Жизнь в дороге - Кубатьян Григорий Степанович. Страница 40

На следующий день я стал хиппи и наркоманом. В фильме «Чарас» наша коммуна где-то в лесу выращивала наркотическое зелье в промышленных масштабах. Всех «наркохиппи» играли, естественно, европейцы. На площадке я вновь встретил Юлю. Свету на этот раз почему-то не взяли. Зато нашу постсоветскую компанию пополнили грузин Малхаз и Сергей из Киева. Они жили в медитационном центре Ошо и в Болливуде подрабатывали уже давно. Малхазу было за сорок. В прошлом десантник, филолог и бизнесмен, в Индию он приехал в поисках мудрости. Да так здесь и остался. В этом фильме благодаря своему богатырскому телосложению и волосатой груди Малхаз играл охранника-боевика с автоматом Калашникова.

Еще более экзотичным персонажем оказался пятидесятилетний Сергей. Бывший диссидент, пьянчуга и матерщинник, он был убежден, что достиг вселенской мудрости, и потому время от времени поучал Малхаза и всех окружающих. Сергей был коренаст, бородат и волосат. Даже Карл Маркс мог бы позавидовать его гриве. В руке киевлянин постоянно перекатывал металлические шары, а на плече у него сидел тощий кот, привязанный веревочкой. «Мудрец» плохо говорил по-английски и на хинди, но самого скудного словарного запаса ему хватало, чтобы ругаться, кривляться и без конца морализаторствовать. Местные прозвали Сергея «баба» с ударением на последний слог, что на хинди означает «уважаемый». Именно так он обращался ко всем без исключения индусам. На съемках Сергей играл сам себя — сидел под кустом, крутил шары и затягивался здоровенным косяком с марихуаной.

Посреди леса киношники построили сараи и лаборатории по переработке «ганжи». Статистов нарядили в цветастые рубахи, для убедительности разодрав их в лохмотья. Некоторые наши артисты не переодевались. У них и без того был достаточно странный вид…

В первый день съемок я изображал бездыханное тело обкурившегося обитателя коммуны. Играл я старательно, и, отпуская статистов со съемки, ассистент по кастингу велел мне приходить завтра.

На следующий день я явился на съемочную площадку не один. Ко мне присоединился приехавший в Бомбей Юра Болотов со своей новой знакомой Наташей, жившей в Индии почти пятнадцать лет. Теперь нас было шестеро, и русский язык на площадке начал потихоньку теснить английский. Иностранцы удивлялись: «И здесь русская мафия!».

Меня повысили — я уже не просто валялся в траве, а вместе с симпатичной норвежкой изображал влюбленную пару. Мы стояли по колено в ручье и брызгали друг на друга водой. А Юрий попал на наркоконвейер — мял декоративную коноплю, просеивал ее через сито и варил нечто запрещенное в металлической бочке. Технология выглядела настолько правдоподобно, что некоторые европейцы старательно зарисовывали в блокноты стадии производственного процесса.

Для каждой сцены заново устанавливали камеру и свет, двигая щиты с натянутой пленкой. Щиты отражали свет и создавали тень, когда это было необходимо. Главный осветитель важно ходил по площадке с рупором и нещадно гонял подчиненных, которых было несколько десятков. Помощники без устали передвигали гигантские щиты, средние и совсем крохотные щитки, загоняя хаотичные солнечные зайчики в нужную сторону. Осветители с щитами и прожекторами высовывались из кустов, свешивались с веток деревьев, стояли по пояс в ручье.

Томительное ожидание между съемками актеры массовки коротали по-разному. Кто-то травил анекдоты, кто-то играл в шахматы или в карты. Двое голландцев проспали несколько дней в куче листьев. Их так ни разу и не снимали, но деньги заплатили все равно.

