Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 14
«Ну надо же… А старушка, похоже, философ, – подумал не без иронии Глеб. – Может, она не учительница, а, например, бывший доцент университета? Толкает речь, будто читает лекцию…»
– Это… все, что у вас осталось от Оскара? – осторожно спросил Глеб.
– Нет, не все… – Ольга Никаноровна указала на янтарные бусы, которые висели у нее на шее. – Бусы тоже его подарок… – она немного поколебалась, а затем потащила Глеба за рукав в спальню. – Примерно за неделю до смерти Оскар отдал мне еще одну картину. Вот она.
Полотно было размером примерно сорок на тридцать сантиметров. На нем художник изобразил пятиглавый православный храм, окруженный церквушками поменьше и какими-то зданиями. Перед храмом он нарисовал озеро (или пруд), а позади строений виднелись поросшие лесом холмы. По манере письма Глеб сразу определил, что картину рисовал не Оскар Трейгер. Мало того, ее написали очень давно, возможно, до революции. Чтобы сделать такое заключение, у Тихомирова-младшего опыта и знаний было вполне достаточно.
– Вы сказали, отдал… – Глеб вопросительно посмотрел на Ольгу Никаноровну.
– Да, именно так. Я всего лишь хранительница этой картины.
– Простите, не понял…
– Все очень просто… – у Ольги Никаноровны вдруг увлажнились глаза. – Так и быть, расскажу… Мне нет никакого смысла тащить с собой на тот свет чужие тайны. Оскар предупредил, что за этой картиной кто-то должен прийти. Уж не вы ли? Те, кто приходил до вас, интересовались лишь бумагами Оскара, его дневниками и документами. Они были… его коллегами по работе. А вам, как я поняла, нужно совсем иное…
Глеб понял, что ошибался в своих умозаключениях. «Учительница» благодаря знакомству с таинственным Оскаром Трейгером имела немалый опыт общения с «конторой» (так раньше называли НКВД и КГБ), а потому сразу определила, что ее собеседник не может быть чекистом. В таком случае…
Да, все верно. Скорее всего, она решила, что Глеб – тот человек, о котором ее предупреждал Оскар. Но почему тогда Ольга Никаноровна сразу не показала ему картину с нарисованным храмом?
Вывод напрашивался сам собой: Глеб должен был сказать какой-то пароль. Или предъявить что-то в качестве пароля. Старушка, которой надоело ходить вокруг да около, ускорила ход событий, решив проверить его своими откровениями.
Глеб размышлял недолго, но очень интенсивно. За считаные секунды он проанализировал свой разговор с дедом Ципуркой и понял, что Оскар Трейгер и впрямь относился к своему соседу как к настоящему другу. Зная страсть Ципурки к разгадыванию исторических загадок, он подарил ему самое дорогое, что имел, – ключ от большой тайны.
Действительно, это был очень дорогой подарок. Возможно, благодаря ему дед Ципурка и прожил так долго. А все потому, что он, как истинный профессионал, просто не мог уйти в мир иной, не разобравшись с планом. Это желание держало его на земле прочнее всяких лечебных процедур и лекарств. Когда у человека есть цель и он страстно желает ее достичь, то на какое-то время даже годы и болезни отступают.
Увы, дед Ципурка не смог проникнуть в тайну Оскара Трейгера. Возможно, тот не очень и надеялся на это. Для него главным было другое – дать Ципурке стимул к долгой жизни.
Но тогда возникает следующий вопрос: кто должен был прийти к Ольге Никаноровне за картиной? Тут есть два варианта – или Ципурка, если у него хватит смекалки разобраться с планом, или кто-то другой. Возможно, даже иностранец, вспомнил Глеб, где находился Трейгер в годы войны.
Потому-то никто за картиной и не явился – железный занавес. К тому же в СССР иностранцы всегда были под присмотром КГБ. А что, это вполне возможно…
И самое главное: как выглядит этот пароль – какая-то фраза, записка, вещь… Может, прямо спросить об этом «учительницу»?
Ага, так она тебе и расколется, с сарказмом подумал Глеб. Уж если Ольга Никаноровна даже сотрудникам «конторы» не рассказала о своеобразном завещании Оскара Трейгера, то она и подавно пошлет его туда, где Макар телят не пас. Естественно, в вежливой форме, но смысл будет тот же.
