Державы верные сыны - Бутенко Владимир Павлович. Страница 46

Зорич по-прежнему улыбался, но искоса следил за дверью, ожидая нападения ее дружков. Признание красавицы ошеломило его, человека опытного, с крепкими нервами. Впрочем, колебался он всего секунду. Отступать было бессмысленно.

– Да, вы правы. Меня зовут Александром, и я русский.

– В вас течет шляхетская кровь! А служите нашим врагам… Об этом Сикорский знает. От пана Манульского, который прибыл вчера. Они намерены вас прикончить… Я предупредила. Обязывал родственный долг. Мне пора. – Ядвига одним движением спрятала лицо под темной вуалью и поднялась. – Не сочтите мой приход за слабость. Польша для меня дороже жизни!

– Ответьте только на один вопрос, – поспешно сказал Зорич, также встав. – Пан Ярошевский ваш муж?

На сей раз вздрогнула от неожиданности Ядвига и, помедлив, произнесла с вызовом:

– Вам, действительно, немало известно… У меня иное представление о мужчине, который мог бы нравиться… Не провожайте!

Зорич смотрел на нее, любовался ее легкой походкой до тех пор, пока не скользнула за наружную дверь. А затем с сожалением перевел взгляд на два чудесных бокала синего муранского стекла и на стоящий посреди стола такой же, искусно сделанный графин с нетронутым вином, и ясно осознал, что приход Ядвиги был действительно тайным. И только редчайшее совпадение помогло ему распутать неведомый клубок интриги…

Тот, кто впервые попадал на Венецианский карнавал, утрачивал на время обычное представление о мире, оказываясь в эпицентре этого феерического зрелища. Вместо людей город наполнялся неведомыми существами, облаченными в «баутту» – черно-белый наряд, состоящий из светлой атласной маски, черного плаща, вуали, шляпы с серебряными галунами, блестящих туфель и белых шелковых чулок. Впрочем, этим одеянием празднующие не ограничивались. Экстравагантные костюмы потрясали воображение и венецианцев, склонных к изобретательности, и многочисленных гостей. Но сильней всего поражала свобода в отношениях между костюмированными участниками карнавала. Каждый делал то, чего ему хотелось. Не было предела ни в чревоугодии, ни в любовных утехах, ни в пирушках! Совершалось это открыто и без всякого стеснения, так что парочкам, прилюдно занимающимся любовью, поневоле приходилось выслушивать циничные советы и замечания. Невообразимый гам сотрясал город, уличные клоуны и канатные плясуны до изнеможения смешили прохожих, виночерпии не успевали разливать тосканское по кувшинам и бутылкам, а на площадях, где давал представление театр комедии дель Арте, протиснуться было невозможно, потому что места зрителями занимались заранее. Особенное столпотворение было в центре города, на площади Сан-Марко. Несмотря на то, что здесь находилась гвардия дожа Мочениго и гости иностранцы, простой люд упрямо ломился, желая посмотреть представление заезжих комедиантов…

Александр в сопровождении двух матроса из охраны Орлова, одетых пиратами, пришел на площадь Сан-Марко часа через три после начала карнавала, но протиснуться к сцене оказалось весьма непросто. Тумаки, удары локтями, шиканье и брань захмелевших зрителей сыпались на него, пока со спутниками пробирались вперед. Только вблизи сцены он заметил, что здание Прокурации прикрыто оцеплением из солдат, чтобы высокопоставленные особы могли свободно подходить к театральному помосту и наблюдать за зрелищем. Среди стоящих там Орлова, к счастью, не было. Глазели на выходки скупого Панталоне и занудливого Доктора, одетого в традиционный черный костюм с белым воротником, всего несколько костюмированных венецианцев и двое тощих англичан, морских офицеров, судя по форме. Они, узколицые, с козлиными бороденками, чопорные, и без карнавальных костюмов выглядели презабавно.

