Техасский рейнджер. Клан Аризоны - Грэй Зейн. Страница 45

Нелль выступил вперед, и по тому, как легко Флетчер уступил свои позиции, было очевидно, что на сцене появилось более важное действующее лицо.

— У тебя здесь какое-нибудь дело? — коротко спросил он. Когда он говорил, его лишенное выражения лицо вступало в странное противоречие с холодной жестокостью, звучавшей в его голосе. Этот голос свидетельствовал о полном отсутствии у своего обладателя чувства юмора, дружелюбия, доброты и сердечности.

— Никакого, — отвечал незнакомец.

— Знаешь здесь кого-нибудь?

— Ни одной живой души.

— Просто проезжаешь мимо?

— У-гу.

— Пытаешься улизнуть подальше, э?

Наступила пауза. Незнакомец, казалось, слегка оскорбился и принял пренебрежительно-насмешливый вид.

— Ну что ж, учитывая то, что все вы так чертовски вежливы и нелюбопытны здесь, в этой Большой Излучине, я могу сказать: да, я пытаюсь здесь отвертеться, — с нарочитым сарказмом ответил он.

— Прибыл сюда с запада — со стороны Эль-Пасо, может быть?

— Само собой разумеется!

— Ага! Вот как? — слова Нелля прозвучали резко, словно рассекая воздух, заставляя весь зал притихнуть. — Ты прибыл сюда с низовьев реки. Именно там говорят так: «отвертеться»!.. Ты лжешь, чужестранец!

С торопливым звоном шпор и топотом сапог толпа поспешно расступилась, оставив в центре Нелля и незнакомца.

Врожденный инстинкт у людей подобного рода никогда не ошибается в оценке человеческого характера. Нелль сразу оставил свою колкую и резкую манеру и замер наготове. Незнакомец внезапно утратил всякое сходство с грубым и простодушным парнем, каким он казался прежде. Он словно превратился в статую, отлитую из бронзы. Подобная ситуация была для него не в новинку. Во взгляде у него появился какой-то острый, колючий огонек, плясавший, словно игла в магнитном компасе.

— Конечно же, я солгал, — сказал он, — и потому не считаю оскорблением твои слова в мой адрес. Я ищу друзей, а не врагов. Ты вроде бы не смахиваешь на хвастливого забияку, которому не терпится кого-нибудь подстрелить. Но если я ошибаюсь — что ж, начинай, открывай забаву! Видишь ли, сам я никогда не применяю оружия, прежде чем мой партнер не достанет своего…

Нелль холодным взглядом глядел на соперника, не изменив ни на йоту выражения своего странного лица. Однако по его взгляду можно было судить, что он встретился с металлом, который звенит иначе, чем он ожидал. Приглашенный по своему усмотрению либо начинать поединок, либо отказаться от него, Нелль проявил благоразумие в манере, свойственной только истинным стрелкам-профессионалам.

— Я пас, незнакомец, — невозмутимо бросил он и, отвернувшись к бару, заказал выпивку.

Напряжение спало, тишина нарушилась, мужчины снова заполнили освободившееся было пространство у стойки бара; инцидент, казалось, был исчерпан. Джим Флетчер присоединился к незнакомцу, но теперь уважение и дружелюбие смягчили его недавнюю резкость и суровость.

— Что ж, за неимением лучшего, я буду называть тебя Додж, [7] — заявил он.

— Додж, так Додж, — не хуже любого другого имени! Ребята, выстраивайтесь снова в очередь, и давайте не будем ссориться!

Таким было первое появление Бака Дьюана в маленьком местечке Орд, уединенном убежище беглых преступников.

Прошло три месяца с тех пор, как Дьюан покинул территорию реки Нуэсес. В Эль-Пасо он купил лучшую лошадь, какую только мог найти, и, полностью вооруженный и снабженный всем необходимым, отправился в доселе не изведанный путь. Он неторопливо переезжал от одного города к другому, от поселка к поселку, от ранчо к ранчо, менял свой облик и манеры в зависимости от того, какое хотел произвести впечатление на людей, с которыми встречался. Он был поочередно ковбоем, фермером, скотоводом, скупщиком скота, рекламным агентом, торговцем земельными участками; и еще задолго до того, как попасть в дикий и негостеприимный Орд, он начал играть роль беглого преступника, перебирающегося на новое место обитания. Он двигался медленно, потому что хотел изучить особенности края, расположение городов, поселков и скотоводческих ранчо, занятия, обычаи, сплетни, радости и страхи людей, с которыми он общался. Единственного предмета, по-настоящему интересующего его, — вопроса о беглых преступниках, — он никогда не затрагивал в разговоре. Но ведя беседу вокруг да около, перебирая и тщательно анализируя старые фермерские и скотоводческие истории, он приобрел знания, рассчитанные на помощь в осуществлении задуманного дела. В этой игре время не имело значения; при необходимости он мог потратить годы, чтобы выполнить свою задачу. Ее огромной важности и опасности соответствовала медленная, осторожная и тщательная подготовка. Когда он услыхал имя Флетчера и увидел Нелля, он понял, что достиг того места, к которому стремился. Наделенное сомнительными добродетелями местечко Орд находилось на самой границе скотоводческого края, и отсюда кривые извилистые тропки вели в этот вольный и безмятежный рай для изгоев общества — в Большую Излучину.

