Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 20

Первым делом выставлялась стража, а затем приступали к делу кашевары. Каша, конечно, главная еда в любом походе или путешествии, и все же рыба, зажаренная на костре, гораздо вкуснее и питательнее. Поэтому Андрейко, хорошо усвоивший уроки знатного рыбака деда Кузьмы, устанавливал сеть вдоль камышей, а затем начинал шуметь, шлепая палкой по воде. И спустя небольшое время он получал за свои труды достойное вознаграждение: в сети, словно живое серебро, прыгала крупная плотва, а вместе с нею щелкали зубами и крупные щуки. Однажды удалось поймать даже сома. Вот шуму-то было! Народ хвалил подростка, а он лишь щурился от удовольствия, как кот на завалинке: эх, хорошо!

Весь путь до днепровских порогов показался Андрейке сплошным праздником. Никто его не гонял, не заставлял работать с раннего утра до ночи, не помыкал и не высказывал своего превосходства. Даже Ивашко не капризничал, по своему обыкновению, очарованный дикой природой, проплывавшей мимо байдаков. Днепр до самых порогов отнюдь не был безлюдным. И вниз, и вверх по реке сновали купеческие байдаки и струги, боевые лодьи, лодки-однодеревки, и даже плоты. Река была самой безопасной дорогой, и многие народы, как южные, так и северные, пользовались Днепром ко всеобщему благу и процветанию.

Но один день особенно запомнился Андрейке. С утра погода не предвещала ненастья: ярко светило солнце, на горизонте толпились пушистые тучки, как стадо тонкорунных белых овец, собравшихся у водопоя; тихий ветерок ласково щекотал лицо, и только чайки, которые до этого спокойно ловили мелкую рыбешку на отмелях, вдруг дружно поднялись на крыло и с беспокойными криками закружили даже не над водой, а над берегом.

Караван байдаков вел опытный кормчий Карпо Юряга. Изменчивый норов Днепра он знал так же хорошо, как выкрутасы своей злонравной жинки, от которой старался как можно быстрее сбежать в очередное плавание. Глянув на хоровод, устроенный чайками над лесными зарослями, он нахмурился, глубокомысленно подергал себя за длинный ус и решительно сказал:

– Ну-ка, хлопцы, правь к берегу! Левая – табань, правая – на воду! Тиша, Яцко, вы что, уснули, гемонские дети?!

Андрейко – да и многие другие – с недоумением наблюдали за действиями кормчего. Что случилось?! Но объяснение люди получили только тогда, когда караван нашел укромную заводь и все байдаки были хорошо закреплены канатами, которые привязали к деревьям.

– Батька Днепр вознамерился дать нам добрую взбучку, – сказал Карп, когда сошел на берег. – Будем ставить шатер… если, конечно, успеем. Надвигается буря.

Бывалые гребцы со страхом посмотрели на небо и начали сноровисто разворачивать грубую шатерную ткань. Увы, поставить шатер им не дал сильный ветер. Он налетел непонятно с какой стороны, и, несмотря на то что заводь окружали высокие деревья, казалось, упал на землю прямо с небес, как кузнечный молот на наковальню. От этого невероятного по силе напора гребцы, которые ставили шатер, разлетелись в разные стороны, словно кости во время игры в «бабки» от удара «литком». Шатер взвился в воздух, как кленовый лист во время листопада, и, не попадись на его пути мощной дубовой кроны, улетел бы неизвестно куда.

– Держите шатер, чтоб вас!.. – заорал Карп Юряга. – Эх-ма, что за народ такой криворукий?!

Общими усилиями шатер поймали и усмирили, благо ветер вдруг стих. Воцарилась звенящая тишина, которую нарушал лишь тихий шум струящейся днепровской воды. Клочок неба, который видел Андрейко, по-прежнему был незамутненно ясен, но в воздухе разлилась какая-то непонятная напряженность, которая вызывала желание куда-нибудь спрятаться, забиться под выворотень, коих было немало в лесах по берегам Днепра; да хоть в мышиную норку! Но самое странное: никто из гребцов уже и не пытался ставить шатер. Все со страхом смотрели на небо, хотя оно вроде и не предвещало никакой беды.

