Остров отчаяния - О'Брайан Патрик. Страница 40

Стрельбой Джек и занимался почти каждый день, непосредственно руководя ей, используя различные расчеты: иногда только из офицеров, сам возглавляя их (как же он любил лично навести орудие!), иногда из мичманов, но чаще всего — беря две крайности нижней палубы: первых и вторых наводчиков на одной и придурков и полных увальней на другой, в надежде, что лучшие могут стать еще лучше, а худшие, по крайней мере, достаточно хорошо изучат процесс, чтобы стать хоть немного полезными. Эта пальба из кормовых ретирадных пушек имела большое преимущество, позволяя расстреливать пустые бочки, качающиеся далеко в кильватерном следе, так, чтобы те, кто целился по ним, видел результат наводки при разной дальности, и все это не останавливая корабль для буксировки мишени шлюпками.

С другой стороны, это привело каюту в состояние разрухи. Большинство капитанских стюардов зарыдали бы, видя, как их труды по созданию уюта открыты всем ветрам, а лелеемая медь, покраска, клетчатая парусина, палуба, окна закопчены, как после сражения. Киллик, закосневший в неповиновении и немой дерзости, потворствуемый по старой памяти и ставший законченным тираном, являлся, возможно, самым придирчивым стюардом на ранговых кораблях, Аттилой для уборщиков и корабельных юнг, находившихся в его распоряжении, и источником беспокойства капитана.

Но Джеку удачливо пришло в голову пригласить его сделать первый выстрел, и после этого блеск каюты можно было крушить: опорные кольца и металлические люльки могли портить клетчатые скатерти, сетки оббитых ядер, мокрые банники и закопченные клинья могли разрушать неизменную симметрию гостиной, украшенной саблями на одном борту и подзорными трубами на другом, пистолетами, пускающими прихотливые солнечные зайчики, со стульями и столами, всегда стоящими в определенном порядке. Артиллеристы орудовали от стойки для вина красного дерева до двери кормового балкона правого борта, и все провоняло пороховым дымом — Киллик стоял там, следя за запальными фитилями, как терьер следил бы за крысой или жених за невестой. Единственный выстрел делал его любезным и даже вежливым на целую неделю.

Кроме утреннего грохота и изрыгания пламени, жизнь на борту быстро вернулась к приятной монотонности военного корабля в походе. Джек и Стивен снова обратились к музицированию, играя время от времени на кормовой галерее теплыми ночами, с кильватерным следом, оставляющим фосфоресцирующую линию далеко позади них в бархатном море, испещренном искаженными отражениями южных звезд, в то время как устойчивый пассат пел над головой. Иногда птицы, которых изредка можно было идентифицировать, бросались на кормовые фонари, а иногда целый акр поверхности моря как будто взрывался короткой вспышкой фейерверка — это стая летающих рыб спасалась от какого-то неведомого врага. Ежедневная рутина продолжалась, и хотя на палубах было довольно малолюдно, это, вкупе с присутствием столь значительного количества вялых и бритых налысо больных, скоро стало казаться в порядке вещей: тем более что головы, обритые при лихорадке, сперва покрылись короткой щетиной, а затем плотным ежиком волос, и выглядели более естественно. Стивен ближе познакомился с пораженными кариесом зубами и вялым пищеварением первого лейтенанта, лихорадкой боцмана, полученной на «Валхерене», и изгнал глистов у всей мичманской каюты.

Тогда же, возобновив практику прошлых дней, он вернулся к прогулкам с миссис Уоган, в то время как выжившие преступники выводились на воздух на баке. Теперь это происходило с меньшими ограничениями, чем ранее: мужчины добровольно работали на помпах и помогали в простых заданиях — они больше не принадлежали абсолютно чужеродному миру отверженных, и иногда незаконно получали подачки табака.