Александр сосредоточил взгляд на сцене. К играющим присоединился красавчик Бригелла, хитроумно разгадавший ловушку, в которую хотели заманить два старика. Его реплики и шутки зрители воспринимали с одобрительными криками. Вдруг на сцену по-заячьи выскочил его слуга, Арлекин, в пестром лоскутном наряде и, корча рожи, бормоча несуразицу, забегал в наклонку по сцене. Дикий хохот накрыл площадь. «Где моя Изабелла?» – вскричал красавчик и тронул свои пышные усы. Арлекин метал петли, пока не сделал ловкий переворот через голову и не встал на ноги. На отработанный трюк публика ответила радостным оживлением. Бригелла повторил свой вопрос, и вновь дурашливый слуга ничего не ответил. Тут появилась Коломбина, служанка, с корзинкой фиалок, и Бригелла воспылал к ней страстью, разразился монологом влюбленного.

– Стоим уже час, – посетовала маска рядом с Александром, взглянув на Часовую башню, возвышающуюся над площадью. – Где же Изабелла? Она до сих пор не появлялась. Говорят, очень смазливая!

Спутник ответил циничным намеком и, засмеявшись, они двинулись прочь от сцены, проламывая дорогу крепкими руками.

Минул еще час. Встревоженный тем, что Ядвига не участвует в спектакле, Зорич стал обдумывать ситуацию. Он был в полумаске, в плаще, и узнать его было немудрено. То, что за ним следили, Александр догадался еще вчера, когда подходил к своей гостинице. Вдруг кто-то тронул за плечо, он оглянулся и увидел девушку в голубой тунике, лицо которой скрывала маска.

– О, господин, с вами желает встретиться моя хозяйка! – голосом, полным фальшивой ласки, сообщила римлянка. – Она молода и божественно красива, и знакома вам.

– Знакома? – насторожился Александр, и невольно рука потянулась к поясу, где под плащом хранился кинжал.

– О, да! Следуйте за мной. Вы не пожалеете!

Он сразу догадался, что девушка подослана. Кем? Неужели Ядвигой? Или теми, кому его пребывание в Венеции не дает покоя. И его хотят увести с площади как раз в тот момент, когда может появиться свита Орлова-Чесменского. Впрочем, оставаться не у дел также бесполезно, если отсутствуют или скрываются под масками главные участники заговора. Зорич оглянулся на своих спутников, «пираты» уловили его красноречивый строгий взгляд.

Костюмированная римлянка провела мимо Дворца дожей, мимо тюрьмы к дальнему мосту, где свернула в сумрачную улочку. Пахнуло застоявшейся сыростью. Вода канала мелко зыбилась. Одолев еще один крутой мостик, они подошли к старому зданию, возле которого возвышался каменный колодец для сбора пресной воды. Судя по вывеске, здесь был приют для бедняков.

– Сюда, – указала, собираясь уходить, провожатая. – С вас денежка! А кто ждет – не мое дело!

Зорич протянул ей монету и, обернувшись, заметил невдалеке своих матросов.

Тяжелая дверь под рукой Александра, скрипнув, подалась, и он очутился в темном коридорчике, соединенном с комнатой. В узкое окно едва проникал свет, его точно не хватало в этом просторном помещении. И лица людей, вдруг представших пред ним, были бледны и расплывчаты. Он, с замершим сердцем, узнал всех: и мнимого Сикорского, и пана Манульского. «Цирковой стрелок» вскинул пистолет, как бы предупреждая малейшее движение вошедшего, с усмешкой заговорил по-французски:

– Мсье не ожидал такой встречи?

– Я не понимаю, господа, в чем дело? Вот и пан Манульский меня было заподозрил. Тоже хотел арестовать, – с резкой иронией возразил Александр.

– Вы хорошо владеете собой, милостивый государь, но… Finita la comedia! [48]

В запертую дверь, ведущую из соседней комнаты, кто-то сильно застучал и раздался голос Ядвиги:

– Это не я! Они выследили…

– Вот как? – подхватил Зорич. – Стоит ли ревновать женщину, которая всего-навсего минуту беседовала с мужчиной, господин Сикорский?

– Когда наша венская патриотка передала, что вы интересуетесь поляками, направляющимися в Италию, мы еще не знали, с кем имеем дело. Но… Вы просчитались! Спасти Орлова уже не удастся! Человек из свиты дожа предупредит, когда этот обжора встанет из-за стола и появится на площади. Мы достойно его встретим! В монету я попадаю с тридцати шагов.

– Жаль, я не прикончил тебя, подлый шпион, у себя дома! – заорал, выступив вперед, Манульский. – Ну, теперь попался!