Угасающее солнце: Кутат - Черри Кэролайн Дженис. Страница 9

Где-то поблизости в дюнах были и остальные. Хлил помнил предупреждения Ньюна о западнях и держал свои силы рассредоточенными. Он подождал, пока остальные немного передохнут. Затем поднялся и пошел, стараясь держаться в низине. Остальные двигались за ним, выдерживая интервалы, чтобы не оказаться одной мишенью для оружия ци'мри.

Но когда он подошел к домам и увидел первого мертвого, гнев охватил его, и он остановился. Черная мантия: это был кел'ен. Хлил смотрел на обгоревшую мантию, на то, что осталось от этого кел'ена после хищников. Должно быть, у зверей был здесь праздник, в Ан-ихоне.

Остальные догнали его, и он тронулся дальше, не взглянув на них. Впереди виднелись развалины башен и домов. Все было мертво.

– Это Эхан, – сказал Десаи, когда они увидели второй труп.

– Риас, – сказал Мирин о следующим. Знаки Чести позволяли опознавать мертвецов, хотя хищники, ветер и песок сделали их неузнаваемыми.

Они называли имена погибших, проходя между развалинами. Это были не только кел'ейны, но и сен'ейны в золотых мантиях, чьи высохшие теперь черепа когда-то хранили мудрость Народа, и кат'ейны в голубых мантиях – воспитатели детей, и сами дети – будущее Народа. Некоторые из них погибли мгновенно, задавленные рухнувшими стенами, другие долго страдали от ран, прежде, чем уйти во Мрак. Иногда это были старики, которые уже не могли бежать из города, спасаться от ужаса. И часто поверх были черные мантии кел'ейнов, старавшихся укрыть своими телами детей или стариков.

– Торопитесь, – сказал Хлил, чтобы прекратить оплакивание родных и близких. Но Рас не послушалась. Она шла последней, все еще стараясь отыскать своих близких.

Он ничего не сказал ей – их отношения не позволяли ему это сделать. Но сам он больше не смотрел на мертвых, и остальные келы шли рядом с ним, не отставая.

Но вот они вышли на широкую площадь, окаймленную валом песка. На площади лежали полузасыпанные трупы. Здесь их было больше, чем где-либо. В дальнем конце площади виднелся великий Эдун, Дом Народа, Эдун Ан-ихон, печально возвышающийся среди развалин. Сам он почти не пострадал. Четыре башни наклонились друг к другу, образуя усеченную пирамиду. Дверной проем темнел в стене, и к нему с площади вела широкая лестница. Камни эдуна были иссечены осколками, как и все остальные дома города. Большие трещины вились по стене здания. Видимо, сюда пришелся главный удар нападающих, но здесь была и самая серьезная защита, поэтому он и пострадал менее всего. Надежда на успех миссии вспыхнула в Хлиле. Он надеялся быстро сделать все, что ему было поручено, и уйти, не подвергнувшись нападению.

Он пошел к эдуну не через площадь, а вокруг нее, держась развалин, и нанесенных ветром дюн. Наконец он не выдержал и бросился к темному провалу двери бегом, тяжело дыша от напряжения и ожидая каждую минуту огненной вспышки.

Но ничего не произошло. Он влетел в эдун и прижался к стене. Ноги его заскользили в пыли. Здесь стояла тишина, которую не возмущало даже завывание ветра на площади и звуки бегущих кел'ейнов. Они тоже вбежали в эдун и остановились, прислушиваясь. Ни звука. Только свист ветра.

– Сделай свет, – приказал Хлил Тэйзу. Тот полез в карман и достал кусок дерева, зажег и поднял. Подошла Рас.

– Стой здесь, – приказал Хлил, и обратился к Рас. – Посмотри остальных. Они должны подойти.

– Хорошо, – ответила она и выскользнула на улицу, на холодный ветер. Но там было лучше, чем в жуткой темноте эдуна.

Тэйз поджег куски дерева для остальных, и в этот момент снаружи Рас крикнула, что никого еще не видно.

Хлил взял свой факел и пошел по темному проходу. Даже самые легкие шаги вызывали гулкое эхо. Когда глаза привыкли к полутьме, они стали различать черные трещины, изрезавшие мраморные стены и потолки, исписанные таинственными письменами.

Проход в башню Келов был свободен. И в башню Сен, башню Госпожи, башню Катов… У Хлила росла надежда на благополучное завершение дела. Но когда он заглянул в Святилище, сердце его упало: потолок просел, а поддерживавшие его колонны были повреждены. Одного прикосновения могло хватить, чтобы все рухнуло.

