Жизнь в дороге - Кубатьян Григорий Степанович. Страница 35
Наш пикап подобрал в пустыне еще одного пассажира, и высадил через пару десятков километров. Пакистанец направился к домику, одиноко стоящему посреди бескрайних песков. Домик в полтора метра высотой, был сложен из крупных круглых камней, а крыша из веток. Квадратным силуэтом была пристроена «мечеть». Что еще нужно для полноценной жизни?
Впереди показался пост полиции, и водитель, не долго думая, повернул в пустыню, в объезд. В песках уже была накатана глубокая колея. Мало кто из водителей стремился к встрече с представителями власти. Отрезок асфальтовой дороги возле поста, казалось, вообще был затянут паутиной. Несколько минут мы тряслись по песчаным колдобинам, а потом вновь выехали на трассу.
Моджахед — воин джихада, священной войны за исламскую веру.
Арабское слово «манара» означает «маяк» и родственно ивритскому «менора» («светильник»).
Дорога бежала дальше, замысловато изгибаясь, а каменистая прежде пустыня сменилась совсем уж песчаной. Здесь ветер играл барханами, закидывая мелкой светло-желтой крупой асфальтовую дорогу. Неподалеку показался столб песчаного смерча. Гигантская воронка невозмутимо покачивалась на одном месте, раздумывая, стоит ли отправиться на экскурсию в ближайший населенный пункт или просто утихнуть самой собой.
Иногда дорогу пересекали железнодорожные пути. В таких местах не было семафоров и шлагбаумов, а лишь стоял щит с надписью «Danger! Cross at your own risk» («Опасно! Пересекайте на свой страх и риск»). Хотя вероятность риска была сильно преувеличена: поезда на этих дорогах — не частые гости.
В небольших городках над крышами домов развевались флаги — зеленые государственные и черно-полосатые — ортодоксального ислама. На зеленых флагах был изображен полумесяц, но иногда и другие картинки, например портрет основателя Пакистана Мухаммада Али Джинны или изображение Микки Мауса. Полосатые флаги вывешивали исламские фундаменталисты, ратующие за облачение буйных демократических свобод в смирительную рубашку законов шариата. На заборах и стенах домов встречалась аббревиатура BNP, Национальная партия Белуджистана. Особенно впечатляла эмблема этой партии — окровавленный топор. Белуджистанские националисты добиваются отделения провинции от Пакистана, которое если и произойдет, вряд ли будет бескровным.
Высадившись в одном из городков, мы решили поужинать. У нас остался последний из американских саморазогревающихся военных пайков MRE, захваченных нами в Ираке. Уселись на кровать в местном общепите. Вместо столов там были кровати, на которых можно было есть сидя или лежа. Для владельца заведения удобно: днем — ресторан, ночью — гостиница.
Пока кипятили воду для чая, вокруг собрались зеваки, длиннобородые, в просторных белых рубахах и шароварах, в черных жилетках и с чалмами на головах. Я решил подшутить над ними: достал из рюкзака американский пакет пакет с химическим реактивом, положил внутрь упаковку с едой, налил воды из бутылки и, закрыв пакет, сунул его в картонную упаковочную коробку. Бородачи удивленно придвинулись поближе. Тут из упаковки повалил пар. «Держи!» — крикнул я и сунул дымящуюся вибрирующую коробку ближайшему дядьке. Тот испуганно отскочил в сторону, остальные бросились врассыпную. Бомба!!! Взрыва, конечно, не было. Но еще долго смущенные пакистанцы не решались потрогать странную самовозгорающуюся коробку.
Лучший вариант укрытия от сильного смерча — подземное убежище или пещера.
Согласно шариату, наказание за употребление алкоголя — 80 ударов плетью.
Местные жители были забавными. Грозный душманский вид сочетался у них с радостными открытыми улыбками и трогательным, почти детским, любопытством. Некоторые старики красили бороды и волосы в рыжий цвет, чтобы скрыть седину и сохранить надежду на повторную женитьбу. Почти все пакистанцы обожали фотографироваться и при появлении камеры выстраивались рядком и начинали позировать.
Заночевали на окраине того же городка. С наступлением темноты заголосил муэдзин, созывая верующих на молитву. Вот только голос почему-то был женский или даже детский. Странно, разве могут быть женщины или дети муэдзинами?
