Митяй в гостях у короля - Дроздов Иван Владимирович. Страница 8

— Произошел сбой работы самолетного компьютера, и он шарахнул по своим. Точно веничком смахнул в море десять самолетов. А «Торнадо» полетел в Израиль и там приземлился. Что вы на это скажете?.. А?..

— Наверное, действует всё тот же компьютерный диверсант?

— Не наверное, а точно. Наш компьютер уловил знакомый нам слабый сигнал. — И шепотом, на ухо: —… питерской прописки.

— А американцы? — так же шепотом спросил Вадим.

— Радио и телевидение всего мира вопят: плацдарм нападения — Исландия. А?.. Крохотная островная страна! Ей-то уж так надо гадить Америке.

Генерал кивнул на дверь:

— Спит… умелец?

— Не знаю. Он как сова: ночью колобродит, а днем спит.

Генерал, не в силах унять возбуждение, продолжал:

— Американцы в панике. Англичане — тоже. Никто не верит в виновность Исландии, все в один голос и с ужасом утверждают, что на стороне арабов — божественная сила. В Америке срочно собрался сенат, все требуют отвести флот из Персидского залива. Клянут президента, ждут конца света. Как бы в суматохе они не начали швырять свои атомные бомбы.

Сказал генерал и испугался: вдруг и в самом деле у них откажут нервы?

Кивнув на дверь, спросил:

— А он может… все ракеты, если они полетят на нас, завернуть и послать обратно?

Вадим сказал:

— Думаю, да, может.

— И еще тебя спрошу: вот мы его переместим в особняк на окраину Всеволожска. А там как? Сумеет он там отливать свои пули?

— Про особняк я ему сказал. Спокойно принял эту весть. Я, говорит, поживу на свежем воздухе. Скорее поправлюсь. Спокоен, а раз так — наверное, сможет.

Потом генерал звонил кому-то. Торопил с приготовлением особняка, размещением охраны.

Раздался звонок из Москвы. Приказали встретить самолет с важными персонами. Генералу лично вменялось в обязанность обеспечить охрану объекта К — так они называли Дмитрия Кособокова. Приказали срочно вывезти за город и поместить вдали от людей и городских строений. Все это говорилось на языке кода, известного генералу и абоненту на том конце провода.

Дмитрий между тем спал — мирно и безмятежно. Он был фаталист и верил в судьбу. Еще он верил в Творца — называл его высшим компьютером. Пять лет назад изучил теорию простых чисел — посмертное детище великого русского математика академика Ивана Матвеевича Виноградова. И с тех пор стал на основе этой теории создавать собственные микропроцессорные схемы.

Получив же в руки осмий-187, творил схемы со множеством назначений и умещал их на миниатюрных пластинах. Впервые он как-то физически ощутил беспредельные возможности человека. И подумал: вот он — Бог, Творец, высшее существо, управляющее миром. Он раньше только предполагал о возможности построить машину, которая бы стояла на письменном столе и вмещала в свою память всю «Публичку» — библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Теперь же он имеет на столе машину, которая способна поместить в памяти все библиотеки города. Эта же машина может управлять кораблями, самолетами и всеми космическими аппаратами. И всеми банками, всеми министерствами. Но ведь если все это может он, Дмитрий, то какую же силу имеет Творец? Он движет мирами и пронзает лучом разума каждый атом, он знает все, всех и может все! Недаром же русский человек еще в древности говорил: Бог все видит и все знает. Он все грехи наши припомнит на страшном суде!

Дмитрий верил в Бога. Он оттого и верил в скорое свое выздоровление. И эта вера позволяла ему сохранять бодрость, радоваться каждому новому дню и — творить добрые дела.

О том, что он учинил с авианосцем, он увидел и прочитал на экране компьютера. Довольный результатом своей «шалости», залег на диван. И проспал до обеда. Потом принял душ и явился в столовую. Здесь его ждали Катя, Вадим и шестеро незнакомых людей. Они встали и замерли в почтительной позе, точно перед ними явился маршал или президент. Вадим представил ему гостей: всех называл по имени-отчеству и говорил тихо, будто боялся, что кто-нибудь их услышит. Молодую, стройную, как березка, женщину, назвал Марией Владимировной и сказал:

— Представитель президента. Мы все поступаем в ее распоряжение.

— Я бы с радостью поступил под начало Марии Владимировны, но как же быть с моей свободой?

