Капитан Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт. Страница 85

— А затем, полковник, они вернутся за остальными. Мне пообещали достаточное количество вьючных животных; раз вы не нашли четвероногих, мне придется удовольствоваться двуногими. Теперь, с вашего позволения, тронемся.

Десять лошадей или мулов на каждую пушку. Сто человек у постромок. Сто человек впереди готовят дорогу, убирают камни и засыпают ямы. Четыреста человек несут ядра, некоторые при этом ведут в поводу нагруженных пороховыми бочонками мулов. Кларос еще сильнее скривил лицо, узнав, что задействовать придется каждого человека из его терции, в то время как двести своих пехотинцев Хорнблауэр предполагает работой не загружать.

— Я намерен поступить именно так. Если вам не нравится, полковник, вы можете поискать испанскую осадную артиллерию.

Хорнблауэр хотел на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой крупный дисциплинированный отряд, и решимость его была столь очевидна, что Кларос не посмел более возражать.

Позади, там, где грузили мулов, раздались сердитые крики. Хорнблауэр зашагал туда, Кларос за ним. Они увидели, что испанский офицер вытащил шпагу и угрожает Грею, а за спиной у него оборванные гверильеро заряжают мушкеты.

— Что такое? Что тут происходит? — спросил Хорнблауэр сперва на английском, потом на испанском. Все повернулись к нему и заговорили разом, словно школьники, поссорившиеся на большой перемене. Темпераментную каталанскую речь офицера Хорнблауэр разобрать не мог, и повернулся к Грею.

— Дело было так, сэр, — начал штурманский помощник, предъявляя горящую сигару. — Этот даго, сэр, он закурил, когда навьючивал мула. Я сказал ему, очень вежливо, сэр: «Около пороха не курят, сэр», но он не обратил внимания, может не понял. Тогда я сказал ему, сказал, значит: «Но курито около порохо, сеньор», а он просто выдохнул дым и повернулся ко мне спиной. Тогда я отобрал у него сигару, и он вытащил шпагу, сэр.

Кларос тем временем выслушал своего офицера. Хорнблауэр с Кларосом повернулись друг к другу.

— Ваш моряк оскорбил моего офицера, — сказал Кларос.

— Ваш офицер вел себя, как дурак, — сказал Хорнблауэр.

Казалось, это тупик.

— Поглядите, сэр, — сказал вдруг Грей.

На боку невозмутимого мула покачивался бочонок, доски чуть-чуть разошлись, и в щель черной струйкой сыпался порох. Он был уже на боку у мула, на земле. Даже каталонцы не могли не видеть, как опасен сейчас открытый огонь. Кларос чуть-чуть улыбнулся.

— Мой моряк действовал сгоряча, — сказал Хорнблауэр, — но я думаю, вы согласитесь, полковник, что он отчасти прав. Он принесет самые искренние извинения, и тогда, возможно, вы строго запретите курить возле пороха.

— Очень хорошо, — согласился Кларос.

Хорнблауэр повернулся к Грею.

— Скажите этому офицеру: «Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор». Скажите это почтительно.

Грей взглянул изумленно.

— Говорите же, — велел Хорнблауэр резко.

— Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор, — сказал Грей если не почтительно, то, по крайней мере, сконфуженно.

— Мой моряк извиняется перед вами за свою грубость, — объяснил Хорнблауэр офицеру.

Кларос удовлетворенно кивнул, коротко о чем-то распорядился и пошел прочь. Кризис разрешился, ничьи чувства не пострадали. Моряки улыбались и шутили, гордые каталонцы поглядывали на легкомысленных варваров свысока.

XVIII

Капитан Хорнблауэр въехал на очередной пригорок и натянул поводья. Над головой сияло августовское солнце, бесчисленные мухи осаждали и его, и лошадь, и спутников. Рядом ехал Кларос, позади неуверенно тряслись на тощих каталонских россинантах Лонгли и Браун в компании трех испанских адъютантов. Дальше по дороге сомкнутым строем двигались передовые части морской пехоты под предводительством майора Лайрда, там и сям на серо-зеленых склонах алели пикеты, расставленные им на случай внезапной атаки. Дальше гусеницей ползли обнаженные по пояс люди, расчищавшие дорогу, а еще дальше извивалась гусеница потолще и заканчивалась пушкой. За пять часов удалось покрыть чуть больше трех миль. Хорнблауэр, глядя на солнце, решил, что в запасе у него не больше полутора часов — за это время нужно протащить пушки еще милю по горам и милю по равнине Он со стыдом подумал, что наверняка и намного опоздает, и уже точно не откроет огонь до пяти или даже до шести часов вечера.