И вдруг грянуло! Казалось, что где-то неподалеку обвалилось небо и в образовавшуюся дыру в небесном своде хлынуло море. С неба лил не просто дождь, а падал сплошной поток воды. Черные тучи опустились так низко, что создавалось впечатление, будто они пьют воду из Днепра, а затем выливают ее обратно. Потрясающей силы ураган поднял огромные волны, взбурлившие даже хорошо защищенную песчаной косой заводь, вход в которую был похож на узкое горлышко бутылки.

Андрейко вместе со всеми прятался под деревьями, но это была лишь видимость укрытия. Ливень легко пробивал самые густые кроны, и спустя короткое время на Андрейке нельзя было найти ни единой сухой нитки. Гром грохотал так, что в ушах закладывало. К нему примешивался рев Днепра, и страх начал комом подступать к горлу подростка, в особенности когда неподалеку от залива в воду ударила молния и столб ярко-белого света прорвал покрывало из плотных туч. После этого молнии начали бить, не переставая, – дальше, ближе, совсем близко…

Неожиданно среди вакханалии сплошного ужаса раздались человеческие крики, несколько приглушенные расстоянием и шумом грозы. При неверном свете молний потрясенный Андрейко увидел, как неподалеку от берега разыгралась страшная трагедия. Большое купеческое судно, у которого имелся парус, пыталось противостоять разбушевавшейся стихии. Увы, от паруса остались одни клочья, и вдобавок сломалось рулевое весло. Днепровские волны играли судном, как щепкой, и слабые попытки гребцов хоть как-то исправить положение не давали результатов. Некоторые уже бросили весла и молились, уповая только на высшие силы, а остальные рвали жилы, пытаясь грести к берегу. При этом они в отчаянии кричали так громко, что их голоса перекрывали даже гул бури.

Но вот по Днепру пошла высоченная волна, судно резко развернулось и опрокинулось. Какое-то время можно было наблюдать потерпевших кораблекрушение, барахтающихся в кипящем водовороте, а затем ударила еще одна волна и накрыла их словно могильным камнем. После того как она прошла, Андрейко, обладающий очень острым зрением, долго всматривался в бурлящую воду, но так и не увидел ни единого живого человека…

Остаток дня и ночь они провели на берегу. Днепр все еще гневался, бился в берегах, словно огромный сом в сети, да и ветер не унимался, трепал тучи, как бабы коноплю. Гребцы все-таки поставили шатер и развели большой костер, чтобы обсушиться и приготовить ужин. Залив, в который их загнала непогода, был не очень удобен по части безопасности. Он располагался в сухой низменности, где преобладала лесостепь, и Карп Юряга небезосновательно побаивался нападения татар, которые любили такую местность: и спрятаться есть где, и корма для коней хватает, и ничто не помешает, если придется уноситься прочь от погони, ведь открытые пространства были ровными, как стол.

Несмотря на усталость, Андрейко долго не мог уснуть из-за переживаний и печали по погибшим. Страшная гибель потерпевших кораблекрушение стояла у него перед глазами. Он ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, пока на него кто-то не прикрикнул. В шатре все лежали вповалку, тесно прижимаясь друг к другу, и Андрейко мешал спать соседям, людям бывалым, которым и не такое приходилось видывать. Их сон был крепок и без кошмарных сновидений, которые подняли Андрейку с утра пораньше, когда рассвет только протянул тонкую светло-серую нить над дальними лесами.

Андрейко вышел из шатра, потянулся до хруста костей и направился к костру. Он уже едва тлел. Ночной страж, Панко Щепа, сладко спал, прислонившись к дереву. Сокрушенно покачав головой – вот те раз! а ну как татарин нагрянет? – Андрейко наломал тонких сухих веточек и положил на тлеющие угли. Дул несильный ветерок, и ветки загорелись быстро. Он подбросил в костер несколько толстых поленьев, и спустя небольшой промежуток времени пламя поднялось высоко, осветив все еще темные заросли, которые были совсем рядом.

И тут, к своему ужасу, Андрейко увидел в кустарнике чьи-то глаза. В них отразился свет костра, и ему показалось, что они горят дьявольскими огнями. Все еще сонный взгляд подростка мигом приобрел свою обычную остроту, и он разглядел, что в зарослях таится несколько человек с оружием в руках.