Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна. Страница 53

– Кафеджи сказал: разбойникам было известно, что едете именно вы. Потому отузские и взбесились. Они вас помнят. Но ведь кто-то же навел эту свинью. – Градоначальник толкнул Алима в плечо.

– Надо его допросить.

Жизневский пожал саженными плечами.

– Я этот сорт знаю. Может и не сказать, хоть кожу дери.

У оставшихся в живых бандитов удалось выяснить, что накануне к атаману приезжал верховой. Русский. Прежде они его не видели. Алим получил деньги. И возил своих в Судак пить ракы, танцевал по колено в вине, резал грудь кинжалом и заставлял товарищей сосать его кровь. Они-де еще тогда поняли, что сговорился джигит на опасное дело.

В пещере нашли пять тысяч рублей ассигнациями.

– Не всякому дано узнать свою цену! – смеялся генерал-губернатор. Но на душе скребли кошки. Тот, кто заказал нападение, не шутил с ним.

Одесса.

В субботу 20 июня у графа Ланжерона на обеде собрались те, кто не выносил генерал-губернатора. Сначала чинились и поглядывали друг на друга с опаской, но потом предались самому отъявленному злословью. Крупный град светской соли всегда оживляет разговор. Были и Собаньская с Виттом, стремительно вернувшиеся в Одессу при известии об отъезде графа. И Александр Раевский. И князь Серж Волконский.

Пушкина не только пригласили в этот избранный круг, но и дали почувствовать, что неожиданная благосклонность к нему вспыхнула именно в связи со стихами про саранчу. А еще пуще – в связи с его щепетильностью в вопросе об отставке.

– Благородный человек, на мой взгляд, не должен безнаказанно сносить пощечин, – провозгласил граф Ланжерон, вставая и поднимая бокал с шампанским. – Так за Александра Сергеевича!

Гости повскакали с мест.

– Мы, аристократки, унижены в этом городе засильем купчих. Ваши насмешки над негоциантками на балу у графа били не в бровь, а в глаз, – заявила Гурьева. – Сердечное спасибо. Все молчат. Вы один осмелились постоять за наши древние права.

Пушкин покраснел от удовольствия.

– Храбрости вам не занимать, – поддакнул ей муж. – Но что же может сделать человек бедный и не в чинах, когда его оскорбитель стоит так высоко?

Все присутствовавшие, как по команде, повернулись к ссыльному, словно от него ожидая ответа на этот вопрос.

– Господа, – поэт набрал в легкие воздуха, – я вовсе не считаю, что бедность и безвестность могут заставить человека пренебречь своей честью. Напротив, защищая ее от врага сильного и могущественного, мы проявляем истинное благородство. Существующие у нас предубеждения не позволяют мне бросить обидчику вызов, пока я состою у него в подчинении. Но как только служба перестанет меня связывать…

– Довольно, Александр Сергеевич. – Граф Ланжерон остановил его жестом. – Я с искренним чувством пожму вам руку. Но более ни слова.

Заиграла музыка, и гости, оставив стол, отправились в соседнюю залу немного потанцевать. Витт и Гурьев отвели Пушкина к стене и о чем-то заговорили с ним.

Раевский шел в паре с Каролиной.

– Объясните мне, мадам, – усмехаясь, проронил он, – зачем вашему любовнику, а тем паче вам самой подталкивать этого дурачка к барьеру?

Собаньская ловко переменила фигуру, а вслед за ней вся вереница шедших в полонезе.

– Тут нет тайны, дорогой Александр. Мне даже досадно, что вы сами не догадываетесь. Де Витт претендовал на должность генерал-губернатора. Если бы не Воронцов, он управлял бы Крымом. И я, а не ваша подруга детства, была бы первой дамой.

– Но это невозможно, – возразил Раевский. – Вы не супруга Витта.

– Мой старик Собаньский дал развод. Вскоре мы венчаемся.

Полковник чуть не сбился с такта.

– Вот как? Поздравляю. Так вы мечтаете стать госпожой наместницей?