Дьюан постарался показаться общительным, хоть и не чересчур, проведя несколько часов в компании с Флетчером и другими любителями пустой беседы, дармовой еды и выпивки. Затем, накормив и напоив лошадь, он выехал из поселка по направлению к заранее отмеченной им небольшой рощице, расположенной в нескольких милях к западу. Здесь, надежно укрытый от посторонних глаз, он приготовился провести ночь. Подобные предосторожности имели двойную цель: так было безопаснее, и к тому же эти привычки должны были хорошо выглядеть в глазах других правонарушителей, которые склонны были видеть в нем беглеца, предпочитающего одиночество.

Прошло немало времени с тех пор, как Дьюан, ведя непрестанную борьбу с самим собой, завоевал тяжело выстраданную победу. Внешне его жизнь, его привычки оставались такими же, как прежде, но внутренний мир его чрезвычайно изменился. Он не мог стать вновь счастливым человеком, не в состоянии был полностью избавиться от мучительных призраков и видений, которые когда-то доводили его до отчаяния и умопомешательства; но он принял на себя осуществление задачи, которая под силу была лишь таким, как он. Он чувствовал, как странно и непостижимо вырастали в его глазах ее важность, смысл и значение, и сквозь это чувство пробивалось сознание того, насколько близко и дорого стало порученное ему дело, которое сотрет с него прежний позор. Стальные наручники больше не грозили его рукам; железные двери тюрьмы не мерещились в кошмарных снах. Он ни на минуту не забывал, что он свободен. И, как ни странно, наряду с этим новым чувством самоутверждения и уверенности в себе, в нем одновременно накапливалось страстное, неодолимое желание привести всех больших и малых главарей бандитских шаек к их заслуженному финалу. Он не называл их людьми, объявленными вне закона, — он считал их скотокрадами, ворами, грабителями, убийцами, преступниками. Он чувствовал, как в нем нарастала эта безжалостная, неумолимая, непреклонная страсть и порой даже со страхом задумывался, не была ли она в большей степени, чем вновь обретенный смысл жизни и гордость службой рейнджера, тем его старым, врожденным инстинктом убийства, который словно гидра, опять поднял свою голову уже в новом обличье. Впрочем, в этом он не был уверен. Он боялся подобных мыслей. Он не мог только ждать.

Еще одной характерной чертой изменений, происшедших в Дьюане, — ни бурной, ни страстной, однако в не меньшей степени существенной, — было незаметное постепенное возвращение любви к природе, любви, которая была мертва в течение всех дней его изгнания.

Много лет лошадь была для него всего лишь средством передвижения, переносившим его с места на место, терпевшим удары, шпоры, безжалостную скачку во время бегства от погони; теперь же он относился к своему исполинскому вороному коню с прекрасной головой, как к товарищу, другу, брату, любимому существу. Он ревностно охранял его, ухаживал за ним, кормил, тренировал и ездил на нем, неизменно восхищаясь его быстротой и выносливостью. Много лет дневное время — от первых солнечных лучей, минуя долгие томительные часы светлой части суток, до самого розового заката, — он использовал для сна или отдыха в какой-нибудь норе среди скал, или в зарослях тростника, или в заброшенной хижине. Он ненавидел дневной свет, потому что свет увеличивал опасность, заставлял беглеца забиваться в самые дикие безлюдные места в поисках убежища. Теперь же рассвет означал для него предвкушение встречи с очередным днем пути, свершений, планов. Он приносил с собой солнце, ветер, облака, дождь, небо, — все, что доставляло ему радость, так или иначе напоминая о свободе. Много лет ночь была для него черным пространством, сквозь которое он вынужден был брести по бесконечным тропам, скрываясь от посторонних глаз, по-кошачьи вглядываясь во мрак, ежеминутно ожидая увидеть крадущийся силуэт преследователя. Теперь же закат, вечерние сумерки, тени в рощах и ущельях, сгущающиеся в непроглядную темноту ночи с ее сверкающим шлейфом бесчисленных звезд, приносили с собой спокойные воспоминания и раздумья о дневных происшествиях, о завтрашних возможностях, иногда печальные, короткие процессии старых призраков, затем сон. Много лет он смотрел на каньоны, долины, горы лишь как на возможное убежище, достаточно дикое и уединенное, чтобы спрятать одинокого изгнанника. Теперь же он глядел на эти подробности рельефа великой пустыни глазами мальчика, который однажды и навсегда загорелся стремлением к жизни и приключениям среди них.