Угасающее солнце: Шон`Джир - Черри Кэролайн Дженис. Страница 21

Дункан сделал это сам: сначала нежную, невесомую госпожу мри, Мелеин, поместив ее на более удобную лабораторную койку. Ее изящные руки и ноги, почти лишенные мышц, были ужасающе тонкими; глаза запали, под ними залегли тени. Она не шевельнулась, когда Дункан коснулся ее тонкого лица и пригладил ее волосы, стараясь вернуть девушке красоту. Он с тревогой прислушивался к ее дыханию: каждый вздох, похоже, стоил Мелеин больших усилий. Дункан испугался, что может потерять ее.

В отчаянии он понизил температуру в отсеке и до предела уменьшил давление, доведя его до уровня Кесрит. Он понятия не имел — впрочем, этого не знал никто — какие условия являются естественными для мри. Считалось лишь, что они более привычны к атмосфере Кесрит, чем земляне или регулы.

Дыхание Мелеин стало легче. Понаблюдав за девушкой, Дункан наконец осмелился покинуть ее; перейдя в другой отсек, он открыл второй автомед, чтобы вытащить Ньюна.

Ньюн тоже пребывал в состоянии глубокой комы, не имея ни малейшего понятия о том, что его перенесли в другую кровать: беспомощность, столь постыдная для мри.

Здесь больше не должно быть наркотиков. Дункан тщательно прочитал прикрепленные к автомедам инструкции, оставленные ему врачами, и обнаружил, что необходимые, как говорилось в инструкции, «для длительного применения», наркотики «в достаточном количестве» находятся в лабораторном хранилище. Но в его распоряжение имелось достаточно других средств, чтобы помочь мри. Конечно, — подумал Дункан, — когда неподалеку болтаются два корабля регулов и того и гляди что-нибудь произойдет, было бы несерьезно игнорировать подобные меры предосторожности, по крайней мере перед прыжком; но когда он коснулся мри и почувствовал, какими худыми и слабыми они стали, он не смог заставить себя сделать это.

До точки прыжка предстояло несколько дней полета. Для мри, запертых в своих автомедах, неподвижных, с прогрессирующей атрофией мышц, это будут еще несколько отравленных наркотиками дней, проведенных в гибельном для живого организма состоянии.

Обыкновенный здравый смысл требовал выждать еще нескольких дней; и те, кто назначил Дункана наблюдать за мри, решили, что он выполнит их волю.

Но они совсем забыли о том, что все попавшие в плен мри поступают одинаково — знают ли они своего надзирателя, или нет, — но они предпочитают умереть. Тем более, если это можно было сделать, просто отказавшись от медицинской помощи.

С самого начала Дункан понимал все; и то, что он даже не попытался объяснить это Ставросу или остальным, было на его совести. Он мог остановить мри, лишь убив их; а теперь, когда на борту оказались дусы, вряд ли он сможет сделать это.

Во всей Вселенной существовала одна-единственная вещь, с которой мри не могли спорить.

Дункан в последний раз осмотрел мри, отметив, что дыхание их теперь стало ровным, и отправился наверх, в командную рубку.

Он включил навигационный компьютер и набрал код: ноль, ноль, один.

«Фокс» вздрогнул, меняя ориентацию; его сенсоры привязались к Арайну, анализируя, сравнивая данные с мелькавшими на экранах корабля. Линии диаграмм совмещались, сливались, возбужденно сообщая о совпадении.

7

Ньюн проснулся, как просыпался уже не раз, охваченный вялостью. Взгляд его вначале остановился на Дункане, который, как это частенько бывало, терпеливо сидел у кровати. Встревоженный смутными воспоминаниями, Ньюн чувствовал, как растет его замешательство.

— Я думал, что ты ушел, — сказал он Дункану.

Дункан взял его руку, положил ее к себе на ладонь. Ньюн попробовал слегка пошевелить пальцами, и это оказалось ему не по силам.

— Ты проснулся? — спросил его Дункан. — Просыпайся, Ньюн.

Он действительно попробовал проснуться, зная, что раз Дункан просит его, то он, несомненно, должен это сделать; но мигательная перепонка прикрывала его глаза, одевая все туманной дымкой, мешая на чем-нибудь сосредоточиться. Мрак вновь начал сгущаться вокруг него, такой доступный, такой приятный. Ньюн почувствовал, как мать ласково коснулась его волос — он узнал бы это прикосновение из тысячи; но пальцы, которые теперь скользнули по его лицу, были мозолистыми. Не в силах осмыслить это, он растерялся и потому не смог провалиться в сон.

