Северная звезда - Недозор Татьяна. Страница 16
И вот сюда и пришла дочь купца первой гильдии Воронова Михаила Еремеева, не далее как месяц назад окончившая 2-ю Санкт-Петербургскую купеческую женскую гимназию и теперь задумавшаяся, как жить дальше.
Именно об этом только что сообщила батюшке. Не хочет прожить жизнь пустой говорящей куклой, и раз уж она у него единственная дочь, то должна научиться управлять семейным делом, чтобы помогать отцу, а потом когда-нибудь и стать во главе торгового дома «Воронов и К°».
И похоже, ошиблась.
– Так много ли купчих знаешь? – повторил он вопрос.
– Ну как же, тетя Васса Железнева, например, – вспомнила она приезжавшую к ним не раз хозяйку Волжского пароходства – та была очень приветлива с ней и отцом, и даже ходили слухи, что еще нестарая вдова имеет с судопромышленником Вороновым не одни лишь деловые интересы, а еще и амурные.
– Ну а еще вспомнишь кого?
Мария запнулась, ибо, кроме госпожи Железневой, навскидку назвать никого не могла.
– А… Кабаниха! – пробормотала она в некоторой растерянности.
И тут же поняла, что ошиблась.
«Грозу» она обожала и, еще когда вела дневник, время от времени писала на его страничках своим четким почерком слова главной героини: «Отчего люди не летают, как птицы?» А вот батюшка сильно недолюбливал господина Островского вообще, а эту вещь в особенности. Катерина была в его глазах безмозглой потаскухой, которую от доброго и надежного мужа увел никчемный слизняк; ну а уж сам Борис, возлюбленный Кати…
– Вот то-то и оно, – проворчал он. – Больше и вспомнить нечего!
– Но ведь есть такие! – почти возмутилась Маша.
– Ты права, ба… женщины в нашем купеческом деле наличествуют, – согласился отец, согнав суровость с лица. – Само собой, не такие, как у этого вашего Чернышовского. Так вот, расскажу тебе, как оно бывает. Сейчас, дочка, я объясню, оттуда они берутся, а ты уж сама поймешь, что да как и почему. Если, скажем, купец, обычно не такой молодой, женится на умной барышне из такой же купеческой семьи. Лет десять она ведет его дом, растит деток и одновременно приглядывается к мужниным делам. Потом муж начинает доверять женке присматривать за делами в свое отсутствие, когда за товаром уехал или еще куда. Не за важными делами, само собой, попервости. Но потом и до серьезных вещей доходит. А когда годков двадцать, а то и тридцать пробежит… Бывает, что помирает купчина, и вдова берет дело в свои руки, а бывает стар стал и хворает, и тогда жена делами заправляет с сыновьями…. Аль с зятьями, коли дочек одних Бог послал! – чуть посмурнев, добавил Воронов. – Вот только так в купчихи и выходят и никак иначе. Если, доченька, я тебя сейчас обучать возьмусь, ты только лет через десять, а то и пятнадцать на что-то годиться станешь. Вся увянешь, усохнешь и пожелтеешь, а чего лучше, так и чахотку наживешь. А я вот, знаешь, хочу еще на свадьбе твоей погулять, внуков потетешкать… – добродушно закончил он и хлопнул ладонью по столу, показывая, что разговор окончен.
В тот раз Маша, может, и не соглашаясь с отцом до конца, все же признала, что в его словах есть некий резон.
Но теперь как же она злилась и на отца, и на себя, что не настояла в тот раз! Может быть, теперь она смогла бы взять дело в свои руки, пусть и не сразу, пусть с помощью друзей и компаньонов батюшки. А теперь она беспомощна и всецело во власти Арбенина.
Решительно встав, она перекрестилась, поклоняясь до земли…
Помолчала с минуту, потом прошептала:
– Прости, батюшка!
В чуткой тишине утра голос прозвучал глухо и хрипло. Куда и пропал её прежний, ясный и звонкий голос?
Помолчав еще, девушка повторила громче:
– Прости, батюшка!
И зарыдала, горько, по-бабьи всхлипывая. Ибо как ей ни тяжело, а придется нарушить последнюю волю отца. Они с Дмитрием должны быть вместе до гроба, и они будут вместе!
