Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена. Страница 75
– Как?!
– Тебе-то какое дело? Сама дите выращу.
И по ее последним словам Тимофей понял – ребенок от него. Тоном, требовавшим ответа, спросил:
– Когда?
– А последнюю нашу ночь помнишь… Не береглась я тогда. Впрочем, не твое это теперь дело.
Тимофей подумал о том, что ждет его Машу в Риге: гнев толпы, всеобщее презрение к женщине, родившей ребенка без мужа. А еще на мгновенье раньше на душе впервые за последнюю неделю вдруг стало очень легко. Ибо всё теперь, наконец, стало понятно, просто и хорошо.
– Не надо тебе готовить, – сказал он, перейдя на русский. – Тебе вообще работать сейчас совсем не надо. Слуга Ганс меня, как положено, накормит. А ты пока лучше собирайся. Завтра утром ведь выезжаем. До Пскова путь для тебя труден будет, подумай, что взять, если купить чего надобно, подскажи.
– А для чего мне в Псков? – Мария тоже перешла на русский, и Выходец обратил внимание на то, что она за последние три года стала говорить на этом языке значительно лучше.
– Не здесь же венчаться. В Пскове свадьбу играть будем.
– Так я же не православная!
– А предки твои кто? Перекрестишься.
Тимофей подошел к Марии:
– Машенька, ты ходи осторожно, береги ребеночка нашего!
И нежно поцеловал ее.
– Только я тебя все-таки покормлю, – оставила последнее слово за собой его невеста. – Не годится жене это другим поручать.
И по тому, как она произнесла слово «жене», сообразил Выходец: а ведь ждала, надеялась.
На первый этаж они спустились спокойные и улыбающиеся.
Там почему-то царила напряженная тишина.
– Пан Казимеж, – сказала Ванда, – позволь мне поговорить с купцом, что привез меня в Ригу.
– Пан купец, – тут же вскочил молодой гусар, – вы поступили так благородно, спасли пани Ванду. Вы вели себя, как настоящий шляхтич. Быть может, вам нужны деньги?
– А что ответил бы на такой вопрос польский шляхтич? – спросил в ответ Тимофей.
Хоть и некорректно ответил Тимофей, так как сам дворянином не был, но незнакомый ему шляхтич смутился. Мария, не сказав ни слова, с тревогой в душе пошла на кухню, а Ванда и Тимофей направились к выходу, ибо больше им поговорить было негде.
«Хорошо хоть день выдался погожий, солнышко выглядывало, – подумала Ванда. – А то ты, Вандочка, замерзла бы ты, горячка бы началась».
Впрочем, Ванда не учла, что солнце уже заходит, и на улице стало намного холоднее. Так что пришлось ей несколько минут померзнуть.
А Тимофей лихорадочно думал: «Господи, да что же это такое! С Вандой о чем мне теперь говорить?!» И тут он вспомнил о словах Марии: мол, к Ванде посватался пан Тоцкий. Поначалу Выходец не придал этому значения, теперь же схватился за них, как за соломинку. На крыльце Тимофей тихонько спросил:
– Значит, пан Тоцкий решил на тебе жениться?
– Да, – опустила глаза красавица Ванда. – Хочешь сказать: хороша, мол, – оставь невесту на пару часов, а ей уже руку и сердце предлагают?! Ты не думай ничего плохого, любимый, я с ним и знакомиться не хотела.
– Подожди. А правда, что он очень знатен и богат?
– Он – сын самого богатого человека Польши. Но ты пойми, я не дала согласия.
– Ну и дура!
Пани Ванда опешила. Она с изумлением смотрела на Тимофея: что за чушь несет ее жених?!
– Княжич сделал тебе предложение, а ты выкобениваешься, – Тимофей умышленно говорил предельно жестко. – Подумай о будущем. Откажешься ты сейчас, потом, всю жизнь будешь жалеть о своем решении. Меня ни в один шляхетский дом не пустят, кто я такой?! Пройдет год-два, тебе станет тоскливо в твоей захолустной деревне, будешь представлять, как блистала бы при королевском дворе, если бы выбрала пана Тоцкого. Страсть через годик-два пройдет и что останется…
– А как же ты? – с нежностью спросила пани Комарская. – И мне будет не хватать твоих ласк.
– А я буду, если ты отвергнешь князя Тоцкого, смотреть, как ты киснешь в деревенской глуши и страдаешь. И сам оттого буду страдать неимоверно. Когда же через три года ты от печали своей начнешь меня поедом есть, повешусь с горя. Будто я не видел, как такое бывает?