Сниматься в «Чарасе» было весело, но к концу недельных съемок от нас решили избавиться. Сначала забили насмерть одного израильтянина в сарае. В течение шести дублей его били палкой по животу, а он каждый раз выплевывал на себя набранный в рот томатный сок. Потом «прикончили» остальных. Конкурирующая группировка наркопроизводителей в пончо и пуштунских шапках гонялась за нами по ручью, и отстреливала из бутафорских автоматов Калашникова. Застрелили бразильца Рикардо, утопили в ручье Сергея-бабу. Он падал в каменистый ручей вниз головой, распластав руки-крылья, как раненая птица. Когда Сергей вылезал из воды, ему аплодировала вся съемочная группа. Даже профессиональные каскадеры оценили его падение.

Съемочный процесс затягивал — хотелось сниматься все больше. И вот мне предложили ночную съемку в том же «Последнем герое», кастинг на который я не прошел в Боривали. Съемка проходила в Фильм-сити — огромной студии-парке в Андери, престижном районе Бомбея.

Нас было четверо — русский, англичанин и двое американцев. Мы, играли офицеров британской армии, руководящих переправой отряда на другую сторону реки. Под нашим командованием находились четыре резиновые надувные лодки полные солдат-индусов.

Съемка намечалась дорогая и очень ответственная. Решили делать только один дубль. Реку заранее напичкали пиротехникой. Ружья также были заряжены мелкими, но шумными петардами. Помощник режиссера несколько раз повторил задачу: сначала будет вспышка слева, потом справа, потом большой взрыв по центру. После этого мы с криками прыгаем в воду. Прозвучала команда «Action!», и наши резиновые лодки отчалили от берега.

Однако все пошло не по плану. Перестарались пиротехники: взрывы грохнули сразу со всех сторон, рядом с лодками из воды взметнулись двухметровые столбы пламени. Видимо, не я один растерялся — паника вокруг выглядела очень натурально. Но терять время было нельзя, и я стал отыгрывать свою роль. Когда, наконец, раздалось «Stop!», мы с англичанином, тяжело дыша, стояли на берегу.

К нам подходили индусы и одобрительно хлопали по плечу: «Молодцы!» Американцы скромно стояли чуть поодаль. Сухие. Они не стали выпрыгивать из лодок — испугались. Но вокруг царила радостная суета, и никто их не корил. Сцена удалась — и известный в Индии режиссер Шиам Бенегал лично поздравлял каждого актера.

С этого дня мне платили по 700 рупий за съемку. И работа была постоянно. Нас с Юрой уже знали почти все старожилы Колабы, многие из них снималось в кино. Правда, из самой Колабы мы перебрались в портовую часть Баллард Эстейт в десяти минутах ходьбы от туристического гетто.

Гуляя по городу в первые дни приезда, я познакомился с моряком из Шри-Ланки. В Бомбее он был известен как Силони, то есть «цейлонец». Моряк застрял в Индии без денег, документов и корабля. Но не унывал, надеясь, что все образуется, и он вновь попадет на родную Шри-Ланку. Силони жил на одной из узких предпортовых улочек, возле огромного скрюченного от времени дерева. Из мебели у цейлонца имелось лишь старое сиденье от автомобиля. А в дупле дерева хранилась чистая смена белья и пистолет.

Силони решил принять живое участие в моей судьбе и сделать из меня настоящего моряка. Он разузнал, как сделать необходимые документы и устроиться на корабль. Я уже был готов начать флотскую карьеру, но тут мои дела пошли в гору, появились деньги, заработанные в кино, поэтому морским волком я так и не стал. Зато мы успели сдружиться с цейлонцем. Несмотря на бедность, моряк сохранил чувство собственного достоинства. Казалось, он был знаком с каждым обитателем бомбейского дна, и для каждого при встрече у него находилось доброе слово.

Именно Силони порекомендовал мне переселиться в гостиницу для моряков Seamen's Club. Проживание в ней стоило всего один доллар с человека за двухместный номер. В то время как в Колабе самый дешевый одноместный номер размером со стенной шкаф стоил не меньше пяти долларов. Естественно, мы с Юрой решили переехать. В прошлом Юрий был торговым моряком, и потому поселился в гостиницу без особых трудностей. На следующий день туда же отправился и я.