Митяй в гостях у короля - Дроздов Иван Владимирович. Страница 2

Слепцов смотрел куда-то в угол кабинета и ничего не говорил. Это был мужчина лет сорока пяти, высокий, прямой, с шевелюрой волнистых каштановых волос, с глазами цвета вечернего неба. За особые заслуги в создании современных электронных комплексов для космических аппаратов и военных надводных и подводных судов он был дважды удостоен звания лауреата Ленинской премии и Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. В двадцать семь лет его назначили начальником отдела морских систем, затем ему же передали системы для космоса, и в тридцать семь лет назначили главным конструктором. С Аринчиным у них давняя дружба. Аринчин был главным инженером завода, знал и ценил талант Слепцова, любил его и как инженера, и как человека.

Не отрываясь от какой-то бумаги, сказал:

— Чего надулся, как мышь на крупу: говори, о чем кручина?

— Никогда ничего не боялся, а теперь страх разъедает душу; не сплю по ночам.

— Чего же ты боишься?

— Немцев боюсь. С исчезновением Германской Демократической Республики заказы от них прекратятся.

— Уже прекратились, — проговорил Аринчин, не поднимая головы и так, будто речь шла о мелочах.

— Вот как! Уже? Не думал, что это случится так скоро. Но ведь это же катастрофа! У меня семьдесят конструкторов сидят на немецких заказах. Берлинский банк переводит для них валюту. Чем же будем зарплату платить?

И на это директор ответил спокойной равнодушной репликой:

— Ты над своим зданием плакат повесил: «Мы пойдем дальше к окончательной победе коммунистического труда». Вот и посматривай на этот плакат, и не забывай, куда мы с тобой должны идти.

— Да, верно, такой плакат мы повесили. И я его снимать не собираюсь. А ты вот свой плакат снял.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Вспомнили, как несколько лет назад по требованию райкома партии главный инженер Аринчин приказал изготовить огромный портрет Ленина с энергично выброшенной вперед рукой, и под портретом слова: «Верной дорогой идете, товарищи!» Года два висел этот портрет у стены завода, но потом кто-то позвонил в обком и сказал: а Ленин-то показывает рукой на кладбище. И тогда Ленина ночью перетащили в другое место. Тот же бдительный соглядатай снова позвонил и сказал, что теперь Ильич показывает на свалку. Аринчина вызывали в обком и сделали внушение.

— Как живут люди без зарплаты? — спросил директор.

— Живут — не тужат, но в общем-то — худеют. Некоторые за кульманом теряют сознание. А что там слышно: долго еще без зарплаты будем жить?

— Но где же взять деньги, если произведенная нами продукция лежит на складе?

— Не вся продукция лежит на складе. Больше половины уходит заказчикам. За нее-то деньги переводят.

— Да, деньги переводят, но ты же знаешь, кто теперь хозяин. Нас с тобой они даже на совет не зовут.

После минутного молчания Аринчин добавил:

— Страшные это люди… в совете сидят. Я и во сне кошмарном представить не мог, что завод наш, да и вся Россия, в кармане у таких субъектов окажутся. Ты посмотри, какие они лозунги на придорожных щитах развесили: «Сделаем частную собственность необратимой». Или вот другой: «Закрепим фабрики и заводы за хозяином».

— Где же выход? Что нам делать?

И Аринчин на это сказал:

— Иди к Дмитрию. Сдается мне, что заветную мечту нашу он далеко подвинул.

Показал на сейф:

— Есть у меня немного денег. Бросим их на его дело. Так и быть: доведём «Русалку». Не зря же мы на неё десять лет ухлопали.

Мало кто подозревал, что в Доме ученых, раскинувшем свои два крыла на краю Удельного парка, в квартире двадцать седьмой на третьем этаже жил компьютерный гений Дмитрий Кособоков. Он страдал болезнью позвоночника. Около десяти лет трудился в конструкторском бюро «Людмилы», по семь, а иногда и по восемь-десять часов стоял за кульманом, а потом ночью работал еще и дома, — был неистовым изобретателем радиоэлектронных систем, назначение которых, кроме него, знали только директор завода да главный конструктор. Всё время он что-то искал, и находил, и с головой бросался в дебри каких-то новых тайн — работал без устали, до изнеможения. И вот… сдал позвоночник. Сначала болел, а потом и совсем уложил в постель.