Он вошел в Святилище, постукивая своим легким жезлом по растрескавшимся стенам.

– Хлил… – запротестовал Мирин.

Он заколебался, даже остановился, когда ему на плечо упал кусок штукатурки.

– Назад, – зашептал он Мирину и остальным. – Стойте тихо!

Здесь находилась Святыни. Те, что хранили они, и те, что принесли пришельцы. Колени его дрожали, когда он думал о приближении к запретному, но им двигал страх, что они могут потерять Святыни навсегда. Ведь эти Святыни были гораздо ценнее, чем город и все их жизни вместе взятые.

Он снова двинулся вперед. Остальные не послушались его и последовали за ним. Он понял это по колеблющимся теням, которые заплясали по стенам.

Вот и экран. Рука его боязливо притронулась к нему и отодвинула в сторону.

Маленький ящик из позеленевшей бронзы, фигурки из изъеденного коррозией металла и золота, маленькое изображение дуса и сверкающий овоид размером с ребенка. Все это были Пана, Тайны, на которые ни один кел'ен не смел бросить взгляд. Он собрал все эти предметы, прижал их к груди и повернулся. Он протянул ящик Мирину, но тот с ужасом спрятал руки за спину. Тогда Хлил двинулся к выходу. Со страшным грохотом стала рушиться штукатурка. Поднялся столб пыли. Напрягая все силы, Хлил рванулся к выходу, руки Десаи подхватили его и вот он уже стоит на чистом пространстве, держа в руках Святыни Народа.

– Хлил? – послышался голос Тэйза.

– Все нормально, – отозвался Хлил, склонившись под тяжестью ноши. Он прошел к выходу из эдуна, вышел на улицу, и, встав на колени, положил Святыни на ступеньки лестницы, чтобы завернуть их. Мирин подошел к нему, снял вуаль. То же самое сделали Рас, Десаи и сам Хлил. Он посмотрел в лица остальных, полные благоговейного ужаса от того, что им пришлось увидеть запретное. По закону, кел'ейны, увидевшие пан'ен, должны умереть. А если они не умрут, то станут пан'ей-кан, стоящими между Святым и проклятым.

– У нас есть прощение госпожи, – сказал Хлил.

Они тесно обступили Святыни, словно оберегая их. Им казалось, что Святыни живые и хрупкие.

Тэйза среди них не было.

– Тэйз, что с тобой? – крикнул Хлил в темноту эдуна.

– Я сохраняю огонь. Второй среди Келов, обвал прекратился, хотя пыли очень много.

– Боги хранят нас, – пробормотал Хлил. То, что сейчас лежало перед ним, обжигало его холодом. – Только пусть они продержатся еще немного.

Дункан остановился у подножия небольшой гряды, которая давала некоторую защиту от ветра. Он обхватил руками шею дуса и спрятал голову от ударов песка. Он закашлялся, голова его ужасно болела, все чувства притупились. Буря, казалось, высасывала весь кислород из воздуха, которым ему приходилось дышать. Он достал фляжку, и сделал один глоток, ибо во рту у него было так сухо, словно туда натолкали бумаги. Он немного постоял, пока не перестала кружиться голова, а легкие немного успокоились. Затем заставил себя подняться и идти дальше.

В мире осталось только одно яркое пятно – солнце. Даже при сильнейших порывах ветра его можно было видеть или хотя бы чувствовать. Когда же наступала слепота, его вел дус.

Но вот в этом, заполненном ветром и песком, мире возникло что-то реальное – высокие тени, похожие на деревья с толстыми сучьями. Трубчатые деревья! Он быстро пошел к ним, желая поскорее насладиться сладкой мякотью, которая утолила бы его голод и жажду. Дус шел рядом, приноравливаясь к его шагу. Тени становились все больше и больше. Они уже четко выделялись на фоне кроваво-янтарного неба и желтой земли.

Мертвые деревья. Ни одно живой ветви: иссохшие деревья, мертвые стволы, призраки леса. Он вытащил ав-тлен, намереваясь выяснить, не сохранилось ли хоть немного влаги в сердцевине.

И внезапно он ощутил предупреждение, импульс от дуса, мгновенно вселивший в него панику.

Он почти побежал, и дус за ним. Он обругал себя за целую серию ошибок, совершенных им. «Думай о местности, – говорил ему мри. – Используй ее, сживайся с ней, будь частицей ее.» Он все время ищет точки реальности в этой нереальной пустыне. Он движется от одной точки к другой: камни, теперь мертвый лес. Его нельзя обнаружить, пока он в пустоте, но как только приходит к чему-то реальному, он становится уязвимым, видимым.