Внизу лежал Росас: горный воздух скрадывал расстояния и казалось — до города не больше мили. Хорнблауэр узнавал на местности то, что прежде видел на карте. Справа — цитадель, серый пятиугольник крепостных стен, за ней — море, в центре — сам город, одна-единственная длинная улица протянулась вдоль моря, со стороны суши ее отгораживал земляной вал, налево — громада форта Тринидад. Самое уязвимое звено — сам город, но захватывать его бессмысленно: цитадель и форт Тринидад смогут обороняться независимо. Лучше всего взять быка за рога: штурмовать цитадель с берега. Следом за цитаделью падет и город, хотя форт Тринидад, вероятно, еще подержится.

Хорнблауэр так увлекся составлением диспозиции, что сперва не обратил внимания, какая пасторально-идиллическая картина предстала его глазам. Трехцветные флаги лениво хлопали над цитаделью и фортом, и лишь они одни хоть чем-то напоминали о войне. Никаких признаков осады. Не позднее чем через несколько часов в крепости узнают, что всего в двух милях от них движется плохо охраняемый конвой с пушками.

— Где армия Каталонии? — сердито спросил Хорнблауэр у Клароса.

Тот только пожал плечами.

— Не знаю, капитан.

Хорнблауэр понял, что его драгоценные пушки и его еще более драгоценные моряки вот-вот станут легкой добычей для солдат из Росаса.

— Вы сказали мне, что генерал Ровира вышел к Росасу вчера!

— Значит, что-то его задержало.

— Но гонец — тот, которого вы послали на заре, — вернулся?

Кларос, подняв брови, переадресовал вопрос адъютанту.

— Он не выезжал, — ответил тот.

— Что? — переспросил Хорнблауэр по-английски. Только оправившись от изумления и приведя в порядок свои чувства, смог он снова перейти на испанский.

— Почему так?

— Офицеру пришлось бы утруждать себя без всякой надобности, — пояснил адъютант. — Если генерал Ровира придет, он придет. Если нет, никакой наш гонец не заставит его придти.

Хорнблауэр указал направо, где в овраге стояли рядком около пятидесяти лошадей и сидели кучками люди — то был кавалерийский эскадрон, наблюдавший за Росасом со вчерашнего дня.

— Почему они не доложили, что генерал Ровира не прибыл? — спросил он.

— Я приказал командиру доложить, когда генерал Ровира прибудет, — отвечал Кларос.

Он и бровью не повел, когда англичанин презрительно скривился. Чтобы не рассориться вконец, Хорнблауэр на время сдержал ярость.

— Мы здесь в большой опасности, — сказал он.

Кларос вновь пожал плечами — похоже удивился, что англичанин такого робкого десятка.

— Мои люди привычны к горам. Если гарнизон нападет, мы уйдем козьими тропами, — сказал он, указывая на крутые склоны месы. — Преследовать нас они не посмеют, а посмеют — не догонят.

— Но мои пушки? Мои люди?

— Воевать вообще опасно, — высокомерно отвечал Кларос.

Хорнблауэр обернулся к Лонгли.

— Скачите обратно, — приказал он. — Задержите пушки. Задержите носильщиков. Задержите всех. Без моего приказа никто не тронется с места.

— Есть, сэр.

Лонгли развернул лошадь и поскакал прочь, видимо, он научился ездить верхом до того, как попал на флот. Кларос, адъютанты, Хорнблауэр и Браун провожали его взглядами, потом повернулись друг к другу. Испанцы догадались, что за приказ отдан.

— Ни одна моя пушка, ни один мой человек не двинутся, — сказал Хорнблауэр, — пока я не увижу армию генерала Ровиры. Будете ли вы так любезны послать гонца теперь?

Кларос потянул себя за длинный ус и что-то сказал адъютантам; двое младших некоторое время пререкались, потом один взял написанную старшим записку и поскакал прочь. По лицу его было видно, что ему совсем не хочется ехать по жаре неизвестно еще как далеко.