Небольшой запас свежей провизии из Ресифи вскоре исчез, замороженные пудинги стали нереальной мечтой, кают-компания вернулась к обычным блюдам, менее однообразным, чем на нижней палубе, но все же довольно утомительным, и к неуклюжей готовке молодого мистера Байрона, чье представление о пудинге менялось только от свиного к сливовому и обратно. В кают-компании Грант начал утверждать свой авторитет председателя кают-компании, прилагая все усилия, чтобы прекратить богохульства и непристойности, положить конец картам и вступил в конфликт с Муром, веселой душой, опасающимся, что придется довольствоваться гробовой тишиной и бездельем.

В течение двадцати четырёх часов неизменно сменялись вахты, бросался лаг, записывались ветры, курс и суточный пробег — ничего выдающегося: ветры, хотя в целом и устойчивые, повернули на зюйд-ост так, что «Леопард» постоянно шел в максимально крутой бейдевинд — булини туго вибрировали — и все еще тащил за собой массу наросших водорослей.

Череда дней без каких-либо событий, привычная монотонность, оживляемая ударами колокола, в том числе звонком судового санитара у фок-мачты для тех, кто, почувствовав слабость, желал обратиться к хирургу.

— При существующем темпе мы также исчерпаем наш запас лекарств от венерических болезней, — сказал Стивен, моя руки. — Сколько случаев, мистер Хирепат?

— Хоулендс седьмой, сэр, — ответил помощник.

— Тюремная лихорадка могла меня одурачить, — сказал Стивен, — но lues venerea [24] — никогда: сифилис во всех его проявлениях так же знаком морскому медику, как простуда его сухопутному коллеге. Это всё недавние заражения, мистер Хирепат, и поскольку наша цыганка — сама сдержанность, уверен, что единственный источник — Пег, служанка миссис Уоган. Ибо стоит заметить, что хотя длительное путешествие и может вызвать значительное увеличение случаев гомосексуализма, но это точно раны Венеры. Брандер среди нас, и его имя — Пегги Барнс.

Стивен обдумывать мысль: «Как они вступают с ней в связь? И как Пегги могла бы сохранить целомудрие? Serricunnium [25] не входит в припасы кораблей четвертого ранга, а, возможно, и прочих рангов. И это, когда размышляешь о количестве женщин на некоторых судах с капитанами различного склада характера, выглядит странным пробелом. Наш капитан, однако, с радостью повинуется букве закона, поскольку утверждает, что женщины — источник бед на корабле. Возможно, парусный мастер или оружейник, этот изобретательный человек… Стоит поговорить с капитаном».

Стивен и в самом деле поговорил с капитаном, и так случилось, что сделал это в момент, когда Джек был особенно настроен против слабого пола.

— Женщины делают сердца несчастными и уязвляют разум, вызывают печаль в сердце, слабость в руках и дрожь в коленях, — сказал Джек оцепеневшему от удивления Стивену. — И все это сказано в Библии: я сам прочел. Будь все они прокляты. На борту только три женщины, но с тем же успехом это мог быть отряд василисков.

— Василисков?

— Да. Ты должен знать все о василисках: они распространяют заразу взглядом. Эта твоя Пегги, если ее не запечатать в бочку без дырки, сведет команду корабля к сборищу безносых, беззубых, лысых паралитиков. Есть еще мерзкая цыганка-ведьма, сказавшая одному из португальцев, что корабль неудачлив, настолько неудачлив, что двухголовый призрак убитого шерифа обитает у сетки бушприта. Байку все слышали, а утренняя вахта видела, как эта призрачная задница сидела на лисель-спирте, гримасничая и кривляясь — все матросы с бака помчались на корму, налетая друг на друга как стадо телят, и не останавливались, пока не достигли квартердека, и Тернбулл не мог заставить выбрать передние паруса. И есть еще твоя миссис Уоган. Мистер Фишер посетил меня прямо перед тобой. Он считает, что намного приличнее гулять с ней на корме священнику, а не хирургу или его молодому помощнику. Его проповеди, дескать, имели бы больший вес, если бы капеллан один контролировал ее передвижения, и репутация ее больше бы не страдала от неких циркулирующих слухов, да и большинство офицеров придерживается того же мнения. Как тебе это нравятся, Стивен, а?

Стивен развел руками.