Что бывает и где он это видел, Выходец не объяснил. Вместо этого добавил:
– Соглашайся же, на предложение княжича, дура!
– Думаешь, надо? – спросила Ванда и с огромной грустью в глазах посмотрела на него.
– Надо! – рявкнул Тимофей.
– Хорошо, – Ванда покорилась судьбе.
Неожиданно на глазах ее появились слезы и Тимофей заколебался: «А правильно ли я поступаю?».
Через минуту шляхтянка утерла слезки и вдруг стала снимать с руки своей обручальное кольцо, которое когда-то подарил ей покойный супруг – пан Анджей.
– Возьми! Надеюсь, что ты встретишь женщину, более верную и достойную, чем я. Тогда ты подаришь ей это колечко…
Молодая вдова повернулась и, больше ни слова не говоря, пошла к пану Тоцкому. А Тимофей смотрел ей вслед и появились у него греховные мысли. Он вновь видел прекрасную полячку обнаженной, отдающейся ему, и подумал: «Я всё сейчас делаю правильно. Делаю то, что должен. Но всё же до чего жаль! И, возможно, что жалеть буду всю оставшуюся жизнь».
Войдя в каминный зал, красавица пояснила пану Тоцкому:
– Я поблагодарила русского купца за спасение и подарила ему золотое кольцо на память. Деньги он никогда в жизни не взял бы, а это – хоть какой-то подарок.
– Да у тебя, пани Ванда, ума палата. Ты не только прекрасна, но и умна, как царь Соломон. – восторженно произнес князь Казимеж Тоцкий.
– Кстати, – небрежно, словно о пустячке сказала Ванда Комарская. – Насчет твоего предложения, Казимеж. Я согласна!
Молодой человек тут же вскочил со счастливой улыбкой.
– Виват Ванда! – польские гусары подняли кубки и выпили стоя.
Пани Комарская встревожилась: как бы ее жених на радостях не напился…
Тем временем Маша на втором этаже кормила Тимофея на западный манер: копченой свининой с сырыми овощами. Тимофей ел и думал: все-таки хорошо готовит его невеста. Не прогадал!
А Маша угощала любимого и говорила:
– Тима, а ты знаешь, кто этот князь Тоцкий, отец Казимежа – жениха пани Комарской? Это – не просто князь, он самый богатый человек в Речи Посполитой, советник короля. В Риге ходят слухи, что он может даже стать канцлером в случае смерти старого пана Замойского.
– Да нам-то какое то этого дела, Машенька? – не мог понять Тимофей, почему его невеста возвращается к щекотливой теме.
– Какое дело?! Ты что не понял? Если пани Ванда будет жить в его дворце, она станет очень много знать о политике Речи Посполитой.
– И что?
– Так ты ведь по торговым делам можешь ездить и в Варшаву. Глядишь, по старой дружбе что-нибудь да и расскажет.
Об этом Тимофей не подумал.
– А ревновать не будешь?
– Во-первых, поздно ревновать, уже ведь согрешил с ней, прелюбодей. – А во-вторых, ежели для дела полезно и тебе приятно, то разве верная жена ревновать может? Что тебе хорошо, то и мне хорошо должно быть, – Маша заранее давала индульгенцию на все возможные измены мужа в будущем.
Тимофей был ошарашен. Подумал про себя: «Ох, дурак! Ты сам чуть не отказался от такого сокровища, как Маша. Как ты мог?!».
Заметим, что в тот момент купец был так же искренен перед самим собой, как и полчаса назад, когда сожалел о расставании с Вандой. Ибо, поскольку чаша весов колебалась, он намного большие симпатии испытывал к той из своих женщин, что находилась в данный момент рядом с ним.
После ужина фрау Мария объявила рыжебородому Гансу:
Мы с Тимофеем уезжаем. Навсегда.
Шокированный слуга пришел в ужас:
– А как же постоялый двор? И куда меня – на улицу?!
– Сейчас напишем договор. Ты, Ганс, станешь управлять постоялым двором. Я на себя тратила 6 серебряных талеров в месяц, ты же будешь платить мне за аренду 2 талера в месяц. Остальное – твое. Сможешь найти себе молодую жену, она станет помогать тебе на кухне. Деньги будешь отдавать, когда Тимофей будет в Риге.
– Жену?! А я ведь любил тебя все эти годы… – растерянно сказал Ганс.