Курляндский бес - Плещеева Дарья. Страница 20

– Ей этого хватит?

– На две недели, – и моряк, развернувшись к Ивашке спиной, опять потянул на себя бревно.

– Зачем вы это делаете?

– Чтобы вытащить ее на берег. Если она уплывет, то я ее в воде не поймаю. Плавает очень быстро. А на суше поймаю.

– И куда запрете? У вас с собой клетка?

– Зачем мне клетка? Не нужна мне клетка… – И моряк опять запричитал на неизвестном языке, словно бы уговаривая гадину лежать спокойно и не прыгать с бревна. Ивашке доводилось вот этак уговаривать одну упорную вдовушку – и ведь уговорил.

– Что это за наречие? – спросил Ивашка.

– Испанское. Ее привезли на испанском корабле, она понимает по-испански.

Змея зашевелилась. Моряк встал как вкопанный.

– Уйдет в воду, – сказал Ивашка.

– Молчи…

Видя, что Ивашка уже не пугается, а о чем-то сговаривается с моряком, сокольники стали потихоньку выбираться на берег. Там уже стояли те, без кого вполне можно было обойтись, – мальчишки. Тришка замахнулся плетью – они отбежали.

Ивашка меж тем совсем осмелел. Он никогда не был трусом – да и мало найдется смельчаков, что сохранили бы хладнокровие при виде двухсаженной змеищи. И в руке у него была сабля, которой он всегда мог снести гадине голову (о том, что сабля уж года три как не точена, он совершенно не подумал).

– Я помогу вам, – сказал Ивашка, забрел в реку поглубже и ухватился левой рукой снизу за другой конец бревна, на котором устроилась змея.

– А теперь – быстро! – поняв его маневр, приказал моряк и взялся за свой край двумя руками.

До берега оставалось совсем немного, моряк пятился шустро и ловко, Ивашка подпихивал бревно. Змея ехала – что тебе боярыня в колымаге.

Им повезло – пятнистая гадина, пообедав, стала ленива и равнодушна. Пока бревно тащили на берег, Ивашка осознал, что тварь весит не менее трех пудов, и уже ломал голову – как моряк ее потащит, не в охапке же.

Все оказалось очень просто – моряк опустился на корточки, приподнял толстое змеиное тулово и накинул себе на шею. Выпрямился – змея висела на нем, не выражая недовольства. Он умостил добычу так, чтобы толстое место легло как раз на плечо, подобрал хвост, перекинул через руку и всем видом показал, что собрался прочь, вот только подхватит сапоги.

– Э, нет, врешь, – сказал Ивашка. – Братцы, этакое диво нужно доставить к подьячему, пусть полюбуется. Окружайте старика.

Затем он перешел на немецкий.

– Вы, сударь, на нашу землю вторглись, нам эту землю сам герцог отвел. Я должен отвести вас к своему командиру!

– Вместе с Изабеллой?

– Да, сударь. Микишка, возьми его сапоги!

Образовалось целое шествие – впереди Ивашка с обнаженной саблей, за ним моряк Петер Палфейн с тяжеленной гадиной на шее, за Палфейном, на безопасном расстоянии, – Микишка с моряцкими сапогами, за Микишкой – Тришка и Терешка, и все – перемазанные в свисавшей ошметками тине. Сзади следовали ребятишки, пока их не заметил и не отпугнул дозор.

Менее всего думал Шумилов увидеть в своем жилище заморскую змею. Однако пришлось. Моряка привели в горницу, и Ивашка вкратце доложил о событии.

– И на кой нам это чудище? – хмуро спросил Шумилов. – Гони его в шею.

– Арсений Петрович, он – моряк, всюду побывал, а велено искать моряков и нанимать их на службу, – напомнил Ивашка.

– Да по нему уже впору панихиду служить.

– Зато опытный. И гоняться за ним не надо – сам пожаловал. И, Арсений Петрович, он других приведет, – додумался Ивашка. – Лиха беда начало.

Шумилов посмотрел на гостя со змеей так, словно хлебнул прокисшего и уже с плесенью кваса.

– Кто вы, сударь? – спросил по-немецки. – И отчего вы носите по Митаве это животное?

– Я Петер Палфейн, змея – моя собственная, куплена у испанских моряков. Граф ван Тенгберген уговорился со мной, что я доставлю змею его высочеству герцогу Курляндскому, а также девять обезьян.

Шумилов строго посмотрел на Ивашку.

