Карафуто - Донченко Олесь. Страница 28

Легкий, почти неуловимый шорох возник позаду юноши. И в то мгновение, когда Володя, припав к земле, хотел осмотреться, что-то тяжелое бесшумно свалилось ему на спину. Он почувствовал, как щелкнули зубы зверя, в нос ударил острый запах псины.

ОФИЦЕР ДОПРАШИВАЕТ

Кто-то подошел сзади бесшумными, легкими шагами и тихо позвал:

— Гохан! Гохан!

Володя почувствовал, что пес отпустил его. Тогда тот, неизвестный, что подошел, коротко приказал, на японском языке:

— Спокойно!

Он грубо схватил руки юноши и скрутил за спиной бечевками.

Володя все время ощущал на своей шее горячее дыхание пса, слышал глухое рычание и знал, что стоит только пошевелиться, и собачьи зубы вцепятся в него мертвой хваткой.

— Встать! — приказал неизвестный.

Володя не успел опомниться, как на глаза ему упала повязка. Сзади, на затылке, ее крепко завязал хозяин пса. Потом позвал пса и снова коротко приказал:

— Вперед!

Придерживая Володю за связанные руки, неизвестный легкими толчками указывал, куда идти.

Юноша медленно шел с завязанными глазами, чутко прислушиваясь к звукам, которые возникали вокруг него, стараясь угадать, куда его ведут.

Конечно, в лагерь.

Стук. Скрипит калитка. Она скрипит тяжело, медленно отворяясь. Так скрипят массивные железные ворота.

Разговор двух людей, наверное, дежурных, — короткий, торопливый. Володю ведут, кажется, длинным коридором.

Ступени на второй этаж. Кто-то поддерживает юношу за локоть. Его вводят в какую-то комнату и срывают с глаз платок. Свет слепит глаза, он зажмуривается. Потом видит за столом японского офицера в кителе.

— Кто ты такой? — спрашивает офицер.

Солдат-часовой с двумя звездочками на погонах подталкивает Володю ближе к столу.

— Кто ты такой, я спрашиваю? — повторяет офицер, прощупывая пленника быстрыми глазами с ног до головы.

— Дровосек, — ответил Володя. — Я работал на лесоразработках Фуксимо и…

— Почему оказался в этих местах?

— Я покинул лесоразработки и ищу другую работу.

— А что ты делал возле… возле изгороди?

— Заблудился. Думаю, что в тайге это обычная вещь. А потом наткнулся на просеку и, конечно, пошел по ней, надеясь выйти к людям.

— Ты знаешь, куда попал?

— Нет, не знаю.

— Итак, ты — дровосек?

— Дровосек.

— Ты — русский?

— Да.

— Откуда ты знаешь японский язык?

— Я очень давно, с детских лет, живу в Японии.

Офицер продолжал ощупывать фигуру Володи глазами.

— Я знаю, кто ты, — в конце концов, сказал он.

— Дровосек.

— Ты можешь говорить, что хочешь. Но я знаю. Ты — шпион.

Он нажал кнопку, и в комнату вошло двое солдат без винтовок.

— Обыщите его.

Офицер с любопытством рассматривал кремни, найденные в карманах Володи.

— Что это? — спросил он.

— Вы видите — кремни.

— Но зачем ты их носишь с собой?

— Как талисман. Эти камешки найдены в желудке барсука. Они приносят счастье.

— Встретиться с барсуком — это к беде. Так говорит простой народ.

— Но камешки, найденные в желудке барсука, — другое дело. Я сам слышал, как барсуки бьют себя в живот, и услышать это — к несчастью. Но кремни, говорю, совсем другое.

— Ты плохо говоришь по-японски. Ты приехал из России?

Офицер раскрыл найденные в карманах у Володи удостоверения.

— Ты — сын Хабарова? — спросил он другим тоном. — Почему раньше молчал об этом?

— Вы меня не спрашивали.

И здесь случилось чудо. Офицер вертел в руках медный жетон с выбитой на нем хризантемой. Его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Номер две тысячи восемь, — громко прочитал он. — Почему же ты молчал и об этом?

Володя не знал, что отвечать. Он ведь не понимал, что означает этот жетон. Офицер спросил:

— Ты давно работаешь… ну, в тайной полиции?