«А что, если?.. – Глеб невольно прикоснулся к внутреннему карману, где лежали фотографии пластины; он сделал несколько снимков в разных ракурсах – на всякий случай; саму вещь носить с собой он побоялся и спрятал ее в тайник. – Я почти уверен, что Оскар показывал ей этот раритет. Похоже, у них были отношения гораздо ближе добрососедских… М-да… Кто не грешил в молодости, тот пусть первым бросит в меня камень. Показывать-то он показывал, но служит ли пластина паролем? Это вопрос…»
Была не была! Тихомиров-младший достал один из снимков и молча протянул его Ольге Никаноровне. По напряженному выражению, которое вдруг появилось на ее морщинистом лице, Глеб понял, что попал в точку. Или почти попал.
– Выходит, я не ошиблась… – внимательно рассмотрев фотографию, сказала «учительница». – Вы – тот самый человек…
Она подняла на Глеба глаза. Он старался казаться спокойным, невозмутимым и строгим, но все его тело начала сотрясать мелкая противная дрожь – так сильно он волновался. Почему? Глеб не смог бы ответить на этот вопрос. Возможно, причиной его волнения была ложь. Получается, что он обманывает старушку самым наглым образом.
А может, все-таки рассказать ей правду? Все на душе спокойнее будет… Ну, не отдаст она эту картину ему, а он не сумеет раскрыть тайну плана – и что с того? В его профессии разных тайн и загадок – пруд пруди. Сотни жизней не хватит, чтобы со всеми разобраться.
Старушка разом прекратила все сомнения и терзания Глеба. Вернув ему фотографию, она сказала:
– Я верю вам. Но вы должны показать мне сам предмет. Так наказал Оскар в своем устном завещании.
Есть! Выстрел в «яблочко»! У Глеба мгновенно отлегло от души, и он успокоился. На сцену вместо мятущегося интеллигента неожиданно даже для Глеба вышел циник и прагматик – прожженный кладоискатель, «черный» археолог, готовый ради какого-нибудь раритета работать до изнеможения и лгать, если потребуется, без малейших угрызений совести.
– Это не проблема, – ответил он с легкой душой и улыбнулся. – Я привезу вам его… через час.
– Не получится.
– Почему?
– Мне надо идти в поликлинику на процедуры. А там всегда большая очередь. Так что я не знаю, когда вернусь домой. Ну, а после процедур мне нужно зайти на рынок… Давайте перенесем нашу встречу на завтра. До обеда я свободна.
– Хорошо. Завтра так завтра, – не без сожаления, согласился Глеб; ему не терпелось продолжить работу с планом.
А еще он очень хотел подтвердить свои умозаключения, что Ольга Никаноровна – бывшая учительница. Этот вопрос давно вертелся у него на кончике языка. Но Глеб мужественно сдерживал себя, чтобы не уйти в сторону от главной темы разговора. Он боялся, что Ольга Никаноровна, как почти все пожилые люди, ударится в воспоминания и потом ему придется битый час выслушивать разные житейские истории, не имеющие никакого отношения к его делу.
Они еще немного побеседовали – о том, о сем – и Глеб откланялся. Ольга Никаноровна проводила его до двери. У выхода он все-таки не совладал с бесом любопытства и спросил:
– Вы, случаем, по профессии не педагог?
– Почему вы так думаете? – удивилась старушка.
– Как вам сказать… – Глеб замялся. – Я, конечно, плохой физиономист… но мне так показалось.
Ольга Никаноровна неожиданно рассмеялась. С облегчением. Похоже, наказ Оскара Трейгера был для нее тяжелой ношей, и теперь она радовалась, что наконец может выполнить его последнюю волю.
– Нет, я не учитель, – ответила Ольга Никаноровна. – Я инженер. Работала в конструкторском бюро…
Уже сидя в салоне своей «ауди», Глеб довольно улыбнулся. Действительно, физиономист он аховый. Но это была его единственная ошибка в переговорах. Все сложилось как нельзя лучше. Хорошо, что он догадался сделать снимки пластины и взял их с собой…
Сворачивая с улицы на бульвар (там было кафе, в котором хорошо готовили, и Глеб лишь теперь вспомнил, что утром выпил только чашку чая и съел бутерброд, а про обед и вовсе забыл), он вдруг почувствовал холодок между лопаток. Так было всегда, когда за ним велось скрытное наблюдение.