– Не было обезьян! – по-русски закричал толмач. – Ни единой! И где они – не ведаю! Я за обезьян не ответчик!

Пятнистая гадина, равнодушно свисавшая с моряцкой шеи, вдруг подняла голову, да так, что ее морда оказалась наравне с лицом Шумилова. Высунулся и замелькал раздвоенный черный язычок.

– Изабелла! – грозно сказал моряк. – Изабелла, это свои, не тронь!

Но змея, не шелохнувшись, продолжала разглядывать подьячего.

– Проклятая гадина понимает только по-испански, – объяснил моряк, – но я по-испански почти не говорю, так… немного слов, нужных для ремесла… Но свое имя она услышала и что-то поняла!

– А где у нее уши? – полюбопытствовал Шумилов, разглядывая изящную головку.

– Уши? – похоже, моряк никогда об этом не задумывался.

Шумилов протянул руку и погладил гадину. Потом он осторожно ощупал змеиную голову в том месте, где полагалось бы быть ушам. Ивашка, видя это, попятился, а набившиеся в горницу сокольники – те и вовсе вжались в стенку.

– Сдается, эта тварь не имеет ушей, – задумчиво сообщил Шумилов по-русски. – И с ней что по-гишпански, что по-турецки говорить – один прок. Ну, молодцы, за службу – благодарю, ступайте себе с Богом. Да отмойтесь от тины, глядеть на вас страшно. Ты, Ивашка, останься.

Сокольники вразнобой поклонились и вышли, хотя со змеей они уже освоились и страх как хотели узнать о ней поболее.

Шумилов посмотрел на моряка со вселенской скорбью во взоре и опять перешел на немецкий.

– Господин Палфейн, давно ли вы стали моряком и где служили?

– С детства, сударь. Я был мальчиком, когда мы прогнали испанцев в первый раз и думали, что наступил земной рай. Тогда у нас уже была Ост-Индская компания, мой старший брат пошел служить на «Минерву» и взял меня с собой. Когда опять началась война с испанцами, я был уже опытным матросом. Я пошел в Вест-Индскую компанию! Я побывал в Гвиане, в Малакке, на Цейлоне! У мавританских берегов на нас напали черные пираты – эфиопы или не эфиопы, Люцифер их разберет. Я был дважды ранен, копьем и саблей, меня чуть живого привезли в Амстердам. Больше капитаны не хотели меня брать, я стал неуклюж, как старая баба… Вот я и нашел себе ремесло – возить всякую диковинную живность. Есть купцы, которые торгуют обезьянами и попугаями. Я на попутном судне добираюсь до испанских портов, где этой живности хватает, покупаю, морем везу в Голландию, или в Ганноверское княжество, или в Шлезвигское, – видя, что его слушают очень внимательно, рассказывал моряк. – Когда я узнал, что граф ван Тенгберген ищет животных для зверинца курляндского герцога, я сразу пошел к нему и предложил свои услуги. Потом мы получили письмо от его высочества. Герцог пожелал иметь крокодила, черепах, зеленых мартышек и непременно питона. Крокодила я даже не стал искать – сразу сказал, что это невозможно. Черепаху мне раздобыли, но она подохла. А питон оказался живучий – мою Изабеллу везли из самой Африки и кормили корабельными крысами, а она, красавица, превосходно себя чувствует. Вот только надо раздобыть для нее большую корягу – эти гады любят свешиваться с веток…

Ивашка, слушая, наконец сообразил, где он видел Палфейна – в свите того путешественника, что прибыл на флейте «Три селедки» и не расставался с толстой книгой в черном переплете. И тут же в голове зародилась отчаянная затея. Вот кто помог бы раздобыть книгу!

– Но мне странствия с обезьянами уже осточертели. Это – последнее, – тут Палфейн вздохнул: мало радости признаваться в том, что одолели старческие недуги.

– Вы уже решили, где будете жить и чем заниматься? – осведомился Шумилов.

– Я думал, сдав обезьян и змею смотрителям герцогского зверинца, ехать в Гольдинген, – сказал Палфейн. – Там у меня племянник на верфи, пожил бы у племянника, он парусный мастер. Может, устроился бы там, при верфях много народу кормится, а я странствовать устал. Там наши мастера строят флейты – так и я бы пригодился. Никто не построит флейт лучше голландца! Якоря куют лучше всех шведы, столяра ищи в Померании, а судно должен делать голландец – от того часа, когда в док принесут первое бревно для стапелей, и до того, как в спущенном на воду флейте установят мачты и прорубят порты для пушек.