На другой день мы въехали в Кветту, столицу Белуджистана и первый крупный пакистанский город на нашем пути. Именно здесь, по слухам, скрывался Усама Бен Ладен и прочие члены «Аль Кайды». Город не казался опасным или недружелюбным. Напротив, встретил нас улыбками, приветственными возгласами и приглашениями зайти на чай. По улицам Кветты носились трехколесные моторикши, ревели автобусы с сидящими на крышах и висящими гроздьями в дверях пассажирами. Двигались телеги запряженные ослами, быками и верблюдами. В канавах с зеленой от грязи водой плескались детишки. Восточный хаос и неразбериха, неповторимый средневековый колорит. Как-то я видел по телевизору рекламу туристических путевок в современную, цивилизованную Малайзию. Рекламный слоган гласил: «Малайзия — настоящая Азия». А мне все-таки кажется, что настоящая Азия — это Пакистан!
Гостеприимство в Белуджистане исключительное. Зашли в Интернет-кафе, и в оплату вручили хозяевам доллар. Хозяева взяли доллар, посчитали на калькуляторе курс и дали на сдачу несколько рупий. Потом предложили выпить чаю. Мы согласились, и вслед за чаем появилась еда. А после обеда хозяева вернули наш доллар — путешественникам он нужнее.
Словом «душман» (на языке дари означает «враг») афганские власти называли вооруженных мятежников.
Вместо пения муэдзина в некоторых странах для призыва мусульман на молитву использовали звук гонга, барабанный бой, горящую лампу или подъем знамени.
В другой раз мы мы заглянули в лавку, чтобы попросить воды и протянули хозяину пустую двухлитровую бутылку из-под кока-колы. Показали жестами: «вода», «пить». Хозяин кивнул, передал бутылку мальчишке и что-то сказал. Мальчишка убежал, а нас пригласили пройти внутрь, в тень и отдохнуть. Это было кстати, мы совсем взмокли от ходьбы по жаре. Пока паренек отсутствовал, нас угостили арбузом и фруктами. Через пять минут появился запыхавшийся гонец и протянул нам… новую запечатанную бутылку кока-колы. Это был подарок, хозяин выглядел очень довольным, полагая, что угадал пожелание гостей.
Зашли в хозяйственный магазин, чтобы купить тюбик клея, и нам тут же его подарили.
Именно здесь в Белуджистане, в непосредственной близости от афганской границы, в свое время базировались лагеря душманов, моджахедов, талибов и прочих наемников, боровшихся против советского влияния в Афганистане. Победив коммунистов в чужой стране, пакистанцы, похоже, построили что-то вроде коммунизма у себя.
Покинув Кветту, мы двинулись на юг в сторону Карачи. Автостоп давался легко, ждать не приходилось, а народ попадался общительный и жизнерадостный. К концу дня мы устроились на ночлег в Калате в яблочном саду, куда нас пригласили его владельцы. Это был большой сад, им владела одна семья на протяжении четырех поколений. Яблоки вырастали крупные, с голову младенца, и очень сладкие. Как бы книжно это не звучало, но их вкус действительно напоминал вкус меда.
За садом располагалось деревенское кладбище. Могилы — продолговатые холмики с установленными на них камнями. Два камня для мужчин, три — для женщин. По мусульманским традициям, чрезмерные почести мертвым не нужны. Даже хоронят мертвых не в гробах, а в саване. Один холмик был обнесен невысокой оградкой. Это означало, что здесь лежал шейх, духовный учитель, почитаемый потомками.
Самое большое яблоко в мире, выращенное человеком, весило 1,85 кг.
На следующий день мы добрались до Хосдара, где неожиданно нас пригласили на загородную дачу, принадлежащую правительству Белуджистана. Там планировалась вечеринка, посвященная женитьбе сына одного известного и уважаемого доктора. Быть доктором в Пакистане очень престижно, а свадьба — одно из самых значительных событий в жизни мужчины, поэтому вечер был подготовлен на славу. Среди приглашенных гостей были два экс-премьера Белуджистана, наследный принц Калата и множество докторов со всей провинции. Присутствовали только мужчины, из чего мы решили, что это все-таки не сама свадьба, а «мальчишник», предшествующий ей.