Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович. Страница 26

На Баяхте шла усиленная работа.

Вихлястый в первый же день пасхи не дал покоя рабочим и выгнал их на две смены качать воду из самой старейшей шахты № 1. Работами руководил он сам. В испачканном, выцветшем полушубке, часто без шапки, блестя небольшой лысиной на затылке, он бегал по крутогорьям от шахты к шахте и сам крутил подъемный ворот.

Завидев верховых, рабочие приостановили работу.

Оголившийся хребет выглядел полем, на котором будто только что выкорчевали большое количество леса. Вниз черным оскалом смотрели взрытые водою рытвины.

Вихлястый узнал Василия еще издали. В то же время загремел чугунным звоном рудничный колокол на обед.

Разомлелые, в поту и облитые грязью с головы до ног, рабочие поодиночке потянулись к кладовым.

О гулкий пол, как выстрелы, зыкались удары брошенных инструментов.

– Тише, черти! – предупреждал каждый раз рослый седой старик материальный, когда рабочие небрежно обращались с вещами.

– Вон начальство с Борового приперлось. Вишь, шпанка!

Не жалко казенного! – подмигнул он Вихлястому.

Около Василия быстро выросла толпа.

Старые знакомые трясли ему руку и с любопытством заглядывали в лицо.

Вихлястый одной рукой обтирал пот с лица, а другой тащил Василия с седла.

– Ты разве не получил распоряжения насчет отдыха? – спросил Василий, усаживаясь на пень.

Вихлястый, улыбаясь, покосился на него и на рабочих.

– Нет!.. Какого приказа? А вы на Боровом разве отдыхаете?

– А ты думаешь как?.. Дисциплины, товарищ, не держитесь!..

Не забывай, что наша партия круто греет за головотяпство. Смотри, как отделал народ в день отдыха-то…

– Да это ништо, – вмешался в разговор старый шахтер, который принимал инструменты, – вот работа-то дурная у нас выходит кажин год… Тут, кроме килы, ничего не доспеешь… Вода одолевает кажну весну и стоит, почитай, за троицу… Я говорил Борису Николаевичу, что надо бы идти не колодцем, а забоем от речки. Взял с поля и пошел накручивать штольней.

Привалившись на пне, Василий упорно смотрел вниз, где изгибалась стальная лента Пинчуги.

– Вот бы взять, примерно, по этой вымоине или от Медвежьего кривляка, – проектировал старик.

– Толку, Павладий, не будет, – внушительно заметил материальному Лямка. – Вишь, ниже грунт-то камень на камне.

Старик взглянул на него и презрительно сплюнул:

– Каку ты язву понимаешь, комуха таежная?.. Где это видно, чтобы металл добывался без камня?

– Вот те и оглобля! – рассердился, в свою очередь, Лямка. – Уж лучше воду отливать, чем камень ворочать!.. Сам-то ты много понимаешь!

– А вам не подраться! – поддразнил кто-то спорщиков.

– Да бить и надо такую орясину! – не унимался старик материальный. – Сроду, стерва, не робил, а туда же – учить… Варил бы щи и помалкивал… Тебе в бабки только играть, а не золото добывать.

– Не подтыкай, не дешевле тебя, – начал было Лямка, но его перебил Василий.

Он поднялся на пень и начал рассказывать о ранении Яхонтова. Рабочие подвинулись ближе.

– Эка, брат, ералаш! – загудели шахтеры.

– Это Емелька с черкесом устряпали, не иначе, – говорил Вихлястый. – Но теперь они поднимут на воздух весь Калифорнийский. Ты не бери всех, не сладишь с этим народом. Ох, соленый народ эта шахтерня, Васюха, не то, что наши драгеры!

…Вихлястый жил вместе с материльным и другими рабочими в большом доме бывшего управляющего. Шахтерские жены в сутолоке готовили стол для гостей и с любопытством засматривались на Василия. Он же, не замечая их, был погружен в свои думы.

Опыт военного человека ему подсказывал, что времени терять нельзя.

По словам Вихлястого и баяхтинских шахтеров, попасть отсюда на Калифорнийский было невозможно из-за разлива Удерки.

Василий нервничал и быстро ходил по комнате, ероша волосы. Вспомнив, что дорога на Баяхту ведет через Алексеевский прииск, он позвонил Никите и отдал распоряжение разведать и проверить местопребывание банды.