И здесь Володе стало все ясно. Это был значок шпиона. Приняв равнодушный вид, юноша промолвил:

— Господин офицер, я не имею права об этом рассказывать. Кроме того, здесь находятся простые солдаты…

Офицер опомнился.

— Не могу возразить, что вы имеете рацию. Вы в самом деле сын Хабарова?

— Сын Хабарова.

— Капитана Хабарова?

— Да.

Офицер что-то обдумывал. Он еще не совсем поверил.

— А почему в таком случае вы работаете дровосеком? Сын капитана, и…

— Я должен был работать среди дровосеков… вы меня понимаете?

— И в конце концов, последний вопрос: где сейчас ваш отец?

— Разве вы этого не знаете, господин офицер?

— Нет, с точностью не знаю. Он сейчас, кажется, в Токио.

— Нет, вы совсем неверно проинформированы, господин офицер. Моего отца уже нет. Его убили советские пограничники.

Офицер шумно встал из-за стола.

— Вы голодны?

— Если можно, я с готовностью б…

— Пожалуйста. А о вашем отце я, конечно, слышал. Он погиб, как герой. Сейчас вас проведут в комнату. Прошу извинить, но придется снова завязать вам глаза. Таков порядок. Инструкция. Еще раз извините. Справки, жетон и деньги остаются пока что у меня. О, не беспокойтесь, ничто не пропадет. Вы хотите что-то сказать? Я слушаю.

— Относительно талисмана… Вы понимаете, что я не придаю ему особого значения. Но… извините, я немного суеверен. Что поделаешь — так воспитан.

— Камешки вы можете получить.

— Нет, нет! Мне просто немного стыдно перед вами. Но, если все время находишься на опасной работе, то невольно сделаешься суеверным.

— Прошу, прошу. Я вас понимаю. Я сам не прохожу мимо храмов Инар [7], хотя верю только в императора.

Часовой завязал Володе глаза и отвел в занавешенную циновками комнату. Здесь не было ни стола, ни стульев, но в уголке лежало несколько подушек с вышитыми на них золотыми фазанами. Тот же дежурный принес в четырехугольной чашке рис и мясо.

Володя хорошо поужинал. Но его не покидала мысль — в самом ли деле офицер поверил? Удостоверения и жетон — вещи красноречивые, но не настолько, чтобы убедить хитрого и подозрительного самурая.

Юноша подошел к двери и легонько толкнул ее. Дверь… отворились! Дверь была не заперта!

Тем не менее, как только Володя высунул голову, возле него возник часовой.

— В коридоре нет ничего интересного, — сказал он. — Кроме того, здесь сквозняк.

— Я не боюсь простуды, — ответил Володя.

— Но я отвечаю за ваше здоровье. Молодым людям вредно поздно ложиться спать.

И он затворил дверь.

«Самурай не поверил», подумал Володя.

Но размышляя дальше над своим положением, пришел к заключению, что дежурный — это еще ничего не значит. Нельзя забывать, что это не ресторан, а концентрационный лагерь. Дежурные здесь стоят, вероятно, на каждом углу.

Володя подошел к окну. Оно было круглое, из цветного стекла. Широкий двор ярко освещали электрические фонари. Двое солдат медленно ходили взад-вперед. Штыки тускло блестели, и в ту минуту Володя почему-то очень остро ощутил их холодный, беспощадный блеск.

В противоположном конце двора стоял низкий и длинный деревянный барак. Круглые окна его поблескивали строго, как очки.

Вдруг двор наполнился людьми. Они шли поодиночке и небольшими группками по двое, по трое, одни, разговаривая между собой, другие — понуро опустивши голову, будто придавленные тяжелой усталостью. Все они были в белых халатах и белых колпаках, как врачи. У каждого на боку висел противогаз.

Их прошествовало двором человек двадцать. Затем они скрылись в длинном приземистом бараке.

«Что это за люди в халатах? Врачи?»

Володя терялся в догадках. В конце концов, все это совсем не похоже на лагерь для заключенных.

Он быстро отскочил от окна, так как в дверь кто-то постучал. Это был уже знакомый офицер.

— Разрешите войти? Я пришел убедиться, что вам ничего не надо.

Он стукнул каблуками. Его круглое, луноподобное лицо выражало чрезвычайную вежливость и готовность к услугам. Но Володя видел, что самурай пришел по какой-то другой причине. В самом деле, он тут же спросил: