Мы идем по Африке - Корпачев Эдуард. Страница 8

Как только пришлось развернуться, Володя сразу обратил внимание на новый след, покидаемый плугами, и заметил, что все в порядке.

— Молодец, Омар! — крикнул Володя, замечая, что Мурзук в нерешительности топчется на поле, что феллахи с укором посматривают на него.

Трактор бороздил крутое поле, и несколько раз Володя сам выскакивал на поворотах помочь Омару, а несколько раз Омар справлялся без него. Росла, ширилась вельветовая ткань пахоты, и пришлось Мурзуку пойти с этого поля с поникшей головой.

Мурзук поднялся на холм, постоял, потом, будто перевесило что-то в его ногах, он заковылял обратно, настиг прицеп и стал гортанно, булькающим голосом просить о чем-то мальчишку. А Володя не остановил трактор и не прислушивался: все равно не понимал ни по-арабски, ни по-французски, а решить все по справедливости сумеет и один Омар.

7

И снова позвали Володю горы, их вислые над пропастью дороги, их сухой горчащий миндальный запах — не те горы, в которых привелось ему столкнуться с врагом и словно бы пережить внезапный ночной бой-, а другие, встающие позади селения Уадиас ровным, пригашенным цветом, напоминающим цвет какао. И не было в этих горах никакой дороги, была тропа, изменчивая, узкая — много ли человеку надо? — и люди привыкли из века в век наклонно подниматься по ней в свою горную деревушку, где прилипли к скалам их дома. Школы в этой деревушке нет; и когда Володя узнал, что ему надо доставить в горы сборное, из металлических конструкций, школьное здание, доставить по узкой тропе, потому что лишь эта тропа и связывает деревушку с миром, он решил сначала пройти весь путь пешком.

Омар побежал впереди, увлекая вверх, постреливая камешками из-под ног, распугивая ящериц, предостерегающе вскидывая кофейную руку, если надо было беречься, — а беречься доводилось то и дело, потому что тропа обнаруживала уклоны, осыпи, и Володя хмурился, глядя вниз и рассчитывая, сможет ли одолеть этот путь колесный трактор «Беларусь». «Сам черт ногу сломит! — думал он. — Хорошо здесь орлам!» И, задрав голову, как раз увидел чуть в стороне скользящего без единого взмаха темных, траурных крыльев орлика, которого подбивало снизу и возносило воздушным потоком.

И когда поднялись к деревушке, когда оказались на плоской площадке, где и должна встать школа, Володя в сомнении передернул плечами: кто его знает, как здесь проехать! Он уже начал подумывать, покусывая губу, не лучше ли на осликах перетащить мелкие детали, но тут из ближнего домика вышли феллахи, и среди них старый, знакомый ему феллах в бурнусе и хаике и с поклоном сказал несколько слов, которые сразу перевел Омар:

— Корошо, Волода, корошо! Дру-жба!

Как часто Володе за этот месяц на алжирской земле приходилось моментально менять свои решения, как часто побуждали к этому выжидательный взгляд, выжидательное молчание африканцев! И вот Володя, еще мгновение назад сомневающийся в успехе затеваемого рейса, беспрекословно приказал себе действовать, потому что нужна в этом горном углу школа и потому что нет непроходимых дорог, если ты настоящий ас! Он направился вниз, скользя по камням, раздумывая о дружеских словах старого феллаха, о его недавних слезах, о вчерашних апельсинах; но когда обернулся и увидел, что феллахи ловко поспешают за ним, то понял, что они хотят свои дружеские слова подкрепить дружной работой, делом, помощью. Но как?

Колесный прицеп уже был нагружен. Володя подцепил к нему трактор и повел в горы, а феллахи сбились на сторону, но Володя махнул им рукой, чтобы шагали впереди, чтобы указывали тропу. И как только трактор начал свой горный путь, Володя согнал с машины и Омара. Мальчишка заюлил среди феллахов, живо взмахивая тонкими руками, что-то вскрикивая.

Эти горы впервые видели странное, постреливающее мотором существо, и орлик тоже впервые видел. Он кружил над тропой, тень его крыльев падала на трактор, на феллахов и никак не могла оторваться от земли, хоть сам он летал.