Между тем в квартиру набивались вооруженные шахтеры. С Алексеевского отвечали, но ничего нельзя было понять.

Василий сердито бросил трубку.

– Ехать надо! – сказал он хриплым голосом, зажимая в кулак угол табуретки, точно желая расплющить ее.

– Да, знамо, ехать! – разом гаркнуло несколько густых голосов. – До коих пор еще свашить будем с этой сволотой?

– Да и я говорю то же, – подхватил Вихлястый высоким голосом, вытягиваясь, точно желая достать головою потолок. – Не ждать же, пока нас всех решат!.. А только всем, по-моему, там делать нечего… Ну, десятка два ребят.

Ему не дал досказать Лямка:

– Не ерохорься ты, долговязый, – сказал он, выступая от порога и держась за спустившуюся ниже живота опояску. – Вы вот обедайте да болтайте с народам, а мне давайте побойчее конька, и к утрему все будет разузнаю.

Он косо взглядывал на Василия. Потом, достав кошелек, начал мять в ладони листовой табак.

– Вот это дело! – заметил старик материальный, высекая огонь и останавливаясь острыми глазами на лице Лямки. Голос материального гудел густой октавой, будто с перепоя.

– Что дело, то дело! – продолжал он. – В такую непогодь и коней потопите и себя покалечите к… едреной бабушке. Епрашка дальше тайги не уйдет, а ежели и уйдет, то достанем где угодно!

Василий поднялся. Доводы старика озадачили его.

– На Лексеевском и корму коням нет, газеты их читать не заставишь! – заметил Лямка, как будто невзначай, зная, что этим окончательно убедит Василия и Вихлястого.

Василий сдался.

– Расседлывайте коней, – сказал он, расстегивая пояс на шинели. – Утром поедем, а после обеда проведем собрание.

И уже веселее, тряхнув головой и хлопнув по шапке Лямку, засмеялся.

– Умная голова у тебя, дед, да дураку досталась!

– И ростом-то с сидячу собаку, – пошутил Вихлястый.

Лямка, выставив грудь и нижнюю губу, презрительно подмигнул шахтерам:

– Велика фигура, да дура!

– Верно, Лямка! – крикнули от порога.

Шахтеры один за другим выходили из квартиры, дымя трубками.

Вечером, когда приезжие пообедали и отдохнули после суточного перегона по тайге, приисковый колокол взбудоражил тишину ранней таежной весны.

В одной из казарм было устроено собрание.

Василия слушали с большим вниманием. Возражали только против нападок на самогон.

– Нет, это вы, ребята, зря, – доказывал старик материальный, – шахтер не может не пить… Грязь, сырость, ужасти… Да как же тут без вина?

– Правильно, дядя Павладий, – дружно поддержали его несколько голосов. – Шахтеру надо чем-нибудь кровь разогреть…

– Что правда, то правда, – уступчиво сказал Вихлястый. – Самогон-то мы не забываем, а насчет партии еще никто не подумал, и в ячейке у нас всего ничего – четверо большим свалом…

Материальный выступил вперед и обвел глазами тусклые от дыма лица шахтеров.

– Насчет ячейки какой разговор? Пиши всех гамузом, и нечего слова терять!

– Правильно, катай всех за одним разом, – крикнуло враз несколько голосов. – Все рабочие!

– Утрем нос Боровому и Алексеевскому, пусть знают шахтерскую кобылку!..

Василий, поламывая пальцы, поднялся с места, метнул горячий взгляд на шахтеров.

– Ну, так нельзя, – начал он прерывающимся голосом. – Правда, Баяхта и при первой советской власти не подгадила и теперь задаст тон. Я в этом уверен… Но мы не без разбора пишем в партию. Пишите сегодня заявление, а завтра в поход.

Он стукнул кулаком по столу и пошел к выходу.

С неба сеял чистый обильный дождь и сгонял в лужи остатки таявшего снега.

23

С юга летела весна…

По последнему насту к приискам вышли эвенки.

Узнав, что большой и богатый «князь» – Сунцов – приехал на Калифорнийский, они, обходя другие прииски, отправились туда. Эвенки оставались на Калифорнийском до половодья. Весенние воды мешали им пробраться в свои кочевья, здесь же были хлеб и самогон.

Каждое утро эвенки вставали и вылезали из своих временных чумов, расположенных около реки Барзаначки, пониже прииска.