Капитан Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт. Страница 68
Одна-две пушки стреляли теперь получше. Дважды Хорнблауэру казалось, что земля сыплется из пораженной амбразуры — это хорошо, но пора прекращать огонь, атакующие уже на склоне. Он дунул в свисток и крикнул, чтоб больше не стреляли. Притихший корабль скользил по воде, все неотрывно следили за десантом — тот взбирался уже на вершину обрыва. Батарея вновь окуталась дымом, стреляли, скорее всего, картечью. От тех, кого застигнет железный шквал, останется мокрое место. На парапете поблескивали сабли, маленькие, с булавочную головку, дымки, означали, что стреляют из ручного оружия. С левой стороны красные мундиры пехотинцев были уже на парапете, в середине размахивал руками одетый в белое матрос. Все прыгали на другую сторону, хотя и на парапете оставались неподвижные красные и белые пятна — убитые. Какую-то минуту ничего не было видно — она показалась часом. Потом трехцветный флаг медленно пополз с флагштока, матросы на главной палубе разразились радостными криками. Хорнблауэр со стуком сложил подзорную трубу.
— Мистер Джерард, поверните оверштаг. Пошлите дежурные шлюпки за этими судами.
В бухточке под батареей сгрудились четыре тартаны, фелука и два суденышка с оснасткой тендера — неплохой улов, особенно, если они нагружены. Маленькие шлюпки отвалили от корабликов и гребли к берегу — команда спасалась от плена. Оно и к лучшему — пленные были бы обузой. Хорнблауэр и сам два года протомился в плену — он знал, что это такое.
Что-то скатилось с обрыва, увлекая за собой лавину камней, и грохнулось на дорогу в облаке пыли. То была сорокадвухфунтовая пушка, ее вручную перебросили через парапет. Бушу придется поторапливаться — если Буш жив. Через некоторое время скатилась еще пушка, потом еще.
Пленные суденышки — два буксировали за кормой дежурные шлюпки — лавировали к лежащему в дрейфе «Сатерленду»; наземный десант спускался с обрыва и выстраивался внизу. Кое-кто отстал — это несут раненых. Казалось, развязка не наступит никогда. Громоподобный раскат, облако пыли и дыма над батареей — на мгновение обрыв преобразился в вулкан наподобие тех, у подножия которых «Лидия» бросала якорь в прошлом походе. Взорвали пороховой погреб.
Наконец оба барказа отвалили от берега, и Хорнблауэр, направив подзорную трубу, различил Буша — живого и, по-видимому, здорового. Тем не менее большим облегчением было видеть, как тот враскачку идет на шканцы, его обветренное лицо расплылось в улыбке.
— Лягушатники сбежали через заднюю дверь, — доложил Буш. — У них потерь почти никаких. У нас…
Хорнблауэр, стиснув зубы, выслушал скорбный перечень. Возбуждение схлынуло, он чувствовал слабость и дурноту, руки так и норовили задрожать. Он насилу выдавил улыбку, похвалил сперва тех, кого Буш специально отметил, потом всю команду, выстроившуюся на главной палубе. Уже несколько часов вышагивал он по шканцам, притворяясь невозмутимым, теперь наступила мучительная реакция. Оставив Буша разбираться с трофеями — надо было назначить на них сокращенную команду и направить в Маон — Хорнблауэр без единого слова двинулся в каюту. Только тут он вспомнил, что корабль подготовлен к бою. Одиночество удалось обрести лишь в углу кормовой галереи, где его не видно было из окон кормовой каюты. Там он и сидел на парусиновом стульчике, пока матросы устанавливали переборки и закрепляли пушки. Он откинулся на спинку стула, свесил руки и закрыл глаза. Внизу плескала под кормовым подзором вода, рядом стонали рулевые крюки. Всякий раз, как Буш клал судно на другой галс, голова у Хорнблауэра переваливалась на другое плечо.
О чем вспоминать было совершенно невыносимо, так это о риске — при одной только этой мысли по спине и ногам пробегал холодок. Он опрометчиво подставил судно под обстрел — ему невероятно повезло, что покалеченный «Сатерленд» не дрейфует сейчас к подветренному берегу, навстречу ликующим врагам. Так уж Хорнблауэр был устроен, что не ценил своих заслуг, словно и не рассчитал все точно, не предусмотрел вплоть до последних мелочей. Он обругал себя авантюристом, обругал свою привычку прежде лезть в самое пекло и лишь потом оценивать риск.
