Ушкуйники - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 33

Сначала казалось, что одолевают зачинщики. Неистовый Бернхард фон Шлезинг, отбросив сломанное копье, коим поверг наземь одного из приглашенных рыцарей, бил теперь, как молотом, тяжелой дубиной. Под его ударами согнулись и выпали из седел даже такие сильные и признанные рыцари, как Енджей из Брохоциц и бургундец Пьер да ла-Рош. Поляка утащили с поля без памяти, а гордый бургундец доковылял до спасительного барьера самостоятельно, но тут же упал на руки слуг.

Не уступал Шлезингу и второй зачинщик, Адольф фон Берг, расправившийся поочередно с венгерским рыцарем и лотарингским графом Гюи де Машинкуром. На огромном черном жеребце, в черной кирасе, он носился по турнирному полю как мусульманский ангел смерти Азраил. Многие сарацины желали Адольфу фон Бергу гибели, ибо был он неимоверно жесток: от его руки полегли лучшие сирийские рыцари, а самого даже не ранили, хотя в те времена он был совсем молодым. После взятия в 1291 году Аккры султаном Маликом-аль-Ашрафом Адольф фон Берг еще несколько лет сражался против сарацин и покинул Сирию одним из последних. Ныне этому гиганту исполнилось уже сорок пять лет, но казалось, годы не властны над ним.

А вскоре в битве наступил перелом. Причем благодаря даже не Завише из Гур и не богатырского телосложения госпитальеру Людвигу фон Мауберге, как можно было бы ожидать, а практически никому не известным русам Венцеславу и Гориславу. Сначала первый необычайно легко расправился с двумя тевтонскими рыцарями: одного ловко выбил из седла копьем, а второго смахнул с коня, как надоедливую муху, палицей. Самому, правда, тоже пришлось изрядно покрутиться, но жеребец под ним оказался на диво проворным, и тевтонцы не смогли уследить за его маневрами.

Затем пришел черед Горислава. Он был постарше, с волосами, уже тронутыми сединой, но на широченной груди его вполне могла разместиться пантера. От первого удара копьем сей муж даже не шелохнулся, а вот противник, наоборот, выпорхнул из седла, как неоперившийся птенец, и пропахал носом песок турнирного поля почти до ограждений, потеряв при этом даже шлем. Пока с поверженным возились его слуги, Горислав походя расправился палицей еще с одним тевтонцем, с Иоанном фон Эндорфом, а затем столкнулся с самим… Адольфом фон Бергом!

Госпитальер с яростью обрушил палицу на щит руса, но тут же получил ответный удар такой силы, что прогнулся его собственный щит. Жеребец фон Берга попытался поразить копытами буланого коня противника, однако тот, дико заржав, взвился на дыбы, и его огромные копыта едва не коснулись форбуга [86] госпитальера. Дестриэ фон Берга не пострадал, но от столь дерзкого выпада буквально взбесился и решил повторить свой маневр. Однако буланый, совершив молниеносный разворот корпуса, оказался уже по другую сторону от него и его хозяина.

Теперь Адольфу фон Бергу пришлось уже не нападать, а защищаться, причем в крайне неудобной позиции: поскольку Горислав резко переместился влево, дотянуться до него палицей не было более никакой возможности. Вскоре от мощнейших по силе ударов русского витязя палица рыцаря расщепилась, и он, отбросив ее в сторону, взялся за меч. Но легче ему от смены оружия не стало, ибо противник сделал то же самое. Более того, принялся столь сильно и часто бить мечом по его щиту, что и щит совсем скоро пришел в полную негодность, и от него тоже пришлось избавиться. Горислав же, заметив, что Адольф фон Берг выбросил щит, тоже перекинул свой на спину и стал сражаться, как и противник, без защиты. Этот благородный жест был тотчас оценен сидевшими на трибунах рыцарями-ветеранами: они одобрительно загудели. Судьи тоже взяли Горислава на заметку: подобные поступки в турнирных схватках всегда поощрялись.

А вот самому Адольфу фон Бергу благородный жест руса-витязя не помог: тот по-прежнему выглядел взгромоздившейся на коня незыблемой скалой. Своими мощными ударами он вскоре искромсал и погнул кирасу рыцаря. Даже толстый брасьер [87] не мог смягчить силы ударов, и теперь боль от них отдавалась не только в руках, но и во всем теле.