Каролина с достоинством кивнула.

– Нам известно, что государь недоволен Воронцовым. В Одессе под его крылом слишком много вольномыслящих. Мы своими донесениями укрепили этот взгляд. Скандал, вызванный дуэлью, подорвет репутацию наместника. Следующий шаг за императором…

Но следующий шаг оказался за Пушкиным. Вдруг из угла, где он стоял, окруженный молодыми людьми, раздался взрыв хохота.

– Господа! – провозгласил один и них. – Надпись к портрету Воронцова. Просим, Александр Сергеевич.

Поэт смутился.

– Я лишь сказал экспромтом… Не знаю, получится ли вновь?

– Я запомнил, – подал голос бывший адъютант Ланжерона Мейер. – Как же там? Ах, вот. – Он картинно сложил руки и повернул голову, подражая позе графа на полотне:

Гробовое молчание воцарилось в зале. Потом послышались жидкие хлопки. Тут же смолкшие. На лице у хозяина дома отразилась растерянность.

– Кажется, ваш друг все-таки перегнул палку, – шепотом сказала Собаньская на ухо кавалеру.

Часть 2

Глава 1

Высылка

11 июля 1824 года. Санкт-Петербург.

Участь Пушкина была решена.

Сидя в светлом Мраморном кабинете, император скупо ронял слова, точно отливал свинцовые пули.

– Дорогой Карл Васильевич, разве не для того мы перевели этого юношу в Одессу под надзор графа Воронцова, чтобы его нравственность была должным образом защищена?

Министр иностранных дел Нессельроде не склонялся перед государем, а изо всех сил тянулся на носках. При малом росте он и сидящему монарху с трудом заглядывал в лицо.

– Что же мы видим теперь? – продолжал Александр Павлович, разворачивая поданную бумажку. – Ссыльный имеет возможность отправлять письма с оказией, а не по почте, как ему предписано. В Ришельевской же гимназии свили гнездо атеисты. Вы можете объяснить, куда смотрит наместник?

Будучи занят иностранными делами, Карл Васильевич справедливо полагал, что контроль за генерал-губернаторами – не его компетенция. С другой стороны, он был женат на дочери прежнего министра финансов Гурьева, сестре одесского градоначальника, и по семейным обстоятельствам не питал к Воронцову симпатии.

На столе перед императором стояла малахитовая чернильница, о которую государь раздраженно стукнул пером.

– Изволите видеть, с этим посланием Александр Тургенев носился по всей Москве! А полиция заметила, только когда безбожные каракули подсунули ей под нос.

– Ваше величество. – На сей раз Нессельроде поклонился. – Господин Пушкин подал прошение об отставке. Со своей стороны, граф Воронцов дважды в письмах советовал мне приискать для ссыльного иное место пребывания. Какова будет высочайшая воля?

Александр задумался. Ему бы хотелось оставить в боку у генерал-губернатора занозу. Пушкин удобен. На него можно сердиться. К тому же он, как магнит, притягивает недовольных. Наблюдая за ним, увидишь многое. Однако… полиция слепа. А Воронцов хитер и всегда выкрутится. Следовало действовать так, чтобы оба получили по заслугам. Здесь императору не было равных.

– Карл Васильевич, – молвил он, – я считаю нужным отставить коллежского секретаря Пушкина от службы за неприличное поведение. Вместе с тем, мне кажется, невозможным совсем бросить его без присмотра. Надо удалить ссыльного в имение родителей в Псковскую губернию под надзор местного начальства.

После этих слов Александр Павлович надолго замолчал и принялся вертеть изящный подсвечник-марикаль с овальным экраном, на котором красовалась картинка фермы в Павловске.

– Не нужно, чтобы в свете знали, что мы отправляем Пушкина в отставку по его собственной просьбе, – наконец произнес император с некоторой щекотливостью в голосе. Она-то и должна была помочь министру понять, что сейчас говорится самое главное. – Также будет лишним упоминание об этом письме как о причине ссылки сочинителя под Псков. Единственный повод – прошение графа Воронцова.