Сорок восемь дней спустя
Облачившись в скромного вида дорожный костюм, Мария в последний раз оглядела себя с головы до ног. Через десять, нет, через восемь минут она уйдет отсюда и больше не вернется.
Всю ночь укладывала и перекладывала вещи, которые они с Мартой отобрали или купили для её побега. Шерстяное теплое белье. Меховую куртку мехом вниз. Толстые одеяла. Сетку от комаров. Несессер. Сухофрукты и консервы на случай, если еда на пароходе будет несъедобной. Муфту и перчатки. Оренбургский платок. И наконец, романовский полушубок – теплый и легкий, валенки и ватные брюки. Отдельно – заграничный паспорт, выправленный для поездки в Париж с тетей Христиной, которую батюшка обещал ей в сентябре…
– А зачем штаны? – удивилась горничная.
– Так надо, Марта, так надо. Как пишут в газетах, там бывают морозы по тридцать и даже сорок градусов Цельсия. Лучше уж носить штаны, как мужчине, чем замерзнуть насмерть.
– Да, но сейчас лето! – удивленно воскликнула наперсница.
– Там и летом бывает холодно. Обязательно положи, мало ли что может случиться.
Марта, вздохнув, упаковала мужскую одежду в кофр.
Воронова решила взять с собой восемь тысяч рублей наличными. Больше не набралось. В основном это были деньги, вырученные от продажи драгоценностей, которые Михаил Еремеевич покупал своей дочери в течение долгих лет. Мария продала даже обручальное кольцо Арбенина, хотя собиралась его вернуть.
По дороге она заедет в банк и обменяет рубли на фунты стерлингов и марки. Уложила деньги в широкий кожаный пояс, купленный в магазине спортивных и охотничьих товаров Гаммера. Марта настаивала на том, чтобы Мария надела его прямо на голое тело, под одежду, чтобы не обокрали.
Барышня засмеялась.
– А если мне понадобится заплатить за что-нибудь на пароходе? Что же я должна буду задрать юбку, чтобы достать деньги? Что обо мне подумают?
– Положите немного денег в портмоне, и все дела. Христина Ивановна всегда так делала, если ехала куда.
– Ну, значит, надену, ты права.
Мария в нетерпении ходила взад и вперед по комнате. Через пять минут она ждала прихода третьего невольного участника их заговора, заранее нанятого Мартой извозчика, в чьи обязанности входило отвезти Воронову в порт. Через час она должна отплыть. Не на Аляску, конечно, а в Гамбург, откуда отправляется большая часть пароходов из Европы в Америку. Можно было, конечно, избрать Гавр или Ливерпуль, но до них дальше, а цены побольше. Дальше – через всю Америку по железной дороге до Сан-Франциско. И лишь оттуда она отправится в страну золотых приисков и бывшее русское владение. Искать любимого.
– Мария Михайловна? Пора ехать.
– Марта, что, неужели пора?
– Да.
Девушки обнялись. Марта чуть не заплакала.
Потом Маша коротко перекрестилась на икону, прошептав слова молитвы.
– Ну вот, я уезжаю. – Глаза её были уже сухи. – Береги тетю Христину. Скажи ей, что я… что я должна была так поступить. Она не может не понять. Я очень люблю Дмитрия и хочу быть с ним. Объясни ей это! Ну, присядем на дорожку…
Часть вторая
Ветры Аляски
1898 год, август, Сан-Франциско
Утренний туман белой ватой лежал на низких волнах, но в порту уже по-муравьиному суетился народ. Люди энергично толкались и пихались, чтобы пробиться ближе к кораблям, мешая проехать телегам и пробиться грузчикам.
Мария напряженно вглядывалась в толпу, думая о том, как сейчас поживает тетя Христина и не пострадала ли Марта – с разгневанной тетушки стало бы прогнать бедолагу, несмотря на оставленное письмо, в коем девушка брала всю вину на себя.
– Посмотрите на них, – говорил между тем пароходный агент Джим Прайс, взявшийся за три доллара помочь ей с посадкой. – Они готовы давить и топтать друг друга, как взбесившееся стадо, чтобы добраться до Юкона. Хотя стадо и есть! Что делает с людьми золото! Я читал в газете заметку о человеке, который нашел самородок весом в четыреста унций! Размером с небольшую дыню, даже больше.
Прайс осторожно прокладывал путь через толпу.