Адольф фон Берг ничего не мог понять. Доселе он считался одним из лучших мастеров меча среди рыцарей ордена, однако сейчас его удары если и достигали панциря противника, то даже самому ему казались слабыми, лишенными былой силы. Лица руса госпитальер не видел – оно было спрятано под маской-личиной, изображавшей какое-то славянское божество, – но в какой-то момент ему почудилось, что тот над ним насмехается.

Потеряв от бешенства голову, Адольф фон Берг заставил своего жеребца подняться на дыбы и обрушился вместе с ним на Горислава. Зрителям показалось, что сейчас дестриэ Адольфа фон Берга просто-напросто раздавит и руса, и его коня, поскольку выбраться живым из-под этой закованной в броню глыбы – жеребца и буквально слившегося с ним рыцаря – было невозможно. Однако, к всеобщему изумлению, случилось чудо: буланый конек Горислава сделал фантастический прыжок и вынес хозяина из-под копыт дестриэ рыцаря. Затем совершил крутой разворот на задних копытах буквально на одном месте, и уже в следующее мгновение меч руса обрушился на шею рыцаря, который не успел защититься, поскольку пытался совладать в тот момент со своим тяжеловесным жеребцом, неспособным на быстрый маневр.

Адольф фон Берг громко вскрикнул от боли, уронил меч и потерял сознание. Воворемя подоспевшие слуги сняли его с коня, не позволив получить травму еще и от падения.

Тем временем ристалище продолжалось, хотя выход из строя Адольфа фон Берга не остался незамеченным. Более того, стал большим ударом для зачинщиков, ибо воодушевленные защитники тотчас начали постепенно, но неуклонно их теснить. Судьи тревожно взглянули на Генриха фон Плоцке – не прекратить ли поединок? – но тот был в этот момент далек мыслями и от турнирного поля, и от событий, на нем разворачивавшихся. Он думал о сбежавшем колдуне.

«Надо было сразу убить этого прохвоста! – ярился маршал мысленно. – Перерезать горло, сжечь на костре! А теперь из-за него погиб кнехт-ветеран, начальник тюремной стражи. Невиновный, по сути, человек. Это мой грех… Мой! Господи, прости меня! И покарай нечестивого прусса!..»

Меж тем Бернхард фон Шлезинг, расправившись с очередным французом (рыцари франков и бургундов считались лучшими турнирными бойцами, поэтому он постарался избавиться в первую очередь именно от них), развернул своего коня в сторону Горислава. Тот отражал в этот момент яростные наскоки тевтонского рыцаря Герарда фон Шварцбурга, тоже горевшего желанием отомстить за Адольфа фон Берга. Предводитель зачинщиков решил, что уж вдвоем-то с фон Шварцбургом они быстро одолеют дерзкого руса, и постарался рассчитать время атаки и нужную дистанцию как можно точнее – чтобы рус не успел отразить его удар. Но тут случилось непредвиденное: дорогу ему преградил второй русский витязь. Молодой Венцеслав даже в воинском облачении был гибок как лоза. Впрочем, его облачение и не было столь тяжелым и громоздким, как у тевтонцев.

Если на фон Шлезинге красовалась прочная цельная кираса с брасьером, то Венцеслав из защитного вооружения имел лишь кольчугу с железными наплечниками, усиленную металлическими накладками на груди и спине. Вот и получалось, что рыцарь-тевтонец, скованный кирасой и седлом с высокими луками, разворачивался с трудом, тогда как движения руса практически ничем не были стеснены. Тем не менее Бернхард фон Шлезинг обрушился на Венцеслава со всеми присущими ему свирепостью и мощью. И хотя рус успел отскочить в сторону, противнику все же удалось выбить оружие из его рук.

– Сдавайся! – рявкнул тевтонец и снова замахнулся, желая еще более деморализовать заезжего витязя.

Венцеслав же неожиданно пригнулся к луке седла, и меч просвистел у него над головой. А затем произошло невероятное, невиданное доселе ни на одном из подобных турниров. Пришпорив своего буланого и совершив хитрый маневр, рус оказался сбоку от тевтонца. Берхнард фон Шлезинг хищно ухмыльнулся под забралом: ну какой вред может нанести безоружный противник искушенному в турнирных сражениях вооруженному тевтонцу?