— Выпей, — произнес знакомый голос. Он почувствовал, что его приподняли — рука Дункана: он вспомнил. Край пластмассовой чашки коснулся его губ. Ньюн несколько раз глотнул холодную воду. Она скользнула в его желудок и осталась там неприятным комком.

Дункан убрал чашку, позволил ему улечься на взбитые подушки, мешавшие вновь соскользнуть в знакомый покой, и от поднятия головы Ньюн на мгновение почувствовал тошноту. Теперь Ньюн уже был уверен, что его хотят разбудить в этом ужасном месте и отвертеться не удастся. В горячем, тяжелом воздухе чувствовался неприятный запах пищи.

Он мог двигать руками и ногами. Это открытие его удивило. Он попробовал сделать это, по-прежнему прислушиваясь к своим ощущениям, и в его сознании прошлое и настоящее в конце концов слились.

Он вспомнил огонь и мрак, и регула, который — казалось Ньюну — убил его.

Сейчас он лежал на постели, подобно женщине Кат, с открытым лицом, вконец обессиливший; его обнаженное тело было распростерто под белым покрывалом.

Все вокруг было незнакомым. Ему не хотелось просыпаться здесь.

Но в мозгу Ньюна ворочалось смутное чувство: он что-то должен сделать, он еще не до конца исполнил свой долг.

Кто-то говорил ему об этом. Он не мог вспомнить.

Он приподнялся, пытаясь сесть, и на мгновение ему это удалось, но руки задрожали, и он упал. Дункан подхватил его и бережно опустил на матрас.

Теперь можно было соскользнуть назад, во Мрак, где не было никаких воспоминаний. Но Дункан не позволял ему. Холодная ткань вытерла лицо Ньюна, резко приведя юношу в чувство.

— Давай, — приговаривал Дункан, снова поднимая его голову и вливая воду между непослушных губ. Затем последовал круто посоленный мясной бульон, и желудок Ньюна угрожающе взбунтовался.

— Воды, — проглотив, попросил он, и, получив ее, отпил глоток. Больше он не мог ничего пить.

Потом он куда-то провалился, а придя в себя, обнаружил, что по-прежнему сидит, опираясь спиной на подушки. Слышалось успокаивающее урчание, немного сковывавшее разум; рука ощутила тепло, движение. Он повернул голову и в замешательстве увидел, что рядом с ним устроился большой дус. Зверь пошевелился, толкнув кровать, затем успокоился, наполняя сознание Ньюна своим довольством.

В этот момент вернулся Дункан — в одежде землян: Ньюн впервые заметил это. Дункан вернулся к своим, что ж, это правильно. И он, Ньюн, тоже находится у землян. Впервые Ньюн начал воспринимать действительность не как бред, большей частью заполненный образами землян, которые наводняли его пробуждения: что же в этом удивительного — ведь он на самом деле находился у землян.

Землян, которые были его врагами.

Встревоженный дус оглянулся на Дункана, затем снова улегся, издав лишь слабое ворчание. Зверь спокойно переносил землянина, и это озадачило… нет, даже испугало Ньюна: оказалось, что можно соблазнить даже неподкупных дусов. Ему больше не на кого было рассчитывать.

Мрак заполнил его сознание — Ньюн не хотел этих воспоминаний: рушащиеся башни; бледное лицо госпожи во тьме, глаза закрыты.

Дус снова поднял голову, застонал и ткнулся носом в его руку.

— Мелеин, — спросил Ньюн, заставив себя сосредоточиться на Дункане, на белых стенах и реальности — этот вопрос не давал кел'ену покоя. Он вспомнил, что доверял этому землянину; и когда Дункан спокойно ответил ему, в сердце юноши вспыхнула надежда.

Землянин подошел и сел рядом с ним, коснувшись при этом дуса, словно они со зверем давно подружились; но страх… страх жил в нем — Ньюн чувствовал это.

— Она здесь, — сказал ему Дункан. — Она здорова… как и ты.

— Это совсем не здоровье, — хрипло пробормотал Ньюн, кривя губы; но Дункан говорил правду; Мелеин была здорова, и он даже не мечтал об этом. Он не мог закрыть глаза, чтобы не выдать слез, которых стыдился. Пристально глядя на Дункана, Ньюн легонько поглаживал теплый бархатный мех дуса, лежащего между ними.