Сначала трактор успешно торил путь, потому что у отрогов тропа была шире, но горы уходили выше и дальше, усекали тропу — и труднее приходилось трактору, труднее становилось Володе править так, чтобы колеса не соскальзывали, чтобы строго держались пути. Чуть круче взбиралась тропа — и Володя уже не мог верно нащупать ее, потому что малые передние колеса приподнимались над камнями и не поддавались управлению. И часто Володя продвигал свой трактор на ощупь, и часто соскальзывали колеса и грозили бедой. Но феллахи устремлялись выше, выше, тесня друг дружку, и, страстно о чем-то совещаясь, исчезли за скалистым выступом.

Володя потихоньку ехал, присматривал, оборачиваясь, за прицепом, искал за скалистым выступом людей и не находил их. А орлик по-прежнему витал над тропой и не мог унести свою тень, и Володя на миг ощутил себя пустынником, но вот осыпающиеся камешки донесли о шагах людей. Люди торопливо спускались, держа в руках какую-то высохшую змейку, но это была веревка, и Володя, глядя на веревку, соединявшую их руки, и догадываясь обо всем, поразился: «Молодцы! Ай молодцы!»

Они с необыкновенной быстротой укрепили веревку за переднюю ось и натянули ее, карабкаясь вперед, а он направил трактор вновь по тропе, и так их руки смогли управлять малыми колесами и определять их устойчивость.

Трактор покатил увереннее, и каждый раз, когда тропа взмывала на гребень и передние колеса слепо щупали воздух, руки феллахов определяли их следующий шаг, и трактор, вздрагивая, делал этот шаг на узкую, надежную, единственную тропу.

И как только трактор вывел прицеп на плоскую площадку, как только феллахи со смехом повалились на землю, — не выпуская веревки из рук, а затем оставили веревку и полезли снимать с кузова металлические детали, Володя сказал себе, что уж не обойдется без их помощи и что с ними просто веселее работать. Он сам попросил их оставаться в кузове, когда разгрузили они кузов, и, развернувшись, повел трактор под гору. И они стали в кузове тесно, а веревку забыли, веревка потянулась меж колес, под трактором и прицепом, но Володя знал, что еще не один рейс придется им сделать по этой единственной тропе и что всегда будет он видеть впереди натянутую веревку, густо облепленную коричневыми руками людей.

Тут Омар, который вновь сидел с ним рядом, касаясь теплыми локтями, в ужасе закричал, округляя угольные глаза:

— Волода, Волода!

И Володя с усмешкой остановил трактор, дал Омару спрыгнуть, ринуться под колеса и закрепить веревку так, чтобы не терлась она о камни.

8

К морю, к морю!

Дорога шла через холмы, заросшие эвкалиптами, а впереди над дорогой подымались иные, бесцветные растения — струи горячего воздуха. Машина наезжала на них, стекло как бы обволакивалось сивым дымком, но все равно ленты струящегося воздуха вставали впереди, покачивались ломко и манили туда, где веет свежий бриз, — к морю, к морю!

…Спартак Остроухов сидел в кабине, отвалясь на кожаную спинку, а за рулем сидел Володя Костебелов, а между ними, опустив руки меж колен, сидел Омар, И Спартак, глядя на возникающие вдали бестелесные ростки воздуха, словно бы слушал сейчас себя, и сколько хорошего находил в жизни, прожитой здесь, в солнечном, зенитном месте, и сколько незабываемого видел в буднях под бездушным, изматывающим солнцем, и в ночлегах среди знобкого тумана, и в воскресных поездках к Средиземному морю. Ведь все это жизнь, которую не повторишь, которая бежит, струится, как песок меж пальцев…

Чаще всего в воскресный день они спешили к морю, но иногда отправлялись в Алжир, а совсем недавно нагрянули в Бу-Саада — священный город мусульман. Как они там ходили по городу среди бесчисленных пальм, и как била в глаза нестерпимая яркость семи куполов мечети, и как странно было снимать свою обувь и ступать по ковровой дорожке в глубину мечети, в древность, в арабскую сказку, глядеть на спины мусульман, на стены из мозаики, и как странно-ново было потом возвращаться в свою привычную жизнь, удивляться ей, и работе, и снам в палатке, и поездкам к морю!