, — но как…

— Кто-то должен поговорить с Нана-сагибом, — объяснил я, — возможно, он не слишком уверенно себя чувствует, а может быть, думает, что вся эта игра с осадой и штурмами не стоит свеч. А может быть, его драгоценным пандивсе это уже надоело.

— Верно, клянусь Богом! — вмешался было Делафосс, но я очень спокойно продолжал:

— Но мы не можем ни принять, ни отвергнуть это предложение до тех пор, пока мы не узнаем более того, что тут написано, — и я похлопал по листу бумаги в руке Вайберта. — Можно быть уверенным, что Нана-сагиб делает свое предложение отнюдь не из чистого милосердия, а значит, это — либо предательство, либо слабость. Давайте посмотрим ему в глаза.

Наверное, это звучало отлично — бесхитростный Флэши говорит абсолютно спокойно, в то время как все остальные аж порозовели от возбуждения. Они же не знали, чего мне стоило взять себя в руки, пока я читал письмо. Теперь же вся штука была в том, чтобы Уилер сделал свой ход — причем правильный. Потому что он был полон недоверия к Нана и уже почти готов был прислушаться к предложениям горячих голов, призывавших его швырнуть это письмо прямо в рожи бунтовщиков — большей бессмыслицы я в жизни не слышал. Вот нам, приговоренным к неизбежной смерти, предлагали спасение на самом пороге гибели и более половины идиотов на этом импровизированном совете собираются с ходу все отвергнуть. У меня так и похолодело внутри и я подумал, что тут нужно действовать осторожно.

Тем не менее Уилер увидел смысл в моем предложении и решил, что я вместе с Муром должны будем отправиться на встречу с Нана-сагибом и лично послушать, что он нам скажет. Слава богу, что он выбрал меня — как правило, я без особой охоты сую голову в пасть льву — даже под белым флагом перемирия — но именно в этих переговорах я намеревался участвовать лично. Я не хотел, чтобы что-либо помешало нашей сдаче — ибо если я хоть что-то понимал в этом деле, то все шло именно к ней. И тем не менее репутация моя должна была остаться на высоте.

В полдень Мура и меня под эскортом провели через позиции мятежников, причем миссис Джекобс в своем гхаритряслась рядом и тарахтела без умолку. О, да — это был настоящий стыд, хорошо хоть неопределенность ситуации предотвратила ее дальнейшее путешествие с нами по жаре — до самых холмов. Кстати, я так и не понял, кем она была; судя по виду — типичная сводня-полукровка, которую использовали в качестве посредницы, потому что выглядела она чертовски нейтрально и безобидно. Хотя, возможно, я и ошибался в этой леди.

Печально известный Нана-сагиб ожидал нас перед большим шатром, разбитым под сенью рощи, с кучей слуг и прихлебателей, толпящихся вокруг, и несколькими гвардейцами-маратхи, в нагрудниках и шлемах, стоящих по обоим краям большого афганского ковра, раскинутого перед его креслом. При виде этого ковра меня передернуло — он до боли напомнил мне тот, на котором Макнотена в Кабуле схватили и изрубили в куски при весьма сходных обстоятельствах. Так или иначе, мы с Муром расправили плечи и гордо вскинули головы, как и подобало британцам в присутствии мятежных черномазых, которые могут вот-вот наброситься даже на послов.

Сам Нана был расплывшимся толстомордым мерзавцем с вьющимися усами и бородкой, держался он очень надменно — таких называют тунг адми. ^[157]Шелков и драгоценностей на нем было больше, чем на французской шлюхе. Он то и дело переводил взгляд с Мура на меня и, прикрывшись рукой, что-то шептал женщине, стоящей позади него. Ее вид, между прочим, вполне мог вызвать парочку похотливых мыслишек — это была одна из здешних высоких красоток, с чуть обвислыми прелестями и капризно оттопыренной нижней губкой. Ее звали Султанша Адала и мне до сих пор жаль, что не удалось подобраться к ней ближе чем на двадцать футов. Во время последовавшего разговора мы парочку раз обменялись с ней взглядами, что позволило разгореться нашему воображению; еще бы десяток минут тет-а-тет — и дело сделано. Рядом с Нана-сагибом сидел какой-то мутноватый, отвратного вида шельмец. Я быстро смекнул, что это и есть его подручный, Тантия Топи.

Начал же разговор сам Азимула-Хан, высокий, светлокожий красавчик, одетый в затканный золотом халат и тюрбан с драгоценным аграфом. Он, улыбаясь, ступил вперед по ковру, протягивая руку. Мур тотчас же заложил руки за спину, а я сунул большие пальцы за пояс. Заметив это, Азимула-Хан улыбнулся еще шире и грациозным жестом убрал руку — сам Руди Штарнберг не смог бы сделать это лучше. Я назвал наши имена и он широко распахнул глаза от удивления.

— Полковник Флэшмен! Настоящая честь для нас! Я всегда сожалел о том, что нам не удалось встретиться в Крыму, — сказал он, блестя зубами, — а как поживает мой старый друг, мистер Уильям Говард Рассел? ^[158]

Настал мой черед недоуменно вытаращиться; я и не знал, что этому Азимуле довелось попутешествовать; он не хуже меня владел английским и французским, исполнял дипломатическую миссию в Лондоне — и в то же время успел пробежаться по глупым женщинам нашего высшего света, словно дикий жеребец. Обаятельный умный политик, цивилизованный облик которого удачно маскировал его змеиную сущность; он же, кстати, служил переводчиком для Нана, который не говорил по-английски. [XXX*]