Стук тарелок в каюте напомнил, что его могут увидеть. Он выпрямился и сделал каменное лицо. Как раз вовремя — на галерею вышел Полвил.
— Я вам перекусить принес, сэр, — сказал он. — Вы не ели со вчерашнего.
Хорнблауэр вдруг ощутил волчий голод и тут же вспомнил: утром Полвил принес ему на шканцы чашку кофе. Там она наверно и стыла, пока Полвил ее не унес. С удовольствием предвкушая хороший обед, он встал и прошел в каюту. Полвил суетился, разыгрывал из себя няньку и даже, возможно, норовил превысить полномочия, но Хорнблауэра это почти не раздражало. Холодный язык был превосходен, и Полвил по наитию поставил на стол початую бутылку кларета. В одиночестве Хорнблауэр редко пил что-нибудь крепче воды, однако сегодня осушил три бокала, чувствуя, что это как нельзя кстати.
Пища и вино подкрепили его, усталость прошла, в мозгу зашевелились новые планы. Неосознанно он начал продумывать, чем бы еще досадить неприятелю. Пока он пил кофе, новые мысли уже зарождались, но он еще этого не знал. Он ощущал только, что каюта вдруг сделалась тесной и душной — его потянуло на свежий воздух, к свету. Полвил пришел убрать со стола и увидел через окно, что капитан расхаживает по кормовой галерее. Прослужив много лет у него под началом, он научился делать выводы по наклону головы, по задумчивости, по тому, как сцепленные за спиной руки сжимаются и разжимаются в такт умозаключениям.
Из того, что рассказал Полвил, нижняя палуба узнала о близкой операции ровно за два часа до того, как Хорнблауэр поднялся на шканцы, дабы отдать предваряющие ее приказы.
XI
— Хорошо стреляют, сэр, — сказал Буш, когда ярдах в ста по правому траверзу на мгновение ожил фонтан брызг.
— А чего бы им плохо стрелять? — отозвался Джерард. — Сорокадвухфунтовки на стационарных лафетах, обрыв пятьдесят футов над водой, артиллеристы служат уже, небось, лет по десять.
— Все равно я видел, как с берега стреляют хуже, — заметил Кристэл.
— До них мили полторы, если я не совсем ослеп, — сказал Буш.
— Больше, — сказал Кристэл.
— От силы миля, — сказал Джерард.
— Чепуха, — сказал Буш.
В перепалку вмешался Хорнблауэр.
— Попрошу внимания, джентльмены. Мне понадобятся еще Рейнер и Хукер. Эй, позовите мистера Рейнера и мистера Хукера! Поглядите внимательно на это место.
Офицеры, повернувшись спиной к догорающему закату, устремили подзорные трубы на Пор-Вандр. Позади города изумляла кажущейся высотой гора Канигу, слева отроги Пиренейских гор спускались в море, образуя мыс Сербера, за которым кончалась Испания и начиналась Франция. Посреди розовели в свете заката белые домики Пор-Вандра, сгрудившиеся у изгиба маленькой бухты. Перед ними покачивалось на якоре судно. Его защищали батареи по обоим берегам бухты — с них временами постреливали, надеясь с такой большой дистанции попасть в британский корабль, нагло подошедший к самым берегам Великой Империи.
— Запомните, где левая батарея, мистер Джерард, — сказал Хорнблауэр. — Мистер Рейнер, видите правую батарею? Оттуда как раз стреляют. Запомните ее расположение, чтоб не было никаких ошибок. Мистер Хукер, видите, как изгибается бухта? Вам придется сегодня ночью провести шлюпку к тому вот кораблю.
— Есть, сэр, — отвечал Хукер.
Офицеры обменялись взглядами.
— Положите судно на правый галс, мистер Буш. Мы отойдем подальше в море. Теперь, джентльмены, выслушайте приказы.
Поворачиваясь к каждому по очереди, Хорнблауэр коротко проинструктировал. Предстояло захватить укрывшееся в Пор-Вандре судно, завершив тем самым двадцатичетырехчасовую эпопею, начавшуюся пленением «Амелии» и продолжившуюся штурмом батареи в Льянце.
— Луна встанет в час. На теперешнюю позицию мы вернемся в двенадцать, — сказал Хорнблауэр.
Если повезет, уведя «Сатерленд» из пределов видимости он обманет бдительность гарнизона в Пор-Вандре, в темноте же вернется незамеченными. Часа полной темноты хватит чтоб захватить противника врасплох, потом взойдет луна, в ее свете можно будет вывести из бухты пленное судно, а если атака окажется безуспешной — отступить.