Главный конструктор Слепцов еще три-четыре года назад, видя необычайные успехи Дмитрия, дал ему секретное задание разработать две пушки: вирусную и лептонную. В глубокой тайне держали они это свое дело. Знали: пронюхай американская или английская разведки об этой их затее, их бы либо выкрали живыми и увезли к себе, либо уничтожили бы физически. Уж слишком великую силу над всем миром обретут люди, овладевшие этой «артиллерией». Вирусной пушкой можно «обстреливать» компьютерные системы и взламывать любую степень защиты, превращать в свалку бумаг и цифр любые банки и финансовые центры, а лептонная пушчонка посылала бы свои «снарядики» в мозг человека и производила бы там заданные разрушения. Вот чего задумали два конструктора. Но Дмитрий занемог. Друзья и близкие знакомые были уверены, что век его недолог. Он еще двигался по квартире, мог сидеть в кресле и даже на стульях, но спину по самую грудь все туже стягивал широким кожаным ремнем. Он где-то прочитал или услышал, что певцы тоже стягивают живот ремнями, и частенько невесело шутил: ремень у меня есть, осталось научиться петь. И еще он вышучивал свою фамилию Кособоков, говорил: скоро скособочусь, недаром же у меня фамилия такая.

Дмитрий не успел жениться: любимая девушка, узнав о его болезни, постепенно отстранилась и даже звонить перестала. Однако же он любил ее, а еще нежно и самозабвенно любил сестренку Катю. И, к счастью его, она всегда была рядом.

Мама у них умерла, а отец, бывший в обкоме важным начальником, переехал в Москву, женился и там обосновался «на трубе», то есть работает в каком-то нефтяном хозяйстве. Детей он к себе не зовёт, но помогает им деньгами и даже каждому из них завёл счёт в Петровском банке.

Катя сейчас спит. Сон ее крепок и подолгу держит в своих объятиях. Дмитрий выключил компьютерную систему и идет на кухню. Здесь он готовит овсяную кашу и достает из холодильника облепиховое варенье. Катя любит овсянку с облепихой, и Дмитрий приготовит для нее завтрак, поест и отправится в свою комнату, где будет спать до обеда. А уж обед для него приготовит Катя.

Дмитрий работает ночью.

Есть у Дмитрия большой и задушевный друг Тимофей Васильевич Курицын, начальник ракетного цеха на соседнем Северном заводе. Курицын, зная о его талантах, обращался к нему по секрету с просьбами решить «заковыристые» задачки по самым различным и порой неожиданным заторам в электронной схеме. И Дмитрий каждый раз находил простое и остроумное решение. Курицын любил Дмитрия, как сына, не однажды посещал его и звонил какому-то курганскому чародею, умевшему править позвоночники. А недавно, когда Тимофей за какие-то важные открытия получил десять миллионов долларов, он снова позвонил в Курган, пообещал большую сумму денег, и лекарь обещал приехать. И с этой радостной вестью Курицын пришел к Дмитрию.

Дмитрий ночью, в перерыве между делом, любил постоять на балконе, а в другой раз и приляжет здесь на дощатом топчане, сделанном им в «здоровое» время, то есть когда он еще не болел. Тут рядом растут вековые дубы и корабельные сосны. Дубовая листва даже при слабом ветерке шумит древней неизбывной силой. Деревья помнят еще Петра и его друзей, побивавших здесь шведов. Дубы стоят широко, а сосны гордо и торжественно, довольные своей близостью к звездам. Обыкновенно сосны в городе не живут, не переносят выхлопных газов, но тут в лесопарке они уцелели и высоко в небо тянут свои вечно-зеленые косы. Наверное, раньше их было больше, но в оные далекие времена часть из них срубили плотники и поставили на кораблях, чтобы на плечах своих они держали паруса и реи, носили по белу свету дерзких русичей, покорявших дальние земли, раздвигавших пределы своего государства.

Позавтракав, Дмитрий пошел на балкон и улегся на топчане, но сон к нему долго не шел. На компьютере через Интернет он изловил информацию, для себя очень важную: в Петербурге химик Виктор Иванович Петрик открыл тайну фулерена и научился его изготовлять. Вещество это, за которым охотятся химики и физики всего мира, имеет много чудесных свойств, и одно из них — может излечивать рак.