Мария Владимировна, наклонив головку и улыбнувшись, заметила:

— Понимаю вас, Дмитрий Михайлович, мы все тут свалились неожиданно, как снег вам на голову, но поймите и нас: мы люди служивые и нам вышел приказ: обеспечить вам жизнь спокойную и безопасную.

— Мне до сих пор никто не угрожал, — говорил Дмитрий, принимая из рук Катюши тарелку и ни на кого не глядя. Он демонстрировал явное неудовольствие таким нашествием и особенно заявлением генерала о представителе президента.

Мария Владимировна решила все поставить на свои места:

— До сих пор — да, не угрожали, а теперь за вами начали охоту разведки многих стран. Мы вынуждены взять вас под защиту.

Дмитрий молчал: он не собирался ломать дурака, вставать в позу, но хотел бы знать, что его гостям известно о нынешнем инциденте в Персидском заливе.

Молча ел и лишь изредка поглядывал на Катю, сидевшую рядом. В глазах ее читал просьбу ни о чем не беспокоиться, а принимать правила игры, которые ему предлагают. Другого выхода у него нет; всякое сопротивление лишь осложнит его жизнь. Она все знала, все понимала. И — ничего не боялась. Наоборот, даже радовалась такому неожиданному обороту дел и считала его счастливым.

Генерал, желая поправить возникшую от его неосторожного заявления неловкость, уже другим, более мягким голосом заговорил:

— Вы, Дмитрий Михайлович, наверное, уже знаете, какой конфуз постиг американцев в Персидском заливе: там самолет, посланный бомбить город, случайно залепил бомбу по собственному авианосцу.

— Случайно? Разве такие случайности бывают?

— Ну, нет, конечно, мы-то знаем, какая это была случайность. Уж знают обо всем в Москве, — и вот… видите, сколько гостей к нам прилетело. Вот Михаил Абрамович Шайкис, он заместитель министра МЧС…

— А что это такое — МЧС?

— Министерство по чрезвычайным ситуациям.

— У них там ситуация, а наш министр посылает своего зама в Питер.

Дмитрий выказывал к высокому гостю явное недружелюбие. Он с первого взгляда его невзлюбил, не верил ему и для себя решил, что сотрудничать с ним не станет. А вот с этой дамочкой…

Мельком взглянул на Марию Владимировну. «Неужели и она знает?»

Лицо у нее доброе, улыбчивое, и такие милые ямочки в углах губ. С ней, наверное, он поладит.

В прения не вдавался, не хотел попадать в двусмысленное положение.

Заговорил Вадим:

— Москва, похоже, ждет, что в Персидском заливе американцев постигнут и другие неприятности. Хорошо бы, конечно. Мы тоже подождем.

Дмитрий глубокомысленно промолчал. Но, видя, что все ждут от него слова, оживился, спросил:

— А кто там командующий?

Никто не знал. И тогда с сожалением проговорил:

— Жаль, что никто не знает, кто там командует эскадрой. Хорошо бы его хлопнуть по голове.

— Чем? — изумился генерал.

— А чем угодно. Хотя бы и булыжником. Чего они лезут к нашим друзьям, арабам? Мне это не нравится.

Все переглянулись, вопросительно посмотрели на Вадима: ты, мол, его давно знаешь? Шуточки, что ли, у него такие?..

Больше всех удивилась Мария Владимировна. По образованию она была врач-психолог, и в политическом заявлении Дмитрия ей послышалась не одна только странность, но и возможная аномалия.

Генерал же обрадовался такому смелому заявлению; он решил побудить Дмитрия на дальнейшие откровения.

— Американцы распоясались, они сейчас противоракетную оборону взялись усиливать. А генерал тот нам известен. Завтра я пришлю вам о нем сведения.

— Хорошо. Мне нужны и другие сведения: о генералах Пентагона и как можно больше о ведущих американских политиках. Главное — их компьютерные адреса. Они, правда, есть и в Интернете, но долго приходится искать.

И в раздумье:

— Радарная война заканчивается, впереди война компьютерная, — в голосе его зазвучали нотки человека, имеющего право судить и решать. И все это поняли, и почувствовали, — и это был миг, когда его опекуны увидели в нем не просто Дмитрия Кособокова, а человека, в чьих руках заключена сила, способная вершить судьбы людей, а может быть, и целых государств. И кто-кто, а он-то уж знал эту силу, и всем своим видом, и властным тоном определял себе место среди окружающих его людей.